Гнеда заставила себя поднять глаза на сида. Ей всегда было трудно выдерживать ледяной взор опекуна, но сейчас она была обязана это сделать.
Обида зарождалась в животе, поднимаясь все выше. Нет! Это не то чувство, что она могла показать ему. Гнеда судорожно выдохнула и добела сжала пальцы. Гнев и ненависть – вот что должно править ее рассудком.
– Ты выглядишь вполне сносно.
Неужели Фиргалл мог несколько дней назад увлеченно рассказывать ей про звезды голосом, в котором не было этого яда?
– Послушать моего сына, так ты была живым мертвецом, когда он встретил тебя.
Гнеда сглотнула и стиснула зубы.
– Зачем ты так поступил со мной?
Вместо предполагаемой холодности девушка услышала в своих словах укор. Она совсем не умела притворяться, не стоило и пробовать.
Фиргалл криво усмехнулся и поднялся. Серебристая свита сидела на нем как влитая, подчеркивая крепкий стройный стан.
– Я преподал тебе урок, а ты, вместо того чтобы извлечь из него пользу, лишь лелеешь свою обиду. – Он заложил руки за спину и принялся мерить шагами светлицу. – Никому нельзя доверять. Не в твоем положении. Ты можешь рассчитывать только на себя.
Он резко повернул голову, и это хищное движение напомнило ей Гобахана.
– Но это был ты! – с упреком начала Гнеда, но сид тут же перебил ее:
– Небеса, да ты проспала полдороги! Почему ты полагаешь, что со мной находишься в безопасности? Да, мы во владениях моего отца, но кто знает, на что готовы пойти люди Финтана? Ты хоть раз видела, чтобы я терял бдительность, даже на миг? Достаточно одной метко пущенной стрелы, и меня больше не будет рядом.
Он снова замолчал и продолжил ходить, глядя себе под ноги. Гнеда провела тыльной стороной ладони по обветренным губам. В горле так пересохло, что она отдала бы что угодно за глоток воды.
– Ты мог сказать об этом, а не бросать в одиночестве и неизвестности!
– Да, но ты бы пропустила мои слова мимо ушей. Речи – это пустое, ничто не научит тебя лучше собственного опыта. Конечно, разве стоит заботиться о безопасности, трудиться запоминать дорогу, вообще узнавать, куда и зачем тебя везут? – Он резко всплеснул рукой, прежде чем вернуть ее за спину. – Ведь рядом всегда оказывается кто-то, жаждущий тебе помочь!
Его уничижительный намек покоробил Гнеду.
– Если бы Айфэ не нашел меня… – ее голос пресекся, и девушка поспешила прикрыть рот рукой.
– О, ты скорее умрешь от жалости к себе, чем от чего-то иного! – вспылил Фиргалл, и его глаза блеснули раздражением. – Он встретил тебя на тропе к усадьбе, ты была на правильном пути! – выплюнул сид. – Еще немного, и ты бы вернулась сама. Но разумеется, это бы лишило тебя удовольствия быть спасенной. – Фиргалл с издевкой протянул последнее слово. – Если бы только твой отец мог видеть тебя сейчас!
Глаза Гнеды расширились, а кровь прихлынула к лицу. Она вскочила, вытянув руки со сжатыми кулаками вдоль тела, и выкрикнула:
– Мой отец никогда бы так не поступил со мной!
Фиргалл остановился, глядя на нее со странным выражением, которое Гнеда не могла распознать.
– Меня оставили в лесу, когда я встречал десятую зиму, – процедил он сквозь зубы. Ярость потихоньку отступала, и девушка заметила, что сид побледнел. – Я не делал с тобой ничего, через что не прошел бы сам. Ты должна быть готова, выйдя из дому, больше туда не вернуться. Ты обязана осознавать, что происходит вокруг, а не предаваться вместо этого бесполезным мечтаниям. Ты должна уметь постоять за себя. Выжить в одиночестве. А самое главное, – он смерил ее темным взглядом, – ты должна быть сильной. Страх, обида, жалость к себе – это слабость.
Гнеда несколько мгновений молча смотрела на сида, тщетно пытаясь пробить невидимую стену за его глазами.
– А жалость к другим, Фиргалл? – Ее голос подрагивал, а губы не слушались. – Жалость к другим – это тоже слабость?
– Еще какая, – тихо ответил он и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
После произошедшего Гнеда почти перестала видеть Айфэ. Он больше не приходил, чтобы взять ее на прогулку, не проведывал в конюшне, когда девушка ухаживала за Пламенем, не появлялся, как это бывало прежде, из ниоткуда, чтобы увлечь с собой на рыбалку или в свое тайное укрытие на дереве, где они могли часами наблюдать за птицами и разговаривать обо всем на свете.
Занятия с Фиргаллом между тем шли своим чередом, так, словно ничего не случилось. Пожалуй, сид был сильнее, чем обычно, замкнут и сдержан, но он и до этого не отличался особенной душевностью.
Спустя несколько дней после возвращения в поместье Гнеда обнаружила в своей горнице незнакомый короб, который оказался набит новыми уборами и украшениями. Девушка, не надевавшая почти ничего, кроме пары самых простых нарядов, печально усмехнулась, поглаживая блестящую вышивку на веселой изумрудной ткани. Кажется, Фиргалл решил откупиться от нее.
Страда и сбор урожая были закончены, скотина сбавлена, закрома заполнены. Вознаграждая своих людей за благополучное завершение летних работ, Фиргалл распорядился приготовить щедрый пир. Гуляния длились несколько дней и напомнили Гнеде Дожинки[60], что устраивались в Перебродах. Обычно она с нетерпением ждала этого времени, когда в деревне накрывались длинные столы, начинались игры и пляски вокруг высоких костров, но нынче, без Айфэ, бывшего ее проводником в чужом мире, она чувствовала себя лишней.
Гнеда стремилась убежать как можно дальше от незнакомых песен, от торжества труда, в котором не участвовала, от запаха жареных лесных орехов и печеных яблок, от радости, которую не могла разделить. Девушка оседлывала Пламеня и проводила целый день в голых полях или предгорьях, скитаясь от озера к озеру, где раньше они ездили вместе с Айфэ, или запиралась с книгами в своей светлице. Кажется, никто не заботился о том, где она и чем занята.
Айфэ появился, когда оттепели прекратились и земля, укрывшись снежным пуховым одеялом, заснула до следующей весны. Гнеда и Финд пряли у очага в теплых общих покоях, и служанке потребовался только один взгляд, чтобы, отложив веретено, тут же безмолвно удалиться, оставив друзей наедине. Хоть Гнеда и преуспевала в изучении языка сидов, им с Финд не нужны были слова, чтобы понять друг друга.
Поклонившись, Айфэ сел рядом и взял ладони Гнеды в свои. Глаза юноши пристально изучали ее лицо, словно старались запечатлеть в памяти каждую черту.
– Я скучала по тебе! – прервала молчание Гнеда.
– Я ездил по поручениям отца и не успел попрощаться, но делаю это сейчас.
Брови Гнеды изогнулись.
– Прощаешься?
– Я отбываю с рассветом.
– Но ты только вернулся!
В ее голосе послышалась мольба, и девушка прокляла себя за это, заметив, как дрогнули губы Айфэ.
– Дела с Аэдом идут не так гладко, как отцу бы хотелось.
Он теребил запястье из красно-зеленых ниток на руке Гнеды, избегая ее взгляда.
– Мой дед не спешит раскрывать для меня объятья? – усмехнулась девушка и поймала на себе удивленный взор Айфэ.
– Ты ожесточилась, – неодобрительно заметил он, выпуская ее ладони.
– Разве это не унизительно? Навязываться ему.
– Ты требуешь вернуть то, что принадлежит тебе по праву, и только, – холодно ответил молодой сид, и Гнеда знала, что его резкость обращена не к ней.
– Когда тебя ждать?
Айфэ немного помолчал, словно сомневаясь, как ответить.
– Я надеялся провести зиму дома, рядом с Эмер.
Гнеда видела, что он разрывается, мучимый изнутри противоречивыми чувствами.
– Конечно, ты давно не видел ее, – ответила она, попытавшись улыбнуться.
Юноша вздохнул.
– Мне не хотелось бы оставлять тебя именно теперь. Ты обижена на отца и считаешь себя преданной.
Гнеда вспыхнула, когда он так легко облек в слова мучившие ее чувства.
– Поверь, он сделал это из лучших побуждений. Я знаю, каково тебе.
Гнеда нахмурилась в немом вопросе, и Айфэ еле заметно улыбнулся.
– Я тоже прошел через это. Правда, на моем пути домой стояло трое воинов. – В его словах просквозила отжитая горечь. – Он завязал мне глаза и отвез на остров. Я знал, что таков обычай и мне суждено рано или поздно пройти испытание, но все равно это случилось неожиданно. И… Я думал, что никогда не прощу его. Отец вдруг стал совсем другой, он не говорил со мной, не отвечал, когда я звал его, не прикасался ко мне. Так, словно я перестал существовать. – Айфэ сглотнул. – Думаю, я и вправду умер для него до тех пор, пока снова не переступил порога другим человеком. Повзрослевшим. Новым.
Юноша снова посмотрел на Гнеду и улыбнулся своей согревающей душу улыбкой. Воспоминание было мимолетным и уже оставило его очи. Он положил руку на плечо девушки и крепко сжал его.
– Гнеда, верь мне, Фиргалл заботится о тебе. Если понадобится, он отдаст свою жизнь ради тебя. Мне так жаль, что я должен уехать. – Второй рукой Айфэ погладил девушку по голове, как будто она была маленьким ребенком. – Тебе придется попрощаться с Гобаханом, отец отсылает его в дар князю.
В ответ на беспомощный взгляд Гнеды юноша лишь слабо улыбнулся.
– Ты сестра мне.
Айфэ запечатлел на ее лбу легкий, как касание пера, поцелуй и поднялся, оставив после себя свежий и тревожащий запах снега.
16. Оттепель
С отъездом Айфэ жизнь Гнеды постепенно упорядочилась, как река, приспособившаяся к новому руслу после паводка. Свою тоску по другу она заглушала, продолжая разведывать окрестности, осторожно выходя за те границы, которых они успели достигнуть с Айфэ. Лес больше не пугал Гнеду, но сид остерег ее от близких к горам прогулок, рассказав, как опасен бывает неожиданный сход снега с вершин.
Незаметно девушка стала все больше времени проводить подле опекуна. Его повалуша была самой теплой и хорошо освещенной частью дома, и сид, кажется, не имел ничего против того, чтобы его воспитанница приходила сюда читать или прясть зимними вечерами, и часто можно было наблюдать, как две головы, золотисто-медовая и угольно-черная, склонялись в разных концах горницы каждая над своим занятием.