более-менее возвышенное место, и они привычно устраивали суровые постели, подгребая под себя свалявшуюся хвою и пахнущий грибами мох, и, не разводя костра, ломтевали свои скромные припасы. Злой, возвращаясь с охоты, тоже пристраивался неподалеку и после обстоятельного обряда чистки клюва и оперения задремывал на ближайшем дереве.
Сид, казалось, вовсе перестал смыкать глаза, отговариваясь необходимостью оставлять дозор на время сна. Гнеда воинственно возразила, что бремя ночного бдения следовало разделить поровну, и была удивлена, когда Фиргалл покорно прикорнул на своей лежанке. Резко проснувшись спустя несколько часов и осознав, что постыднейшим образом задремала, девушка услышала тихий, слегка задумчивый голос:
– Спи, до рассвета еще далеко.
На исходе была вторая седмица путешествия, и, по расчетам Фиргалла, вскоре им предстояло выехать из Лихоманника и повернуть на запад, где начиналась дорога на Стародуб. Новый день занимался довольно непримечательным образом, и ничто не выделяло его из вереницы таких же однообразных будней. Гнеде уже начинало казаться, что мрачный неприветливый лес никогда не кончится, когда спутники неожиданно выехали на открытую, освещенную солнцем поляну. Бабочки-белянки кружились в причудливом танце над искрами звездчатки и желтыми пятнами ястребинки, и этот вид настолько разнился с унынием предыдущих дней, что девушка, не помня себя от внезапно нахлынувшего восторга, сорвалась со спины Пламеня, кубарем скатившись в высокую траву. Фиргалл даже не успел окликнуть ее, когда послышалось шипение воздуха, рассекаемого стремительным полетом. Одновременно раздался надрывный крик пустельги.
Гнеда в испуге выпрямилась, все еще касаясь руками пурпурных столбиков дербенника. Улыбка так и застыла на губах, не успевая угаснуть вслед за глазами.
Обе лошади стояли с пустыми седлами. Фиргалла нигде не было видно.
Девушка замерла, потерянно глядя перед собой. Осознание случившейся беды затопило Гнеду тем оглушительнее, чем счастливей она была лишь миг назад.
Два долгих шага к Ска.
Гнеда уже знала, куда надо смотреть.
Сид лежал на земле за оградой иссохшихся былин, что стояли колом, определяя очертания его не успевшего подготовиться к падению тела. Прямо из груди торчало длинное древко, и ветер равнодушно шевелил перья орлана-белохвоста, из которых вырастало красноватое ушко стрелы.
Гнеда бухнулась на колени, в ужасе приближая трясущиеся руки к бездвижно лежащему опекуну. Из его горла раздался хрип, запекшиеся губы с трудом разделились, и девушка услышала то, во что превратился серебристый голос:
– Беги… Беги же!..
Она отпрянула, вскочив на ноги, и тут же обернулась, спиной почувствовав угрозу.
На нее надвигались сразу двое. Рослые мужчины, одетые по-дорожному – в штаны, мягкие кожаные сапоги, темные рубахи и короткие плащи. У одного, что был на полголовы выше сообщника, на перекидном ремне у левого бедра висело крепкое налучие, из которого торчало плечо лука, пославшего смертоносную стрелу Фиргаллу. Справа его хлопал по ноге набитый колчан. У второго на перевязи Гнеда заметила ножны. Они шли на плюгавого мальчишку, поэтому даже не потрудились вооружиться, справедливо посчитав, что обойдутся голыми руками. Шли спокойным, размеренным шагом, постепенно немного расходясь в стороны, окружая на всякий случай. На рожах всплыли приторные ухмылки.
Гнеда запоздало рванулась, отчаянно пригнувшись в надежде увернуться от метнувшейся к ней лапы.
– Лови щенка! – услышала девушка позади себя сиплый голос.
На ней были лишь подпоясанная рубаха и штаны, делавшие стать неясной. Волосы скрывала войлочная шапка, грозившая слететь на бегу. В голове мелькнула трусливая мысль: лучше было сразу умереть там, парнем. Теперь-то они догонят, и тогда про легкую мужскую смерть можно забыть.
Гнеда всегда бегала ладно. Детство в Перебродах научило. Попробуй-ка защитись от целой своры дюжих откормленных мальчишек! Только резвые ноги и выручали, ведь коли догонят, не отбиться. Вот и теперь она знала, что, если не вырвется от погони, – погибель.
Выгнувшись и наклонившись вперед, втянув голову в плечи, она неслась что было мочи, не разбирая дороги. Сзади слышались лишь бешеное шуршание травы и тяжелое дыхание. Как далеко находились преследователи, сказать стало невозможно, смятые колосья шипели под тремя парами ног, каждая из которых выстукивала собственный напев.
«Не упади!» – только и билось в сознании Гнеды.
Трава нещадно хлестала по лицу, но девушка ничего не замечала. Неожиданно совсем рядом, с хрустом прорываясь сквозь стебли, пронеслась стрела. Гнеда оставила ее без внимания.
Увернуться невозможно, оборачиваться нельзя.
Ноги стали уставать.
Долго не протянуть.
Внезапно из-за плеч донеслись досадливый крик и злая ругань. Второй голос что-то раздраженно бросил, но слова потонули в шуме шевелящейся травы. Кто-то подвернул ногу или упал – или и то и другое, злорадно подумала девушка, трезво сознавая: чтобы справиться с ней, вполне достаточно оставшегося.
Бежать становилось все трудней. Гнеда быстро провела рукой по лбу, чтобы вытереть пот, и боковым зрением заметила кровь на пальцах. Испуг оказался мимолетным. Она просто порезалась об осоку, нынче окружавшую ее со всех сторон. Девушка поймала себя на мысли, что недавно бежала по зарослям совсем других растений. Почти одновременно она поняла, что сапоги насквозь промокли.
Ошибиться было невозможно: Гнеда приближалась к болоту. Ступни уже вовсю хлюпали по влажной разбухшей почве. Трава редела. Узнать бы, кто из двоих завопил тогда, стрелец или мечник? Хотя какая разница. Сейчас ноги вынесут ее из и так уже жиденького рогозника, и останется только, как лягушке, скакать по трясине на радость окаянным. Им и подошв не придется марать. Тот, что повыше, вскинет лук, лениво прицелится, оттягивая упругую тетиву, и поминай как звали.
Отступать было некуда, и с вновь проснувшейся жаждой жизни Гнеда зашлепала по скользкой земле. Впереди замаячили объеденные лосями стебли пушицы, пять зазубренных листьев растопырил огнецвет. Девушка замерла, окидывая диким взором плавни.
Откровенно говоря, дрягвы она не так уж и боялась, несмотря на произошедшее в Кранн Улл. Каждую осень Кузнец брал маленькую Гнеду с собой на добычу руды. Вдвоем они отправлялись вниз по Листвянке, где в ее старице выросло огромное болото. Люди в Перебродах называли его Ягодным, хоть и никогда не ходили туда, сколько Гнеда себя помнила. Их и в Черноречье-то лишь самая крайняя нужда гнала, чего уж там говорить. Катбад болото никак не называл, зато там, в камышах, у него была припрятана лодка, сплетенная из ивовых прутьев. Сам он вооружался объемистым кованым черпаком, прилаженным на длинный деревянный шест. Гнеда сидела на дне лодки и обнимала большую корзину, обтянутую внутри порыжевшей кожей, куда Кузнец складывал добычу, извлеченную со дна трясины, – землистые избура-красные комья. «Вот, – говорил он, потряхивая пружинками золотых кудрей, и улыбка пересекала его загорелое лицо от уха до уха, – справим тебе славный наручень!» Катбад подмигивал ей, а девочка еще долго гадала, как из груды болотной грязи может выйти блестящее украшение.
Девушка нашла глазами веретье[69], поросшее багульником, и выбежала на гряду. Впервые за все это время она позволила себе оглянуться. В волнующейся осоке никого не было видно. Мелькнула шальная надежда, но в этот миг внизу что-то склизнуло, и правая нога по щиколотку ушла в топь, застряв в сплавине[70]. Пронзенная внезапной болью, Гнеда упала на второе колено. Не давая себе опомниться и стараясь не обращать внимания на жжение в бедре, она с силой выдернула ногу и бросилась вперед.
– Куда! – раздалось сзади.
Девушка не стала оборачиваться. Сейчас пустит стрелу в спину…
Теперь она припадала на одну ногу, но все-таки пыталась перескакивать через кочки. Сзади захлюпало. Значит, оступился стрелец. Повезло. А этот – ну чего ради побежал за ней на болото? Сделалось совсем тоскливо. Гнеда остановилась, схватившись за огромную коряжину, чтобы немного отдышаться. Тот, с мечом, прыгал на удивление резво, повторяя ее путь.
Не без труда расставшись с корягой, девушка бросила беглый взгляд вперед. Веретье уходило прямо и влево, туда, где, видимо, кончалось болото. На почти сухой и ровной гриве у нее совсем не было преимуществ, и Гнеда понимала, что рано или поздно ее догонят. Вправо же на всем обозримом пространстве растянулось бывшее когда-то окончатым, а теперь все больше забитое трясиной и зыбунами жижево. Навскидку девушка выделила для себя несколько кочек и порослей лихорадочника, которые могли бы удержать ее вес. Размышлять было некогда, да и расклад небогатый, выбирай из двух погибелей, какая сердцу милее: либо в лапах у душегуба замучиться, либо зеленой гущи напиться досыта.
Она прыгнула на первый болотный горб, отстоявший от основной гряды сажени на полторы, и сразу же соскользнула с него, уйдя в трясину по пояс. Преследователь остановился, видимо изумленный. Не ожидал, что малец сам полезет топиться. Гнеда намертво уцепилась за сросшиеся корни, облепившие выступ, и быстро заколошматила ногами, пытаясь освободиться. Вытянув тело еле давшимся усилием, она рухнула в подгнившую траву. Ноги на клочке суши не умещались и безжизненно висели, уходя под воду до колен. Лиходей, не без удивления заметив, что его жертва до сих пор жива, поспешил продолжить свой путь. Гнеда с остервенением поднялась. До следующей кочки было не допрыгнуть, но к ней вело болотное оконце – черная прогалина, обозначающая наибольшую глубину. Раз, два… Ее легкое тело звонко плюхнулось в чистую воду, исчезнув на некоторое время из виду. Человек с мечом ошарашенно замер, тупо глядя в ту точку, где только что был мальчонка.
Гнеда вынырнула, шумно отплевываясь, и резво погребла к следующей кочке. Несколько ловких движений, и она уже сидела на крошечном пригорке, поджав колени к груди и пытаясь отдышаться, не отводя глаз от мечника. Тот издал рычащий звук и ринулся вперед, к краю гряды. Решимость, с которой он это сделал, вспугнула девушку, и она покачнулась, вовремя ухватившись разодранными в кровь пальцами за дернину. Верзила уже начал примеряться, чтобы сигануть за ней, когда Гнеда поняла, что засиделась. Торопливыми скачками она переместилась на близлежащие взгорки, при этом несколько из них предательски прогнулись под ее ногами, норовя вот-вот уйти под воду. Совершив стремительный бросок, Гнеда оказалась на островке, где торчали остатки вывороченного комля. Ее пальцы дрожали, невольно затевая пляску на влажном бархатистом мху. Вдавившись спиной в жесткие корни, она прерывисто дышала, не смея отвести взгляда от человека, упорно продолжавшего карабкаться за ней по пятам. Он гнал ее, охваченный безумным пылом охотника, преследующего зверя, не замечая, что ловля становится опасной для него самого.