– Князь предпочитает получать вести из вторых рук?
Он намеревался скрыть свою боль ядом, но вместо этого прозвучал как жалкий обиженный мальчишка.
– Не будь несправедлив к отцу, – сурово возразил Судимир и понизил голос. – Он совсем нездоров и не покидает своих покоев. – Боярин наклонился к самому уху княжича, так, чтобы их не могли услышать посторонние. – Это случится скоро, Ивар. Ты должен быть готов.
30. Мед и полынь
Гнеда медленно ехала по опушке леса, напряженно вглядываясь в заросли и время от времени издавая призывный свист, но тщетно. Она не видела Злого с конца зимы, а нынче на исходе был уже березозол. Должно быть, он улетел или, того хуже, вовсе не пережил морозов. Девушка безуспешно искала птицу уже несколько дней, не желая признавать, что ее маленький друг потерян безвозвратно.
Душа полнилась смятением и неизвестностью, и Гнеда отчаянно цеплялась за то последнее, что связывало ее с порой, когда жизнь была проста, понятна и честна. Девушке чудилось, что стоит отыскать пустельгу, и она приблизится, хотя бы в мыслях, к Айфэ, по чьему надежному, верному плечу Гнеда так тосковала, и все сразу встанет на свои места.
Наверное, стоило радоваться, ведь последние седмицы, полные страшных испытаний, наконец минули. Город, там, где он пострадал, отстраивался заново, и на месте звучавшего плача нынче раздавался веселый смех и стук топоров. Павшие были упокоены, раны залечены. Но вместо того чтобы испытывать облегчение, Гнеда чувствовала, что завязла, будто птица в кляпцах[132].
Месть, приведшая девушку в Стародуб, теперь была окончательно забыта. Как Гнеда ни старалась, у нее не получалось считать врагом больного, измученного человека, бросившего последние силы на защиту своих людей. Девушка никогда не знала ни мать, ни отца, погибших по вине Войгнева, но перед ней была Славута, которая, не помня себя от счастья, обнимала ноги мужа, вернувшегося живым благодаря князю. Перед ней были дети, не ставшие добычей диких степняков. Гнеда видела благодарность людей своему правителю, не оставившему их в беде. Хуже того, она сама разделяла эти чувства.
Другой же причиной раздрая в душе Гнеды был Стойгнев. Разве могла она помыслить о том, чтобы поднять руку на его отца? Сама выросшая в горьком сиротстве, желала ли она подобной участи другому? И не просто другому, а человеку, который занимал ее мысли и сердце.
Нездоровье княжича сблизило их, и нынче Стойгнев, оставивший было свои взоры и полуулыбки, вновь вернулся к прежнему. Поначалу, обессиленный, страдающий от боли, он казался ей уязвимым и нуждающимся в заботе, будто дитя. В те скоротечные дни Гнеда не испытывала ни малейшего стеснения, ухаживая за Стойгневом как за собственным братом. Но юноша быстро шел на поправку, и вскоре она не могла больше не замечать трепета, который рождался внутри нее всякий раз, когда девушка подходила к ложу Стойгнева. Остальных раненых постепенно забирали по домам, и Гнеда была только рада известию, что и княжича вскоре перенесут в его покои. К тому же Судимир уже присылал за ней, упорно настаивая на возвращении в усадьбу. Это был последний вечер, и девушка не смогла удержаться, чтобы не подойти к Стойгневу, полагая, что он спит и ее слабость останется незамеченной.
– Побудь со мной немного, – раздался голос княжича, тихий, но совсем не от немочи, и его рука поймала ладонь Гнеды.
Девушка испуганно распахнула глаза и едва не шарахнулась в сторону, на что Стойгнев лишь мягко рассмеялся и нежно погладил ее запястье.
– Не бойся. Разве я еще не заслужил твоего доверия?
Гнеда нахмурилась. Сердце билось, рвясь навстречу юноше, и казалось, радость должна была заполнить все ее существо. Не рядовой воин, а сам княжич, могучий витязь, отважно сражавшийся против врага и обративший сарынов в бегство, держал ее руку и говорил сладкие речи. Но его голос и взгляд, источавшие уверенность и спокойствие, тревожили девушку. Стойгнев не мог не чувствовать, как дрожат ее пальцы. Он без труда читал в сердце Гнеды. Она была легкой добычей, и княжич с улыбкой на устах смотрел, как девушка сама наступает в петлю силков.
Гнеда открыла глаза, возвращаясь в весенний лес. Она могла различить правильное от неверного, и происходящее между ней и Стойгневом должно было прекратиться.
Девушка свистнула со всей силы, вложив в зов свое отчаяние, но звук лишь бесплодно рассеялся по опушке.
– Он нашел себе пару, – раздался звонкий голос сзади, и Гнеда быстро обернулась.
Сердце радостно подпрыгнуло. Удивительно, но на душе сразу полегчало, словно в ненастный день показалось солнце. Мог ли когда-нибудь Бьярки сделаться ей другом, как Айфэ?
Юноша выехал из перелеска и приблизился к Гнеде.
– Они поселились в старом сорочьем гнезде возле поля. Я покажу тебе.
Бьярки двигался молча, кажется, ни капли не тяготясь тишиной и не глядя на девушку. Гнеда же испытывала непонятное смущение, искоса рассматривая лицо боярина. Синяки и разбитая губа давно зажили, и только рубец на брови напоминал о его участии в битве.
– Тебе не следует бродить одной за пределами города. Это опасно, – буднично проговорил Бьярки, по-прежнему избегая смотреть на свою спутницу.
– У меня нет ни слуги, ни брата, который мог бы сопровождать меня, – пожала плечами Гнеда.
– Ты можешь попросить меня, – сухо заметил юноша и наконец поднял на девушку глаза.
– Ты изменился, – недоверчиво проговорила Гнеда, не зная, как воспринимать его предложение. Подумав, она продолжила: – Я не хочу лишних пересудов. Это лишь добавит к тому, что уже говорят про меня.
– И что же про тебя говорят? – хмуро спросил Бьярки. – Я заставлю пожалеть о своих словах всякого, кто скажет о тебе худое.
– Пристыдят тебя, боярин, что за вахлачку заступаешься. Давно ли тебе стала безразлична людская молва? – с язвительным удивлением спросила девушка.
– С некоторых пор, – без улыбки ответил юноша. Гнеда оторопело встретила его почти дерзкий взгляд, но Бьярки, видимо, не собирался вступать в дальнейшие рассуждения или пояснения. – Здесь.
Он остановил коня и показал на высокую сосну. Гнеда запрокинула голову и действительно смогла разглядеть гнездо, хорошо спрятанное в пышной хвойной кроне.
– Неужели это и вправду Злой? – спросила Гнеда, не отводя прищуренных глаз от верхушки дерева.
– Я никогда еще не жалел, что вернулся из боя невредимым, – неожиданно произнес Бьярки вместо ответа, и девушка похолодела, почувствовав себя голой под его проницательными очами. – Ты так смотрела на него. Боялась дышать, не замечая ничего вокруг. А я стоял и бессильно желал, чтобы я, я лежал перед тобой, окровавленный. Чтобы моя грудь была разодрана сарынскими копьями. Я отдал бы все, лишь бы оказаться на его месте.
Гнеда мучительно пыталась подобрать нужные слова, но те никак не приходили на ум. Бьярки опустил голову, и волосы скрыли его глаза. Через мгновение он снова посмотрел на девушку и невесело усмехнулся.
– Как месяц не свети, а все не солнышко, а? Едем в усадьбу, – отрывисто прибавил он и изо всех сил сдавил бока Гуляя, высылая его вперед.
Каким наслаждением было снова ходить, ездить верхом и держать в руках меч, получая удовольствие от каждого простейшего движения! В последний раз Ивар испытывал подобное в детстве, когда после долгой болезни, начавшейся зимой, он наконец в первый раз вышел во двор, с удивлением обнаружив, что наступила весна. С какой жадностью княжич вдыхал свежий благоухающий воздух после затхлого запаха душной горницы и смрадного жировика!
Так было и ныне, только во сто крат сильнее. Ивару казалось, что за спиной выросли крылья, а весь мир лежит подле его ног. Даже мысль о больном отце не могла омрачить счастья княжича. Ивар ехал по улицам города и купался в тепле людской любви и благодарности. Всюду он был желанным и дорогим гостем, каждый хотел попасть хоть на миг под сень его славы и удачливости. Ивар знал, что пир, созванный Судимиром во имя князя и свершившейся победы, на самом деле был его чествованием, и ехал туда с особенным воодушевлением.
Кормилич умел устраивать застолье, и всего было вдоволь – меда, кушаний, смеха и бесед, кубков, поднятых во славу витязей, павших и выстоявших. Были здесь и песни, и нарядные красавицы, и добрый огонь, и потешные игрища. Всякому гостю было весело, и Ивар жалел лишь, что отец отбыл сразу после первой здравницы, да Сонкур, умчавшийся в свою степь, как только оправился от ран, не мог разделить с ним это торжество.
Сердце каждой девушки в Стародубе принадлежало Ивару, стоило ему лишь улыбнуться, и княжич беззастенчиво пользовался своим оружием, заставляя славниц рдеть и мечтать о несбыточном. Впрочем, была одна, к которой его взгляд возвращался чаще других. Возможно, причина крылась в незримой связи, что установилась между ними во время его болезни. Но скорее дело было в том, что Гнеда, в отличие от всех остальных, не только не пыталась поймать случайный взор Ивара, но и, напротив, избегала его. Это раздражало и подстегивало одновременно.
Он вдругорядь взглянул туда, где сидела Судимирова чадь, и в этот раз наконец успел поймать ее вороватый взгляд, который девушка тут же поспешила опустить вниз.
Где же твоя хваленая смелость? Не прячь глаза, ведь я и так все знаю! Ты выбрала меня, а не его!
Ивар нахмурился. Нет, эти думы не принадлежали ему. Брага хозяйничала в голове. Княжич взглянул на Бьярки, который был непривычно молчалив и задумчив. В отличие от побратима, который едва успевал поставить кубок, как тот снова наполняли до краев, он почти не притрагивался к своей чарке. Было ясно как день, что здесь опять замешана девчонка, и мысль об этом злила Ивара.
Княжич отодвинул от себя чашу и поднялся. Он вышел на стемневший двор, где каждый камешек под ногой был знаком. Княжич вырос здесь. Отцом Ивара был воспитавший его Судимир, а не чужой постаревший человек, умиравший теперь в своей одинокой ложнице