– Ивар посадил ее в холодную.
– Как в холодную? За что? – нахмурился Бьярки.
Судимир вздохнул.
– Этого в двух словах не рассказать. – Боярин потер висок и опустился в кресло. Бьярки безотчетно повторил действие отца, сев напротив, не отрывая от Судимира напряженного взгляда. – Помнишь, ты убеждал меня прогнать Гнеду, почитая ее за колдунью, что хочет навлечь на нас беду?
Бьярки коротко кивнул. Ему было неприятно вспоминать об этом, но он по-прежнему полагал, что был прав. Послушай тогда его отец, все нынче оборотилось бы по-другому. Хотел ли Бьярки этого? Хотел ли он никогда не проваливаться в эту пропасть? Повернул бы он время вспять, зная, что сможет избежать мучительной одержимости, что-то непоправимо изменившей в нем?
– Ты всегда утверждал, что эта девушка неспроста появилась в Стародубе, и твоя прозорливость воистину похвальна. Ты лишь ошибся, подозревая в ней ведьму. На самом деле истинное имя Гнеды – Яронега. Она дочь покойных князя Ингвара и княгини Этайн.
– Что? – Бьярки вскочил, едва не опрокинув кресло. – Гнеда – княжна? – Его губы дрогнули в мимолетной недоверчивой улыбке. – Быть того не может, – пробормотал он.
– Однако все сходится, – спокойно возразил Судимир. – Я и раньше полагал, что девочку вывезли родичи ее матери, и все ожидал, что рано или поздно мы услышим о ней. Как-никак, она – внучка могущественного князя Аэда. Но о Яронеге никто ничего не знал, и со временем само ее существование забылось. Однако год или два назад до меня вновь стали доходить слухи о том, что девушка жива, но для нас с князем это не было важным известием. Яронега не представляла ни угрозы, ни ценности для Войгнева. Тем не менее я собирал все имеющиеся сведения, и представь мое изумление, когда один из верных людей сообщил, что видел ее. Конечно, Гореслав не догадывался, что перед ним потерянная княжна, но известия, которые он передал, позволили сделать мне соответствующие выводы. Девушка ехала в обществе опекуна-сида, и, судя по рассказам, они чудом избежали беды. Пока Гореслав выхаживал обоих – и девушка, и ее спутник были ранены, – он заметил на шее своей гостьи весьма любопытную подвеску, крошечный желудь. Такой же носила покойная Этайн. Знак ее рода.
Бьярки стоял, закусив кулак. Его невидящий взгляд беспокойно метался по полу, пока он пытался собраться с мыслями. Наконец юноша спросил:
– Что было дальше? Куда делся этот сид? Зачем она явилась сюда, в Стародуб?
– Могу ответить только на последний твой вопрос. Гнеда приехала, чтобы отомстить за родителей и убить Войгнева. Она сама призналась в этом Ивару.
Бьярки в неверии вздернул голову.
– Ты же знаешь, до сих пор ходят слухи, будто именно он сгубил Ингвара, – развел руками Судимир.
– А как было на самом деле, отец?
Судимир положил ладони на подлокотники и, поджав губы, откинулся назад. Его переносицу пересекла глубокая складка.
– Убийца так и не был пойман, но я готов отдать голову на отсечение, что Войгнев тут ни при чем. Я хорошо знал их обоих. Да, между ними стояла женщина, но Войгнев никогда бы не поднял руку на своего побратима. Что же до власти, он не стремился к ней и получил престол скорее вопреки собственным желаниям и помыслам.
– Но она, – будто не слыша рассуждений боярина, проговорил Бьярки, глядя незрячими очами в пустоту, – она? Убить? Князя? Она?
Судимир прищурился и задумчиво постучал пальцами по дереву.
– Я не думаю, что Гнеда в самом деле смогла бы посягнуть на жизнь Войгнева. Не говоря о том, как сложно осуществить подобное, мне кажется, она слеплена не из того теста.
Бьярки снова сел, опустив тяжелую голову на руки. Знал ли он вообще что-то о девушке, которую любил? Как он кичился своим положением против ее безродности, и что же? Все это время она молча сглатывала насмешки, сама будучи выше его по происхождению! Он полагал, что Гнеда за свою жизнь не видела дальше печной заслонки, а она пережила, может, больше него самого. Он почитал ее за добрую и кроткую, а она вынашивала кровавые, мрачные замыслы.
– Подожди! – Бьярки вдруг озарило. – Когда ты узнал правду?
– Известия от Гореслава пришли летом, еще до ее появления здесь. Но когда я увидел Гнеду у нас в усадьбе, в мужской одежде, – Судимир неожиданно улыбнулся от воспоминания, – да, я понял, что это она. У меня мелькнуло подозрение еще в «Трилистнике», но после я уверился окончательно.
– Ты прикрывал ее, с самого начала! – негодующе проговорил юноша.
– Ты удивляешься, почему я не выдал ее Ивару? – усмехнулся боярин, поглаживая бороду. – Я должен был сам разобраться. Понять, что ее привело сюда. Почему именно моя усадьба. Кто ей помогает. Какую пользу наша семья может извлечь. – Он приостановился, спокойно выдерживая острый взгляд сына. – И потом, Ингвар был моим другом. А еще она и вправду спасла меня. Это не было подстроено, как считает Ивар.
Весь год, что девочка прожила у нас, я не спускал с нее глаз. За ней следили и не заметили ничего предосудительного – ни тайных встреч, ни замыслов, ни приготовлений. Я верю ей в том, что она действовала в одиночку. Во всяком случае, Гнеда так искренне полагала, что, конечно, не исключает стоящих за Гнедой тайных для нее самой сил.
– А тот сид, что был с ней?
Судимир пожал плечами.
– Откуда же Ивар узнал?
– Мне тоже очень хочется это понять, – нахмурился боярин. – Говорит, получил безымянное известие, но мне его не показал. Ивар сам не свой. Он стал очень жестким и подозрительным. Считает, что Гнеда – только часть большого заговора. Я пытался увещевать князя, что он чрезмерно суров к девочке. Из того, что я знаю, ее держат на воде и хлебе, едва ли не в исподнем и босиком. – Бьярки сжал зубы, но промолчал, не перебивая отца. – Я знал каждый ее шаг, и княжеская семья была в безопасности, им ничто не угрожало, но Ивару теперь не докажешь. Он несгибаем, а я не могу позволить себе слишком усердствовать в ее защите, не боясь подставить под удар вас. Мать страшится гнева и опалы, но я не мог не известить тебя. Ты сватался к этой девушке, Бьярки. – Судимир встал и, приблизившись к сыну, положил руку ему на плечо. – Тебе решать.
Отец неслышно вышел, а Бьярки все сидел, неподвижно глядя в одну точку перед собой. Дрова прогорели, повалуша утонула в синем сумраке, и лишь озябшие крупинки снега скреблись о слюду, будто просясь в тепло дома.
Со двора раздался хриплый крик кочета, и юноша дернулся, будто от резкого пробуждения.
Он поднялся и быстрым пружинистым шагом направился к себе. Здесь все еще пахло горечью, в которой он покидал усадьбу, и от этого перехватило в горле. Не зажигая света, Бьярки достал шерстяной плащ.
Решать было нечего. Все рассудительные доводы о том, что, быть может, Ивар прав в своих подозрениях, что, вероятно, заговор существует, что Бьярки должен быть на стороне своего брата и князя, разбивались о простую мысль. Гнеда сейчас одна, посреди холодной ночи, в заточении, словно какой-то душегуб. Маленькая, беззащитная, продрогшая.
Несмотря на ранний час, Бьярки без слов пропустили на теремный двор, но со стражниками у клети было труднее. Он знал их, и оба тотчас подобрались, завидев княжеского побратима.
– Пропусти меня, Безуй, – отрывисто приказал боярин тому, что заслонял собой дверь.
Гридни были в длинных меховых накидках и, пока Бьярки не подошел, приплясывали, согреваясь. Тот, к кому юноша обратился, нерешительно перехватил копье и покосился на товарища.
Второй откашлялся и несмело ответил:
– Господин, нам не велено никого пускать к пленнице. Сам князь распорядился.
Было видно, что стражникам не по себе. Все знали Бьярки. Он был десницей Ивара. Всегда рядом, как тень. Слишком мало времени минуло с тех пор, как старый князь умер, но порядки уже стали другие, и все-таки… Никто не смел бы отказать Бьярки, но даже эти два кметя чувствовали что-то в воздухе, которым был окутан боярин. Словно червоточина, вина, которую он ощущал перед побратимом, просачивалась сквозь одежду, выдавая его. Но Бьярки уже решился и отступать не собирался. Он был слишком близко к ней. Их разделяли только темные от времени бревна и двое неуверенных людей с рогатинами.
– Пропусти, – повторил Бьярки, высокомерно задирая подбородок, окидывая Безуя уничижающим взглядом. – Неужто думаешь, у меня нет княжеского дозволения?
– Хорошо, господин, – промолвил второй, Воила. Он кивнул напарнику, и тот принялся отворять тяжелый засов. – Но не гневайся, я все-таки доложу князю.
Бьярки сделал безразличное движение головой, и Воила тут же направился в сторону терема. Все внимание юноши теперь занимала лишь отпирающаяся дверь. Петли мерзко скрипнули, пустив по челюсти волну оскомины, и на него дохнуло сыростью, гниющими досками и мышами. Безуй, остановившийся на пороге, поднял светоч вверх, разгоняя кромешную темень клети.
Бьярки медленно зашел внутрь. В детстве они с Иваром часто играли, мечтая забраться в холодную. Представляли себя заточенными мятежниками или плененными князьями. Старались хоть одним глазком заглянуть в таинственный мрачный сруб без окон. Он будоражил их воображение и представлялся таким заманчивым.
Мальчишки. Что они тогда знали.
Бьярки огляделся. Клеть выглядела совершенно мертвой. Здесь не пахло жизнью. Слишком тихо и безнадежно. Он обернулся на Безуя и заметил в подрагивающем свете, как сквозь щели, мох в которых давным-давно истлел, влетают мелкие снежинки и оседают на полу тонкой серебристой пылью.
Взгляд юноши зацепился за кучу тряпья на лавке. Настолько крохотную и неподвижную, что Бьярки потребовалось несколько мгновений на осознание того, что это Гнеда. Ему хватило одного шага, чтобы добраться до нее. Боярин промешкал самую малость, не решаясь дотронуться до девушки, словно боясь, что от прикосновения она рассыплется в прах.
Бьярки осторожно раздвинул ворох ткани и нашел Гнеду. Она лежала, свернувшись клубком, и даже в слабом свете неверного пламени юноша рассмотрел, каким белым было ее лицо. На месте глаз виднелись синие провалы. Обкусанные, потрескавшиеся губы превратились в черную черту. И холод. Отчего-то Бьярки ожидал, что она будет такая же горячая, как в тот, прошлый раз, но кожа Гнеды оказалась ледяной. На мгновение ему почудилось, что девушка и правда мертва, и боярин быстро нагнулся к ее лицу, но она дышала, прерывисто и неглубоко.