Что, впрочем, не мешало ему пользоваться ее беззащитностью. Бран отказывался вернуть Гнеде одежду, заявляя, что, пока она валяется в постели, та ей без надобности. Это был еще один способ держать пленницу на привязи, бесправную и беспомощную. Поэтому, почувствовав себя достаточно окрепшей, чтобы подняться, Гнеда вышла к столу, где сид сидел в окружении своих людей. Она ликовала в душе, увидев, как сползает ухмылка Брана. Оживленная дотоле беседа разом стихла, и Гнеда сделала над собой усилие, чтобы не сбежать обратно в свой угол, когда дюжина очей устремилась на нее, стоящую босиком, в одной рубахе.
Первым опомнился сам Бран, резко поднявшийся из-за стола. Он подошел к Гнеде, заслоняя ее собой, и злобно прошипел, оттесняя обратно:
– Ты бы еще нагишом заявилась!
– Верни мое платье, – невозмутимо прошептала в ответ Гнеда. – А то тебя твои гридни засмеют, что не умеешь невесту одеть, – добавила она с издевкой.
Кажется, Гнеда даже слышала, как клацнули зубы Брана, когда он впихнул ее за занавеску. И пусть в тот день девушка осталась без ужина, на следующее утро она нашла на лавке свою порванную, но выстиранную рубаху, верхницу и, к ее изумлению и неожиданной радости, плащ Бьярки. Но, сколько она ни обнимала его и ни пыталась принюхаться, заветный запах исчез.
За этим занятием Гнеду и застал Бран, как обычно без предупреждения ворвавшийся в ее закуток. Он покосился на серую груду ткани в руках девушки, но ничего не сказал.
– Смотрю, тебе лучше, – сухо заметил он. – Идем.
Они завтракали вдвоем в полной тишине. Закончив, Бран встал, вытерев рот. Он уже не усмехался и был сумрачен.
– Не вздумай больше играть со мной, – сказал сид негромко, но что-то в его голосе заставило ладони девушки вспотеть, – и не надейся меня обхитрить. – Гнеда опустила глаза, пытаясь незаметно проглотить ком, застрявший в горле. – Я вижу тебя насквозь.
В дружине Брана было около десяти человек. Они редко собирались все вместе и явно имели приказ господина не общаться с пленницей, кроме крайней необходимости, но Гнеда потихоньку пыталась их пересчитать и запомнить. Среди них девушка заметила одно лицо, показавшееся знакомым. Впрочем, она могла ошибаться.
Со временем Бран позволил Гнеде выходить на улицу, но она знала, что находится под неустанным надзором, даже если казалось, будто никого поблизости нет. Гнеда не сомневалась, что люди сида – хорошие воины. Хотя бы потому, что им удалось выкрасть ее из самого княжеского детинца и уже некоторое время успешно скрываться. Да и Фиргалл когда-то отзывался о Бране и его окружении как о суровых и отчаянных бойцах, так что Гнеда не обманывалась на их счет.
Бран, сильно тяготившийся затянувшимся бездействием, почти каждый день отъезжал на охоту. Оказалось, у него жил ловчий ястреб, которым он очень дорожил. Гнеда пробовала пошутить, что скорее ожидала увидеть его ручной птицей ворона, но сид болезненно воспринял ее безобидные речи, решив, что она потешается над ним.
– Ваши соколы годятся только для пускания пыли в глаза, а когда дело доходит до настоящей охоты, ни на что не способны. К чему эти пляски в воздухе? Там, где ястреб схватит в угон, любая другая птица отступит. Лучшего ловца не сыскать. – Бран с гордостью посмотрел на крупного ольшаного ястреба, сидящего у него на руке. Его наигранные[149], ярко-рыжие глаза светились умом и настороженностью. Пожалуй, было что-то неуловимо схожее между птицей и ее человеком. – А на что кречеты упрямы да неуживчивы, одна морока с ними! Много я птиц повидал на своем веку, но добычливей и вернее ястреба не сыскать.
Как бы то ни было, но не переводившиеся зайцы и рябчики на их столе красноречиво говорили в пользу птицы, к которой Гнеда испытывала невольное уважение. Однако дружба Брана и его ястреба напомнила девушке о Злом, оставшемся где-то на опушке Стародуба, а следом – о Пламени, ныне стоявшем в Судимировой конюшне.
Бьярки любит лошадей. Он позаботится о коне.
Эти мысли были невыносимы. Гнеда начинала рассуждать о себе так, будто умерла. Будто навечно исчезла и больше никогда не вернется в Залесье. Словно смирилась с тем выбором, что сделал за нее чужой человек. Нужно было действовать.
Задумывая побег, девушка плохо представляла, куда отправится. Гнеда еще раньше намеревалась уехать в Переброды. Стало быть, ее путь лежал туда.
Но Бьярки! Почему всякий раз ее мысли возвращались к нему?
Многое из того, что произошло с Гнедой в последнее время, было окутано туманом, дымкой, которая мешала отделить явь ото сна, но то, что касалось Бьярки, она помнила с отчетливой ясностью. Объятия, прикосновения, слова. Та их короткая встреча оголила часть ее души, откидывая все ненужное и наносное, заставляя признать, что…
Всякий раз, доходя до этого в своих мыслях, Гнеда принуждала себя остановиться. Это было опасно, это было ее слабостью. Той самой, которой непременно воспользуется Бран. Нельзя признаваться, даже самой себе.
Снег был таким глубоким и рыхлым. Зима пришла раньше обычного. Неужели не могла немного подождать?
Она заблудилась. Воодушевленная первым успехом, сумев каким-то чудом отойти от дома и вскоре упустив его из виду, Гнеда потерялась. Это было так глупо и так… ожидаемо? На что можно было надеяться, если она понятия не имела, где находится избушка?
Гнеда хотела сбежать. Что ж, она своего добилась.
Темнота. Снег. И снова холод.
Мысли путались.
Может, так даже лучше. И уж наверняка лучше, чем покорно ждать, пока ею распорядится кто-то другой. Пусть она замерзнет в сугробе. По крайней мере, это случится быстро и безболезненно.
Спать. Единственное, чего ей по-настоящему хотелось. И сон пришел, принося с собой теплые, долгожданные объятия. Желанные. Единственные.
– Просыпайся! – раздалось где-то над ухом, громко и резко. Чужой, свирепый голос, вырывающий ее из сладкой неги.
Гнеда попыталась отмахнуться от него, но вместо освобождения почувствовала железную хватку на плечах и грубую встряску.
– Вставай же! – сквозь зубы прорычал Бран, и следом на ее лицо обрушилась пощечина и поток слов, которым никогда не учил Фиргалл.
Гнеда ошарашенно открыла глаза, делая вдох полной грудью, выныривая на поверхность из темного омута.
Бран еще несколько раз встряхнул девушку, а затем, убедившись, что она пришла в себя, рывком забросил ее на плечо так немилосердно, словно Гнеда была мешком муки. Когда сид добрался до дома и так же безжалостно свалил девушку на пол, ее едва не вывернуло наизнанку. Тело ломило, голова раскалывалась, к горлу подступила тошнота, а щека полыхала огнем.
Бран – вспотевший, с всклокоченными волосами – яростно смотрел на Гнеду сверху вниз несколько бесконечных мгновений. Вдруг он замахнулся, и девушка зажмурилась в ожидании удара. У нее не было сил даже прикрыться руками.
Но ничего не произошло, и Гнеда, сжав зубы, открыла глаза, чтобы увидеть удаляющуюся спину сида.
35. Метель
– Ешь, – велел Бран, придвигая к Гнеде миску, от которой шел упоительный запах мяса, заставлявший желудок сжиматься. Ее рот против воли наполнился слюной, но девушка отвернулась.
Она отказывалась от пищи третий день, и сид, перебарывая себя, пришел к ней сам. Гнеда видела, что ему с трудом удается сдерживать раздражение, тогда как она, несмотря на мучающий ее голод, впервые за долгое время чувствовала себя сносно. Неожиданно Гнеда осознала свою силу и власть над Браном. И у него были уязвимые места.
Сид нуждался в Гнеде. Он мог обращаться с ней как с вещью, но ему важно было довезти девушку до Корнамоны живой и здоровой. Брану удалось надеть на нее ошейник, но это не значило, что Гнеда не станет упираться. Он мог применить силу, но такой путь требовал больших хлопот, нежели попытка по-хорошему договориться. И Гнеда не ошиблась. На этот раз Бран пришел с пряником.
– Ну и куда ты собиралась бежать? – спросил он недовольно, но беззлобно.
– Не твое дело, – не глядя на собеседника, буркнула девушка.
– Коли ты не совсем дура, то должна понимать, что тебя ждет, если снова угодишь к нему. Я ведь и правда спас тебя. Это не для красного словца было сказано.
Гнеда еле слышно хмыкнула, и Бран прищурился.
– Или я чего-то не знаю? – спросил он, пытливо глядя на девушку, будто его посетила какая-то неожиданная мысль. – Может, тебе и в самом деле есть куда идти?
Гнеда обернулась на Брана, и ей совсем не понравился его пристальный взор.
– Я собиралась вернуться в Переброды, – нехотя ответила она, пытаясь увести его с опасной дороги.
Сид кивнул, но подозрение не покинуло стальных глаз, и Гнеда видела, что он не поверил ей. Но Бран ответил как ни в чем не бывало:
– Ты не доберешься туда одна, зимой, по снегу. Либо замерзнешь в ближайшем овраге, либо тебя перехватят княжьи псы. – Он презрительно сморщил нос.
– Они ведь обложили нас? – внезапно догадалась Гнеда, и поджатые губы Брана подсказали, что она права. – Поэтому мы не едем?
– Дороги перекрыты, но они не смогут стеречь нас вечно. А этот дом им не найти, – самоуверенно заявил сид. – Тебе некуда идти, а то, что я предлагаю, не так уж и плохо.
– Ах вот как, – воскликнула Гнеда в возмущении, – предлагаешь? И позволь спросить, могу ли я отказаться?
– Многим ли выпадает такая удача, такая возможность! Стать княгиней Ардгласа! – негодующе возразил сид.
– Даже если бы тебе удалось провернуть свой замысел и остаться при этом в живых, скажи, неужели мне в самом деле уготовано хоть какое-то значимое место? – с упреком спросила Гнеда, складывая руки на груди.
– Мы могли бы договориться, – начал было Бран.
– Я тебе не верю, – отрезала девушка.
– Ты будешь жить как захочешь. Единственное, что от тебя требуется, – делать вид…
– Я не знаю тебя! По тому, что я могу судить, ты скорее напоминаешь лесного бродягу, чем наследника княжеского рода, а твои люди – шайку разбойников! Как я могу выйти за тебя замуж? Как могу доверять твоим словам? Что будет со мной, когда ты добьешься своего? Когда я стану тебе не нужна?