Постепенно игры стали сходить на нет, охотников прыгать через огонь более не находилось, и матери потихоньку несли к кострам сорочки, снятые с хворых детей.
Мужчины подожгли обвязанное берестой старое колесо от телеги и дружно спустили его с пригорка. Под одобрительные возгласы оно плюхнулось в реку и, потухнув, отправилось вниз по течению.
Гнеда сидела вместе с девушками и парнями, которые, отдыхая от игр, напевали тягучие, задумчивые песни. На душе было тоскливо. Хотелось отыскать Бьярки. Найти, налететь и ударить по щекам, стереть улыбку со смеющихся губ. Гнеда вздрогнула. Все это было похоже на наваждение. Разве он обещался ей? Разве обманул или обидел?
– Я пойду, – шепнула она Пчелке и, не дожидаясь ответа, поднялась с земли.
Людей на взлобке оставалось все меньше. Некоторые шли к воде ворожить, иные, как и Гнеда, отправлялись в лес. Девушка постаралась отойти подальше от остальных. Последнее, чего ей хотелось, – это натолкнуться на схоронившихся от чужих очей влюбленных, поэтому она свернула с тропы и двинулась по перелеску вдоль высокого каменистого берега.
– Негоже девице одной ходить в такую ночь, – раздалось прямо за ее спиной, и Гнеда едва не подскочила от испуга.
Темноволосый друг Бьярки смотрел на нее, изо всех сил стараясь не улыбнуться. Гнеда ни разу за вечер не видела юношу, успев позабыть о самом его существовании.
– Что тебя так потешает? – гневно спросила она, заметив его плохо скрываемое веселье.
– Сердитая ты тоже красивая, – сказал он.
Гнеда вспыхнула. Она знала, что не была красивой.
– Не злись, ты… – парень замешкался, подбирая слова, – ты глянулась мне.
– И когда только успела? – нахмурилась Гнеда и нырнула под распущенные косы березы.
Юноша последовал за ней.
– Я смотрел на тебя весь вечер.
– И решил подойти, только когда я осталась совсем одна? Для чего же?
Гнеда ускорила шаг, но друг Бьярки не отставал.
– Ты боишься? Я не трону тебя, клянусь! Только если сама не захочешь, – вкрадчиво добавил он.
Гнеда остановилась в изумлении от его дерзости. Она хотела было разозлиться, но юноша обезоруживающе приподнял свои соболиные брови, и девушка увидела, что глаза его были темно-зеленые у краешка и ореховые у самой зеницы.
– Побудь со мной немного, – тихо попросил он. – А потом я отведу тебя к матери.
Его пальцы незаметно нашли руку девушки, но Гнеда отдернула ее.
– У меня нет матери.
– Тогда к отцу.
– У меня нет отца.
– Думаешь, я обижу сироту?
Они молча шли вдоль берега. Внизу тускло мерцали переливы реки. Казалось, лес, камни, деревья – все было живым в эту ночь. Шорохи, приглушенный смех, обрывки песен и печальных криков неясыти, шуршание воды по камням, фырканье пьющих лошадей сливались воедино.
Гнеда улыбнулась, увидев, что нечаянно пришла к памятной рябине. Она опустилась на землю и прислонилась спиной к гладкому серому стволу. Только теперь девушка почувствовала, насколько устала за этот бесконечный день. Она припала щекой к шершавой прохладной коре и закрыла глаза. Когда она вновь открыла их, напротив горел небольшой костер. Бусое[30] небо нависало над задремавшим туманным лесом, где-то вдалеке занималась заря. Звезды дотлевали вместе с последними огнями Солнцеворота.
– Прости, я потревожил тебя, – негромко сказал юноша неожиданно близко. Он осторожно высвободил плечо, на которое во сне уронила голову Гнеда, и привстал подбросить дров. – Я боялся, что ты замерзнешь, от реки тянет холодом.
– Я заснула? – Девушка тщетно пыталась привести в порядок разбегающиеся спросонья мысли.
Он с усмешкой кивнул, снова подсаживаясь к ней.
– Да уж, показала, насколько я тебе полюбился.
– Нельзя сегодня спать, зачем ты не разбудил меня? – недовольно сказала Гнеда, вдруг осознавая всю свою уязвимость. Она провела непослушной рукой по занемевшей щеке, словно пытаясь стереть с нее вмятинки от его рубахи.
– Боишься, что замуж не выйдешь? – улыбнулся друг Бьярки одними губами.
Девушка нахмурилась и отстранилась от парня. В его очах вдруг стала происходить какая-то пугающая перемена. Они залоснились нехорошим, болезненным блеском, зеницы стали такими большими, что глаза казались почти черными.
– Знаешь, твои волосы точь-в-точь как мои. Когда они переплетаются вместе, их не отличить. Мы с тобой как лошади одной масти.
Он словно между делом провел тыльной стороной ладони по ее прядям. Гнеда затаила дыхание, настороженно ожидая, что будет дальше.
– Ты правда очень красивая, – понижая голос, сказал юноша, продолжая перебирать ее волосы.
Девушка смотрела на него не отрываясь. Все его черты, казавшиеся столь жесткими при первой встрече, смягчились, стали почти нежными. Возможно, сумрак угасающей ночи был тому причиной. Сейчас твердая грань подбородка делала его не надменным, а мужественным.
– Мне пора возвращаться, – заставила себя вымолвить Гнеда.
Она приподнялась, но парень не дал ей встать, удержав за руку.
– Не уходи! Я ждал, пока ты проснешься, – прошептал он. – Разве случайно ты осталась наедине со мной? Как доверчиво уснула, оставшись в моей власти… Ты и представить не можешь, как тяжко было терпеть тебя рядом, спящую, теплую, прильнувшую ко мне, – еле слышно выдохнул он осипшим голосом и придвинулся к ее лицу.
Сердце Гнеды забилось так громко, что его, должно быть, слышал и юноша. Его ресницы, длинные и черные, дрогнули, уста оказались вровень с ее губами. Широкая грудь вздымалась сильно и часто. Запах его кожи, пряный, медовый, древесно-смолистый, ворвался в ноздри. Девушка почувствовала, как твердь уходит из-под ног, а голова закружилась, словно она летела вниз на качелях. Обжигающе горячая рука легла на ее колено, и ткань рубашки медленно поползла вверх вслед за трепещущими пальцами.
Собрав всю волю, которая в ней оставалась, Гнеда с неожиданной силой оттолкнула юношу от себя. Здесь, под этой рябиной, она сидела с Катбадом и очень хорошо знала, что бы сделал ее друг с этим наглецом, если бы увидел его сейчас. Он бы свернул кулаком точеную скулу.
Не предполагая отпора, друг Бьярки едва не упал. Он стоял напротив нее на коленях и отрывисто дышал. В блестящих глазах на долю мгновения возникло смятение, но оно тут же сменилось гневом. Гнеда со страхом узнала этот властный, раздраженный неповиновением взор. Куда подевался ласковый парень, позволивший ей мирно уснуть на его плече? Был ли он?
– Я не сулила тебе ничего, – не своим голосом выговорила Гнеда.
– Я так не мил тебе? – сквозь зубы прошипел юноша, и она знала, что внутри него идет борьба.
– Ты обещал, что не тронешь меня.
Его ярость была почти ощутима. Гнеда замерла, боясь сделать неверное движение, словно он был не человеком, а диким зверем. Юноша все еще сидел перед девушкой со сжатыми добела кулаками и неотрывно смотрел в ее глаза. Вдруг он резко поднялся и, выругавшись, ринулся вниз к реке. Не сняв рубахи, с разбегу нырнул в воду, а Гнеда вскочила и что было духу побежала в деревню.
Он шел, слегка пошатываясь, словно после хмельного пира. Тело было разбитым и усталым, и хотелось лишь броситься на постель, утонуть в волчьем мехе и забыться долгим беспробудным сном. Но со злой досадой Бьярки вспоминал, что его ждут лишь холодный сеновал и вонючая овчина.
Все пошло не так. И верно – когда они выезжали со двора, из-под левой руки взграял ворон. Как глупо они отбились от остальных, и по чьей вине! Почему Ивару всегда надо делать по-своему, даже вопреки рассудку? И теперь отчего гуляние не в радость?
Весь день нутро Бьярки грыз какой-то маленький червячок. Ивар снова прогнул его под свою волю. Почему он захотел именно эту девчонку? Потому же, почему ему непременно нравилась та лошадь, которую выбирал Бьярки.
Проклятье!
За Ивара он был готов отдать жизнь, но Ивар же душил его. Почему Бьярки не сопротивлялся? Почему не мог отказать ни в чем, не мог перечить? Боялся? Разве Бьярки боялся кого-то? Разве не он выходил один на один с копьем на вепря? Разве не он первым встречал мечом раскосых сарынов? Разве прятался за чужими спинами в драке?
Бьярки со всей силы дернул попавшуюся под руку ветку и, разломив пополам, с ожесточением зашвырнул в сторону. Вдруг он остановился как вкопанный.
Что это, насмешка судьбы? Прямо ему навстречу плелась злосчастная девчонка. Одна. Босая и простоволосая.
Она тоже увидела юношу и замедлила шаг. Бьярки мрачно усмехнулся и продолжил идти. Она ведь была совсем еще подлетком. Тонкая, ни кровинки в лице. Смоляные волосы, брови, вычерченные углем, и глаза, блестящие и черные, как вороника, странно и зловеще выделялись в белом тумане, окутывавшем хутор. Может, она ведьма? Но он не боялся и ведьм.
Девчонка совсем замерла, не отрывая от юноши испуганного взгляда. Бьярки остановился в нескольких шагах и грубо, с презрением разглядывал ее.
Где же ты потеряла венок? Пустила по реке, гадая на суженого, или оставила под кустом, где миловалась с Иваром? То-то вся рубашка в траве.
Злые, ядовитые мысли застилали разум юноши. Он смотрел на ее губы и шею, жадно ища следы поцелуев. Наверное, она была еще теплая после объятий Ивара. Бьярки вспомнил вес тела девушки в своих руках, и по спине пробежал холодок. Ворот ее сорочки слегка отогнулся с одной стороны, и Бьярки хорошо видел маленькую ямку над ключицей. Она была совсем белая, непозволительно белая по соседству с загорелым лицом. Разглядел ли Ивар этот кусочек или обошел его стороной, когда ласкал ее? А может, желание захлестнуло его сильной и непреодолимой волной, не оставив времени на то, чтобы гладить ее, целовать покрывшуюся мурашками кожу…
В горле у Бьярки пересохло.
Девушка поежилась, словно могла прочесть его думы. Ее взгляд был такой кроткий, что ему захотелось дать ей пощечину. В этот миг он ненавидел девчонку всем сердцем.
Бьярки сглотнул.
– А, это ты, – его голос помимо воли прозвучал хрипло. – Угостила ягодкой моего брата?