На второй день пути Пессимисту удалось размочалить веревки, стягивающие руки Мэй. А тати заметно заволновались.
Впереди показался транспарант. Большой, серебристый, он выгибался дугой над песками. Надпись на нем гласила: «ЕЩЕ ПОВОРОТ — И БЕЗДНА СКОРБИ ВАС ЖДЕТ!» Через час они дошли до следующего — «К БЕЗДНЕ СКОРБИ ШАГ ПОШИРЕ — ВАС ЖДУТ СТО ТЫСЯЧ СУВЕНИРОВ!» А еще чуть погодя на горизонте вырос «УГОЩЕНЬЕ ВАС ЖДЕТ — К БЕЗДНЕ СКОРБИ, ВПЕРЕД!»
Наконец перед путниками возник огромный рекламный щит с жирной красной стрелкой, направленной вертикально вниз, и пламенеющей сверху надписью: «ВЫ НА МЕСТЕ! К ПАРКУ РАЗВЛЕЧЕНИЙ “БЕЗДНА СКОРБИ” — СЮДА».
— Тыквер… — прошептала Мэй. Она старалась не двигать руками, притворяясь, что они все еще связаны. Тревога и страх росли. Плана по-прежнему не было. Пристроившийся рядом Шкиппи, который уже несколько минут шагал бок о бок с Мэй, тоже не добавлял оптимизма.
— Говорят, он так скулил, так молил… Дружок твой.
— Что? — встрепенулась Мэй.
— Умолял, говорят, о пощаде. Во всех газетах писали. Ну и поглазеть, конечно, целая толпа набежала. Конечно, он же знаменитость, все такое. Но его все равно забрали.
— Кого?
Шкиппи кивком показал на карман, куда Мэй сунула снимок Тыквера.
Мэй недоуменно прищурилась, чувствуя, как заныло в желудке:
— Не понимаю, о чем вы.
— Как? — вытаращился Шкиппи. — Про своего закадычного дружка и не знаешь? — Он недоверчиво рассмеялся. — В Навсегда ни одной души не найдется, которая бы не слышала. Во всех газетах было. С голограммами и прочим. Он пытался сбежать, через весь город, куда-то в эти края намылился. Вроде как Кливил его самолично отловил. Превратил его в ничто, прямо не сходя с места.
Каждое слово звоном отдавалось у Мэй в ушах. Она скрестила руки на груди, чтобы не тряслись, и замотала головой. Ее душили слезы.
— Не верю…
— Вот. — Порывшись в заплечном мешке, Шкиппи вытащил потрепанную старую газету. — Сохранил на память. Все оставляли, он же знаменитость, не просто так.
Он протянул газету Мэй. На передней странице красовались два гуля — и между ними пустота. «ЛЮБИМЕЦ ПУБЛИКИ ОБРАЩЕН В НИЧТО МАНОВЕНИЕМ РУКИ».
Мэй судорожно всхлипнула.
— Плачешь? А толку?
Мэй вытерла горючую слезу.
— Теперь-то что плакать, ничего не попишешь.
— Оставь ее. — Колченогий Пити вытянул из кармана засопливленный платок и сунул его Мэй, но мокрая тряпочка повисла в безвольной руке.
Тощий Шкиппи выхватил из кармана водяной пистолет:
— Кончай бодягу, Пити. Надоело ждать попусту. — Он наставил дуло на Мэй. — Что-то сдается мне, куколка, не знаешь ты ни про какое сокровище.
Палец на спусковом крючке сжался. Но Колченогий Пити успел закрыть Мэй собой, вытаскивая собственный пистолет.
— Если хоть один волос упадет с ее головы… — прорычал он.
Шкиппи захохотал:
— Ну тогда, счастливого путешествия, Пити…
Вжиииииииии!
Подскочив от неожиданности, тати уставились на горизонт, где возникли три черные точки.
— Вампиры! — прошептал Пити.
Мэй подхватила Пессимиста на руки и, отшвырнув веревки, пустилась наутек.
— Убегает! — заорали за спиной. Обернувшись, Мэй увидела шайку татей, которые неслись следом, выхватывая пистолеты на бегу. — Стоять, ни с места!
Но Мэй летела вперед. Сзади послышался нарастающий визг и скрежет, а потом ее накрыла черная тень. Посмотрев через плечо, Мэй успела увидеть, как пара бледных рук уносит Тощего Шкиппи ввысь и как тот роняет отобранный у Мэй лук со стрелами. Остальные тати при виде вампиров разбежались.
Мэй закусила губу, глядя на оружие, валяющееся в песке, и метнулась подбирать. Когда она выпрямилась, на нее как раз пикировал вампир. Мэй оглянулась. Можно опять кинуться наутек, но если вампир увидит, как она вбегает в «Бездну скорби», там он ее точно выследит.
Мэй усилием воли заставила себя стоять смирно.
Натянула тетиву, прицелилась в приближающегося вампира — изо всех сил надеясь, что еще помнит, как это делается, — и выстрелила, чуть не сев на землю от сильной отдачи. Вампир обратился в камень на лету и просвистел мимо. Мэй, сама не верившая, что получится, удивленно уставилась на лук.
Однако истошный визг в вышине тут же привел ее в чувство.
Мэй бросилась к «Бездне скорби».
До вывески оставалось буквально несколько шагов — и никаких признаков входа. Оглянувшись, Мэй увидела, что вампиры закладывают вираж, устремляясь к ней. Тогда она прокатилась по песку, словно на коньках, и въехала под щит с вывеской. Вампир пролетел прямо над головой. И тут Мэй поняла, что все еще катится, катится — а потом проваливается куда-то в темноту.
Глава одиннадцатаяБездна скорби
Мэй с Пессимистом крутило и вертело по стенкам какой-то темной чаши, словно воду, смывающуюся в слив раковины. Потом они полетели с высоты. Мэй решила, что сейчас они расшибутся в лепешку, но они все падали и падали. Отверстие наверху сжалось до размеров булавочной головки. Наконец Мэй на что-то приземлилась — и ее тут же подкинуло обратно в воздух, она снова шлепнулась и снова подпрыгнула. Что там пружинит, она не видела, вокруг стояла кромешная тьма, но похоже было на батут. Постепенно высота прыжков сокращалась, и вот Мэй уже лежит ничком на пружинистой сетке. Пессимист плюхнулся ей на голову. Перекатившись, Мэй сползла с края и мешком обрушилась на землю.
Встав наконец на ноги, девочка попыталась осмотреться. Кругом темнота, хоть глаз выколи, только впереди светится призрачным голубоватым сиянием прямоугольная будка. Внутри застыла такая же светящаяся фигура, одетая в поеденный молью кардиган поверх белой блузки с воротником. На носу очки, на голове — сиреневая искусственная завивка.
Мэй осторожно подплыла поближе и прочитала имя на карманчике блузки: Эдит. Скучающий взгляд кассирши был устремлен куда-то вдаль, на посетительницу она даже не посмотрела.
— Э-э… — Откашлявшись, Мэй все-таки решилась обратиться. — Э-э, простите… — Медленно, словно на шарнирах, кассирша повернулась. Глаз у нее оказался только один, на месте второго зияла пустая глазница, из которой выполз червяк. Упорно храня молчание, она дожидалась, пока Мэй сама изложит, зачем пришла.
Мэй сплела пальцы, собираясь с духом. Она еще не отошла от вести про Тыквера.
— Я правильно понимаю, это развлекательный парк «Бездна скорби»?
Медленно, словно делая величайшее усилие над собой, кассирша наклонила голову, показывая взглядом на рулон билетиков.
— Ой! — Мэй обрадованно зашарила по карманам. — Сколько стоит?
Кассирша смотрела сквозь нее.
Тут Мэй вспомнила про монеты, позаимствованные в Белль Морт и вытащила из кармана пригоршню. Только бы хватило…
Кассирша перевела безучастный взгляд на горстку металла. Потом высохшая, рассыпающаяся в прах рука медленно оторвала от рулона билетик и просунула в окошко.
— Спасибо! — Повертев головой в темноте, Мэй вопросительно посмотрела на кассиршу. Та с протяжным вздохом отвернулась от окошка.
Только теперь, приглядевшись, Мэй заметила в той стороне черный бархатный занавес. Икнув от неожиданности, она переглянулась с Пессимистом и двинулась туда. Занавес плавно отъехал, но за ним тоже царила сплошная непроглядная темнота. Мэй шагнула вперед и подождала, пока занавес закроется за спиной.
Высоко-высоко наверху — наверное, на высоте двадцатиэтажного дома — замигала красная лампочка. Через секунду раздался пронзительный звон, от которого заложило уши и затряслась под ногами земля. Где-то над головой защелкало и загрохотало. Теперь, в красноватом свете, Мэй увидела, что они стоят на дне глубокого колодца, а вверх, как ложи в театре, уходят сотни ярусов, теряющиеся в вышине. На каждом ярусе, хлопая, открывались двери. Мэй попятилась, но земля вдруг поплыла из-под ног, и девочка шлепнулась прямо в подлетевший деревянный гроб. Схватив Пессимиста, она забарахталась, пытаясь выкарабкаться, но было уже слишком высоко.
В дверях начали появляться какие-то фигуры. Мэй не сразу поняла, что они механические, как Санта-Клаусы перед домом Брайди Макдрамми в Кабаньей Лощине. Их там были тысячи — призраки в костюмах гробовщиков, женщины с паутиной в волосах, белыми, как мел, лицами и густо подведенными глазами. Слетая с ярусов, они парили на невидимых нитях, подвешеных к теряющемуся в вышине потолку, выделывая в воздухе плавные кульбиты и пируэты под заунывное загробное пение.
Думаешь, жизнь удалась?
Зайди, тебе будет полезно.
Страх и уныние ждут
Во мраке «Скорбной бездны»!
Тебя от души припугнем,
Хотя и не безвозмездно.
Ведь лучшего места для этого нет,
Чем наша «Скорбная бездна»!
Скажешь, страшно и темно?
Здесь не лучше все равно.
Зато у нас вафли из сдобного теста —
Во мраке «Скорбной бездны».
Гроб поднимал их все выше и выше — и вдруг, словно включили разом все лампочки во Вселенной, кромешная тьма рассеялась, и внизу раскинулся огромный парк аттракционов. Бескрайний, ослепительный — но в темных тонах, — переливающийся всеми оттенками фиолетового, зеленого и синего.
Гроб стремительно ухнул вниз, в самую гущу открывшейся кутерьмы, и помчался в мерцании свечей над булыжной дорожкой, петлявшей по парку. Механические призраки, не прекращая пения, окружили гроб. В руках они держали светящиеся таблички «ОБЗОРНАЯ ЭКСКУРСИЯ».
Мимо неслись аттракционы. Гигантские горки взмывали так высоко, что Мэй даже не видела, где они заканчивались. Слева мелькнула пещера, над которой болталась кривая табличка с пылающими буквами: «ТОННЕЛЬ УЖАСОВ». Справа громоздился особняк со следами былой роскоши — веранда просела, ставни покосились, а местами вообще валяются на полу. Изнутри неслись вопли ужаса. Судя по табличке на балюстраде, это был «ОГОЛТЕЛЫЙ ОСОБНЯК». Они пролетели мимо «НОЧИ НА ГОРЕ БАНШИ» (из трещин на крутых склонах вырывались столбы пламени), потом мимо «ВАМПИРСКОГО ЛОГОВА» (вход через распахнутый вампирский рот). Ревели водопады, пахнущие хлюп-газировкой; торчали тут и там серебристые подернутые ржавчиной киоски со смрадным лимонадом и скелекексами всех цветов радуги, от кроваво-красного до гнило-коричневого; бесчисленные лавочки ломились от сувениров — плюшевых мумий, бензопил, кандалов и прочей всячины с аляповатой надписью: «БЕЗДНА СКОРБИ».