На сцене белело пятно света от единственного прожектора. И в этом пятне, на красной истлевшей кушетке, лежала ничком долговязая фигура, тянувшая в микрофон: «Никтоооо не знааааает, как мой путь одинооооок… — Заунывный голос напоминал горестное мычание раненой коровы. — …Сквозь ноооочь и веееетер мне идти сужденоооо, нигде не свеееетит мне родноооое окнооооо…»
Мэй приросла к полу.
— Мью, — выдохнул Пессимист.
Услышав мяуканье, исполнитель слабо дернул головой. Потом приподнялся и сел вполоборота. Мэй рванулась вперед, — но ее тут же ухватили под локти и дернули обратно. Вскочившие с мест двое духов в красной бархатной униформе крепко держали Мэй с двух сторон. Пессимист, не растерявшись, вонзил зубы в ближайшую лодыжку. Призрак взвыл.
— Тыквер! — вырываясь, крикнула Мэй.
Исполнитель, не выпуская микрофона, повернулся наконец лицом в зал. Огромная перекошенная мучнисто-белая тыква вместо головы, большие черные глаза, кривая усмешка — страх да и только, если не знаешь обладателя всего этого лично. Уныло свесив желтый соломенный чубчик, Тыквер во все глаза смотрел на Мэй.
— Тыквер, это я! — закричала девочка.
На миг лицо призрака озарилось безграничным счастьем, а кривая усмешка растянулась в радостную улыбку до ушей. Но радость тут же сменилась сердитой гримасой, обращенной сперва к Мэй, потом к Пессимисту, а потом Тыквер просто уставился вдаль, будто забыв о существовании девочки с котом. Щелкнув пальцами, он подозвал тлеющего призрака и, когда тот подошел к краю сцены, прошептал что-то ему на ухо. Призрак кивнул и, пожевав узкими синими губами под тонкой полоской усиков, обратился к Мэй:
— Он говорит, надо же, кого кошка на хвосте принесла.
Мэй подняла глаза на Тыквера. Тот, скрестив руки на груди, с демонстративно скучающим видом отвернулся к кулисе и начал общипывать секущиеся кончики соломенных волос. Мэй потеряла дар речи. Беспомощно, как рыба, разевая рот, она посмотрела сперва на Тыквера, потом на тлеющего призрака и наконец выдавила, поперхнувшись:
— Вы кто?
Призрак, дернув верхней губой, поправил обгоревший галстук:
— Я агент Тыквера. Аврил.
— Агент?! — оторопела Мэй. Тыквер снова что-то прошептал Аврилу, а потом опять отвернулся, скрестив руки.
— Тыквер велел все вопросы задавать через меня.
— Тыквер… — простонала Мэй. — Ну ты что? В чем дело?
Тыквер постоял в раздумьях. Потом шепнул что-то агенту.
— Он говорит: вообще-то, если у кого память плохая, ты его бросила, обрекая на одиночество и страдания.
У Мэй упало сердце.
— Передай ему, что мне очень жаль. Но теперь-то я вернулась.
Тыквер громко вздохнул и снова зашептал.
— Он спрашивает, где же ты была все те бесчисленные разы, когда он едва уносил ноги от гулей.
Мэй лихорадочно подыскивала ответ в свое оправдание.
— Но ведь он сам велел мне идти. И не возвращаться.
Тыквер задумался надолго. Наконец последовала новая порция шепота.
— Он говорит, что тогда он так считал, а потом передумал, — озвучил услышанное Аврил.
Мэй не нашла что ответить. Тыквер стрельнул в нее глазами, хмуря перекошенный лоб. Потом он задумчиво пригладил торчащий чубчик. А потом снова зашептал.
— Говорит, откуда ему знать, что ты снова его не бросишь.
Мэй закусила губу. Кажется, лед тронулся.
— Не знаю, Тыквер. Но я постараюсь. Изо всех сил постараюсь больше тебя никогда не бросать.
В глазах Тыквера мелькнул интерес. Пристально поглядев на Мэй, он что-то пробормотал.
— Говорит, ты изменилась. Раньше ты была маленькая.
Мэй, которую по-прежнему цепко держали, не давая поднять руки, только беспомощно пожала плечами. Она представила себя со стороны — долговязая, нескладная, коленки выпирают, как у жеребенка, длинные черные волосы спутались…
— Я выросла, — проговорила она извиняющимся тоном. Голос дрогнул. — А еще… — Он прервался совсем. — Еще я умерла.
Тыквер вздрогнул. Крупная слеза набухла в уголке левого глаза и медленно поползла по щеке. Певец кивнул телохранителям, и те ослабили хватку.
Мэй замерла в нерешительности. Но тут Тыквер, раскинув руки, сиганул со сцены, как нелетающая птица дронт. Мэй кинулась к нему и уже через секунду оказалась в его леденящих объятиях, таких крепких, словно он собрался ее раздавить. Наконец Тыквер выпустил Мэй, озарил широченной улыбкой и прижал к себе снова. Потом издал дикий вопль и сгреб в охапку Пессимиста.
— Чмок-чмок-чмок-чмок! — Пессимист делал вид, что возмущен таким безобразным обцеловыванием со всех сторон, но на самом деле ему нравилось. Он лизнул Тыквера в нос, и призрак сжал его еще крепче.
Наконец Мэй, высвободившись, посмотрела на Тыквера обеспокоенным, но полным надежды взглядом. Теперь она почти доставала макушкой ему до груди.
— Тыквер! — выпалила Мэй, едва дыша. — А где остальные? Где Беа, где Фабио, где Люциус? А Изабелла, а Усик?
Тыквер мгновенно помрачнел и нахмурился.
Смерив агента и телохранителей недовольным взглядом, словно не понимая, что они тут забыли, он театрально вздохнул:
— Ни сна, ни отдыха измученной звезде.
На Мэй он посмотрел уже без всякого позерства, но от его взгляда у девочки пошел мороз по коже.
Глава тринадцатаяЛорелея
— Значит, призраки просто отсиживаются тут в ожидании конца? — спросила Мэй.
Тыквер провел девочку на другой конец парка сквозь череду замаскированных дверей в стволах деревьев — к калитке, спрятанной позади гигантской головы вампира, так чтобы нельзя было заметить с неба.
— Они потеряли надежду, — объяснил Тыквер. — По-моему, надежды не осталось ни у кого.
Наклонившись к маленькой черной коробочке у калитки, он произнес вполголоса: «Тыквер — лучше всех!», — и калитка со скрипом отворилась. Мэй, изумленно покачав головой, прошла за Тыквером внутрь. Там им преградила путь вторая калитка. Призрак показал лицо в крошечную черную камеру, приткнувшуюся на соседнем черном дереве. Камера выпустила лазерный луч и просканировала зрачок. «Совпадает», — выдал компьютерный голос. У Мэй отвисла челюсть.
— Мне его в прошлом году построили, — объяснил Тыквер, увидев выражение лица Мэй на подходе к третьей калитке. — Ты себе не представляешь, как тяжело скрываться от папарацци. Думал, вот наконец-то есть где спрятаться от любопытных. Ну и на аттракционах покатаюсь. У меня и в мыслях не было, что придется сидеть тут вечно.
Из замочной скважины в калитке вылетело крохотное измазанное сажей существо с остроконечными ушами и шахтерским фонарем на лбу.
— А это еще…
— Барабашка, — с гордостью ответил Тыквер. — Очень редко попадаются, но нескольких все-таки удалось поймать, вот и мне перепало.
— Пароль! — сурово пропищал барабашка.
Тыквер многозначительно покосился на Мэй, а потом, надув щеки, продекламировал с наигранными театральными интонациями:
— Карл у Клары украл кораллы.
Барабашка, отвесив поклон, нажал кнопку, открывающую калитку:
— Добро пожаловать домой, Ваше Знаменитешейство.
И тут же, решив, что на него больше не смотрят, принялся крошечной отверткой откручивать петли. Пессимист, уютно свернувшийся у Тыквера на руках, заворчал.
— Хлопот с ним не оберешься, — признал Тыквер. — Особенно когда ночью он барабанит по стенам и не дает мне спать. — Он грозно сверкнул глазами на озорника, но тут же смягчился: — Ничего не могу поделать, такой лапочка.
Мэй прошла еще несколько шагов вслед за Тыквером — и остолбенела. Перед ними громоздилась белая кособокая усадьба.
— Это же…
— Я велел построить точную копию, — со вздохом пояснил Тыквер. — Нравится?
— Тыквер… — ахнула Мэй, оглядывая белые стены. Горло сдавило от тоски. — Но зачем?
Дом был как две капли воды похож на Седые Мхи: широкое крыльцо, темные окна, даже стены такие же просевшие. Тыквер, оставив вопрос без ответа, повел Мэй внутрь.
— Конечно, пришлось кое-что переоборудовать, — предупредил призрак и щелкнул выключателем. С потолка, рассыпая разноцветные искры, спустился зеркальный шар.
Они вплыли в комнату, которая у Мэй дома была холлом. Тыквер устроил здесь просторную гостиную в когда-то белом, а теперь пожелтевшем виниле и с заляпанным ковром цвета слоновой кости. На стеллажах вдоль стен выстроились видеоигры — «Побег из могилы», «Зомби на льду», «Нашествие экзорцистов» и прочее в таком же духе. В углу стояли настольный футбол и батут. Отовсюду глядели огромные изображения Тыквера. На стенах, обитых золотой парчой, красовались прозрачные витринки с наградами и семнадцать статуэток Серебряного Кошмара.
Тыквер повел Мэй в следующую комнату, где с потолка летели стайки мыльных пузырей. Еще там стояло четыре автомата с хлюп-газировкой и кресла из запаянных аквариумов с механическими пираньями.
— Бинты от мумий! Импортные! — с гордостью показал Тыквер на потрепанные кисейные занавески. Из окон открывался эксклюзивный вид на Гору Банши.
Призрак обернулся, оценивая произведенное впечатление.
— Да… здорово. — Мэй изо всех сил постаралась изобразить восторг, хотя увиденное как-то слегка зашкаливало.
Тыквер расплылся в улыбке и жестом пригласил гостью сесть в пираньевое кресло. Сам он устроился у нее на коленях, тиская Пессимиста, пока тому не надоело и он не спрыгнул на пол. Мэй почувствовала, как пираньи щиплют ее снизу сквозь обивку. Пессимист замахивался лапой, пытаясь их ловить.
— И?.. — спросила Мэй.
— И?.. — болтая ногами, повторил Тыквер, имея в виду «И что?».
— Ты собирался рассказать, — напомнила Мэй. — Про остальных.
— Ага, — кивнул Тыквер, все еще сияя широко распахнутыми глазами, словно пытаясь собраться с мыслями. А потом вдруг сложился пополам, уронил голову на руки и разрыдался.
— Сначала они уа-а-а-а-а-а-а, — рыдал он. Мэй испуганно заерзала, пытаясь высвободить колени из-под острых локтей призрака.
— Тыквер, ты что?
Он выпрямился, всхлипывая.
— А потом, а потом их… — захлебнувшись слезами, он снова уткнулся лицом в колени Мэй. — Буа-а-а-аааа! Муы-аааааа-аа!