— Ой! — Мэй невольно сглотнула и прикрыла шею рукой. — Да?
— Это в порядке вещей. И по-моему, здешние призраки слишком заняты собой, чтобы тебя узнать. Вряд ли они читают газеты, и потом, ты так выросла… — Беа забрала у нее записку и в задумчивости постучала изящным ногтем по слову «спутник». — Вопрос не в том, идешь ты или нет, а в том, кого тебе брать с собой.
— Меня, пожалуй, не надо. — Тыквер валялся в кровати, закинув руки за голову, а Мэй стояла рядом и умоляюще смотрела на него, зажав в кулаке послание. — Меня сразу узнают. И начнется: а спой нам, а спляши, а еще спой, а еще спляши… Им ведь одни хиты подавай. — Он вздохнул. — Так что без меня. Я этих приемов и балов уже навидался. А тебе понравится.
— Миоу?
Мэй посмотрела на кота.
— Вряд ли в качестве спутника позволят пригласить запрещенное животное, — огорченно пробормотала она.
— Люциуса надо брать, — продолжал Тыквер, делая небрежный жест рукой.
Люциус сидел на подоконнике и мастерил рогатку, чтобы пулять в прохожих эктоплазменными шариками. Фабио, глядя на это дело, негодующе шевелил усами.
Мэй с Люциусом посмотрели друг на друга. Люциус потускнел, потом нахмурился. Мэй отвела взгляд и принялась подтягивать потуже хвост, расчесывая пальцами длинные черные волосы.
Через минуту с лишним Люциус сдался и с тяжким вздохом нервно затеребил в руках рогатку:
— Мне что, наряжаться придется?
— Возможно, — опередив Мэй, кивнул Тыквер.
— А рогатку можно с собой?
— Нет, — решительно заявила Мэй.
Люциус призадумался.
— Ладно. Пойду.
Мэй чуть не подпрыгнула от радости:
— Хорошо.
В номер она возвращалась со смешанными чувствами. Несмотря на весь страх, неуверенность и смятение, Мэй улыбалась. У нее будет первое в жизни свидание!
Глава семнадцатаяНа балу у герцогини
Экипаж въехал на полукруглый пандус у входа во дворец. Сидящая внутри Мэй понимала, что голова ее должна быть занята другими, более важными мыслями — о Хозяйке, о страшных планах Бо Кливила. Но при виде подъездной аллеи, освещенной ярко пылающими кострами, и вереницы карет у Мэй забегали мурашки от восторга. Первый в жизни бал!
От дворца — три величественных беломраморных этажа с колоннами по фасаду — веяло стариной, пышностью и аристократизмом. На просторной террасе с парадными лестницами горели факелы и плясали на стенах веселые тени, создавая праздничное настроение. В окнах верхнего этажа шевелились портьеры и призрачные силуэты кивали, отмечая прибытие новых гостей.
— Такое чувство, что они сговорились, — пробормотала Мэй, встревоженно оглядываясь.
Все дамы до единой были в нарядах хоть и заплесневелых, но ярких — вокруг пестрели розовые, голубые и зеленые шелка, — а на декольте и манжетах пенилось рваное кружево. Чем пышнее наряд, тем более он выглядел замызганным и обветшалым, и тем горделивее держала голову и выше задирала нос его обладательница. Кавалеры щеголяли пастельными оттенками костюмов и помахивали кружевными платками. Покачивались высокие пудреные парики, украшенные паутиной и лепестками засохших цветов.
Мэй перевела взгляд на собственное платье, выбранное по совету Тыквера. Густой черный бархат, мягкий, словно кошачья шкурка, со сверкающими звездочками-пуговицами по корсажу, зашнурованному крест-накрест шелковой серебристой, как лунный свет, тесьмой. С паутины на юбке при каждом движении летела пыль. На фоне этого бархата длинные черные волосы Мэй, струящиеся по спине блестящим водопадом, растворялись, словно в кромешной тьме. Шею обвивали нити старинного жемчуга, между которыми сверкали искорки рубинов и изумрудов.
От Люциуса толку было мало. Всю дорогу он щипал Мэй в карете за руки и за ноги или украдкой тыкал ей в ухо мокрым мизинцем. Теперь он, болтая ногами, беспокойно выглядывал в оконце, словно прикидывая, как бы половчее слинять. В своей школьной форме он выглядел среди напудренных и расфуфыренных гостей еще большей белой вороной, чем Мэй. Но хоть причесался, и то хорошо. И вообще симпатяга, хотя Мэй ему в этом ни за что не признается.
— Надо было мне что-нибудь другое надеть, — сконфуженно прошептала Мэй. Она сидела нахохлившись, втянув голову в узкие воробьиные плечи, потому что казалась себе, кроме всего прочего, жуткой дылдой.
Люциус вроде вышел из ступора и, поглядев сперва на Мэй, а потом на замшелых красоток, плывущих по лестнице, наморщил нос:
— Ты гораздо лучше смотришься, чем эти старые кошелки.
— Ой, спасибо!
Через несколько минут карета, покачиваясь, подъехала к самому входу, и они выбрались наружу. У Мэй в животе словно рой бабочек захлопал крыльями. Остальные пары шли под руку, но пойти так же с Люциусом она не смогла бы даже в страшном сне. Впереди показалась парадная лестница. Позолоченные двери со скрипом распахнулись, и два скелета-привратника в ливреях оскалили челюсти в ухмылке, провожая входящих пустыми глазницами.
Когда двери закрылись за спиной, Мэй показалось, что она попала в сказку. Они с Люциусом стояли на пороге огромного бального зала — роскошного, как бархат. С потолка в пыльном увешанном гобеленами холле свисали люстры со свечами, льющими мягкий теплый свет. В дальнем конце зала оркестр, отчаянно фальшивя и не попадая в ноты, играл старинные вальсы. Прекрасные призраки в изысканных нарядах, затканных тончайшей паутиной, скользили в танце, не касаясь пола. И над всем этим великолепием, на мраморном цоколе, в золотом кресле, обтянутом истлевшей парчой, восседала важная дама — судя по всему, сама герцогиня, хозяйка бала. Пышный помпадур, украшенный рубиновыми паучками, вздымался надо лбом белым облаком. Сжимая в руке трость с серебряным набалдашником, герцогиня зловеще сверкала глазами (в одном из которых красовался монокль).
Обомлевшая от шквала впечатлений Мэй обернулась к Люциусу, но тот прилип взглядом к столикам со сладостями, окружавшим оркестр. Там громоздились пирамиды шоколадных гробиков с начинкой из мерзелада, а на блестящих блюдах выстроились пирожные, сделанные в виде миниатюрных погостов. Еще были жареные ножки в потеках кроваво-красного соуса, пирожки в форме летучих мышей и фонтаны вязкой черной жижи, куда полагалось макать отрезанные хрустящие пальцы. Призрак, подозрительно напоминавший Генриха VIII, заигрывал в углу с юной девой за облупленным клавесином. Каждый второй нес под мышкой отрубленную голову — в одной из таких обезглавленных Мэй узнала Марию-Антуанетту с картинки из учебника истории за пятый класс.
Под любопытными взглядами фланирующих гостей Мэй неловко переминалась с ноги на ногу, отчаянно надеясь, что в ней никто не узнает десятилетнюю девочку в саване, о которой три года назад трубили все газеты и которая красовалась на голограммах «Разыскивается!» по всему Призрачному городу. К тому же Мэй понятия не имела, что делают на таких приемах. Хорошо хоть Люциус рядом, не бросил ее одну в этой толпе.
— О-о-о, скрипучие крекеры! — восхищенно выдохнул Люциус и ослепительной вспышкой метнулся прочь. Мэй растерянно уставилась ему вслед.
— Кошмарная ночка! — произнес кто-то светским тоном за спиной. Мэй обернулась. Изящно пригубив черную жидкость в хрустальном бокале, на нее смотрел кавалер в парчовом камзоле и белом парике.
— Да-да, — кивнул другой призрак, и оба чуть подвинулись, принимая Мэй в свой круг. Видимо, так все и общаются на балах.
Мэй вежливо качнула головой и тоже пробормотала:
— Наверное.
— Кошмарнее этой была, пожалуй, только та ночь в тысяча восемьсот девяносто третьем году, когда меня съели новогвинейские пигмеи, — подхватил торжественным тоном кавалер с густыми закрученными вверх усами.
Оркестр продолжал играть. Мэй вежливо слушала бесконечные подробности жутких историй, перемежающиеся разговорами о погоде, и то и дело ловила на себе любопытные взгляды. По спине побежал холодок. До нее доносились обрывки перешептываний — про ее платье, про Люциуса (который, замотавшись в портьеру у клавесина, тайком сыпал чесоточный порошок в прическу Марии-Антуанетты), про гостиницу «Вечный покой», где они остановились. Обладатель пышных усов все вещал и вещал, рассказывая, как они с Фернаном Магелланом (он показал на сидящего в углу призрака) столкнулись с полтергейстами на Чахлом пригорке в самом начале своей загробной жизни. Слушая вполуха, Мэй начала поглядывать вокруг, на любопытствующих, гадая, известно им что-то или нет.
— Милочка!
Мэй поняла, что обращаются к ней. Встретив пустоту на плечах стоящей перед ней дамы, она поспешно перевела взгляд вниз. На нее в упор смотрела голова в высоком пудреном парике, с черной мушкой над верхней губой.
— Простите? — Мэй оторопела.
— Я вас раньше нигде не могла видеть? — с аристократическим прононсом поинтересовалась голова.
Мэй уставилась в пол, чувствуя, как горят шея и щеки:
— Нет, вряд ли.
— А мне кажется, что да, — не отставала голова. — То ли в газете, то ли…
Мэй настороженно забегала глазами и машинально потянулась за луком, который, разумеется, остался в гостинице. Несколько духов, тоже через одного обезглавленные, с любопытством прислушивались к разговору. Явно ждали подходящего момента.
— Да, точно, вспомнила! В «Духе театра»! — Голова самодовольно вскинула брови. Собой она, судя по ее виду, была довольна всегда. Мэй оглянулась на входную дверь. Если сейчас рвануть, схватить Люциуса за руку и… — Вы ведь были на премьере «Склизких танцев-2»?
К изумлению Мэй, остальные обрадованно закивали.
Мэй выдохнула:
— Но я…
— Да-да, даже не отрицайте. Вы там были, под ручку с… как же его звали, этого старого повесу? — Дама лукаво улыбнулась. — Юлий Цезарь!
— Да нет, — возразил призрак с моноклем. Выпавший из орбиты глаз болтался на ниточке, каким чудом на нем держался монокль — непонятно. Мэй похолодела. — Вы все перепутали. На самом деле она вылитая Живая. — Он сделал паузу, и Мэй бросило в жар. — Вы, юная леди, конечно, гораздо прелестнее, но вы же помните, о ком я, да? — Он пощелкал пальцами, пытаясь припомнить. — Ну, та, которая должна… что она там должна?