— Киса! — рванулась Мэй. — Стойте!
Но карета не остановилась. Мэй принялась дергать двери, сначала одну, потом вторую, но обе оказались накрепко заперты. Хотела выскочить в окно — не пролезли даже плечи. Высунув головы из окон, пассажиры успели увидеть душераздирающую сцену — как Пессимист приземляется прямо посреди мостовой под ноги вампиру.
Все произошло слишком быстро, словно во сне. Пессимист поднял глаза на вампира и невинно мяукнул. Подол черного плаща взметнулся, накрывая его с головой. Плавно, будто ему под ноги каждый день сваливаются кошки, вампир развернулся туда, откуда шел, и растворился в тумане. Словно ни его, ни Пессимиста и не было на этой улице.
— Стой! — завопила Мэй. Внутри у нее все оборвалось. — Стой!
Но карета неслась дальше, ускоряя ход. Колеса уже не касались булыжной мостовой.
Люциус мягко взял Мэй за локоть и боднул ее лбом в плечо. Мэй в отчаянии махала руками из окна.
Но поделать уже ничего было нельзя. Портоград растаял в лунно-туманной дали.
Глава девятнадцатаяБешеная гонка
Они ехали несколько часов, временами приближаясь почти вплотную к лоснящейся глади Мертвого моря, а потом повернули на север, и за окном потянулась скучная равнина. Убитая горем, Мэй не отрываясь смотрела в заднее окно. Беатрис, утешая, взяла ее под руку, и Мэй то и дело стискивала подружкины пальцы. Тыквер, нарыдавшись, уснул и теперь храпел, обмякнув, как тряпичная кукла, у девочек на коленях.
— Ай! — вскрикнул Фабио, вскакивая с места. — Мадам, я попросить бы! — Увидев недоуменные взгляды друзей, он возмущенно ткнул пальцем в леди Говард: — Она щипать меня за зад.
Все в изумлении посмотрели на хозяйку кареты, но та продолжала молча испепелять глазами пространство, поджав синеватые губы.
Фабио задумчиво подкрутил усы и неохотно опустился обратно на колени к аристократке. Через несколько минут он подскочил снова:
— Леди Говард, как вам не стыдно? — Однако на щеках его играл легкий румянец, а в усах притаилась улыбка.
И вот наконец они показались в левом окне — огромные горы мусора, словно вырастающие в беспорядке из пустынной равнины. Все замолчали.
Беатрис, в волнении стиснув руки на коленях, прижалась носом к стеклу. Когда-то обитатели этой свалки, основавшие Селение неупокоенных душ, здорово помогли Мэй и ее приятелям. Но кто знает, теперь тут они или их всех, вместе с мамой Беатрис, как и прочих жителей Навсегда, угнали в неведомую даль.
И еще, хотя вслух этого никто не высказал, не факт, что поселенцы, даже никуда не девшись, примут Мэй с распростертыми объятиями. В последнюю встречу они все были уверены, что Мэй прибыла спасать Навсегда. А она взяла и сбежала.
Резко накренившись, карета вдруг остановилась. Двери распахнулись, и всех выбросило наружу. На песке образовалась куча мала. Отряхиваясь и помогая друг другу, путешественники поднялись на ноги.
Вокруг стояла мертвая тишина. В ясном, безлунном небе, как прежде, мелькали падающие звезды — Мэй не видела такого неба с самого возвращения в Навсегда. Проводив несколько звезд восхищенным взглядом, она снова развернулась туда, где остался Портоград.
— Пессимист найдет дорогу, — обнадежил Люциус. — Обязательно.
Мэй не сводила глаз с горизонта. Вообще-то кот и вправду куда самостоятельнее любого из них. Но на сердце у Мэй лежал камень. Если прямо сейчас сесть в карету и вернуться в Портоград…
— Пошеееел!
Пронзительный вопль сорвался с тонких губ леди Говард. Через миг карета уже неслась в облаке пыли на край земли. Переглянувшись, друзья проводили ее взглядами — теперь самое большее, чем они могли помочь Пессимисту, — это идти дальше.
— Не шумите… — прошептала Мэй. Если обитатели Хламовых гор еще тут, они запросто могут принять компанию за гулей, и тогда…
— Ох, ну и видок у тебя! — выпалил Тыквер, смахнув несколько скупых слезинок и посмотрев на Мэй свежим взглядом. Еще бы. Бархатное платье порвалось, когда она лезла в карету. Волосы, щедро припорошенные дорожной пылью, болтались по спине спутанной паклей, из которой торчали стрелы.
— Тыквер, потише! — прошептала Беа.
Но Тыквер только покачал головой завороженно:
— Вылитая королева выпускного… из чьего-то худшего кошмара…
— Тсс!
Они подплыли к самой первой куче рухляди. Вблизи уже можно было различить старые автомобили, гробы и холодильники. Окинув взглядом бесконечные горы хлама — в том числе сотни полузасыпанных песком саркофагов, Мэй обескураженно вздохнула:
— Я и забыла, сколько их тут…
Какой-то из саркофагов скрывал вход в Селение — понять бы только какой.
Мэй оглянулась на Люциуса, горевшего, как светлячок, в полумраке пустыни. Он пожал плечами: мол, я знаю не больше твоего. Беа, дрожа, ухватила подругу за руку. Мэй крепко сжала ее ладонь.
— Ой, блестяшка! — Тыквер выхватил из груды серебристый тостер — и исчез под лавиной колесных дисков.
В тот же миг в холме открылась щель, и на песок легла полоска теплого, уютного света. Не тусклого, призрачного и мертвенного, а настоящего, от яркого огонька свечи. Щель начала шириться, разрастаясь до дверного проема. В дверях кто-то дожидался — не светящийся, не парящий над землей, а объемный, твердо стоящий на ногах, яркий и живой.
Стройная, гибкая фигура, длинная юбка с оборками, красный корсет, блестящее каштановое каре. И выхваченный из повязки на бедре кинжал, которым обладательница всего этого замахивалась на незваных гостей.
Лисичка Лекси посмотрела на Мэй с прищуром. Неужели не узнаёт? Но Лекси опустила кинжал и, подбоченившись, прислонилась к дверному косяку.
— Надо же! Век живи, как говорится…
Мэй поежилась под острым взглядом, сражавшим иных наповал.
— Нам нужна помощь.
Лекси не двигалась.
— Мы хотим разослать сообщения всем оставшимся в Навсегда призракам и еще Хозяйке Северной фермы. Надо готовить восстание против Бо Кливила. Поможете?
И тогда, к изумлению Мэй, Лекси шагнула вперед и, крепко обняв, потащила ее внутрь, в Селение неупокоенных душ.
— Прическа у тебя что надо!
Кошки много чего не любят. Воду, например. Или когда чешут не за тем ухом. Но больше всего кошки не выносят, когда их хватают ни с того ни с сего. Именно в этом крылась причина странного зрелища, которое наблюдали фантомы, летящие домой из «Поползня» с охапками диванных подушек в цветочек. По кромке Равнины Отчаяния с жалобными воплями метался туда-сюда вампир, силясь сбросить впившийся ему в голову комок лысой шкурки.
Судя по всему, кусать вампиры любят больше, чем быть укушенными.
Убедившись, что клиент все осознал, Пессимист разжал зубы и, описав дугу в воздухе, пружинисто приземлился. Подергивая хвостом, он проводил взглядом поспешно растворяющегося в тумане вампира. Потом тщательно вылизал лапы и осмотрелся. Помогло не особенно. Здесь царило еще большее запустение, чем в других виденных им уголках Навсегда: сплошной туман клочьями и голая земля. Пессимист мурлыкнул, хорошенько принюхался, вгляделся в туман — и целеустремленно зашагал вперед.
Идти пришлось недолго. Посреди пустоты вдруг выросла дверь. Кот подобрался поближе, догадываясь, что задерживаться, пожалуй, не надо, но любопытство брало верх. На двери красовался чеканный череп с костями — только не человеческий, а лошадиный. «Мью?» — задумчиво протянул Пессимист. Не каждый день встречаешь нарисованный лошадиный череп в загробном мире, где все животные под запретом. Прямо под черепом, в нижней части двери, виднелось еще одно квадратное отверстие, поменьше. Кошачья дверца.
У Пессимиста, хоть он и приближался к идеалу, все же имелись свои недостатки. Самоуверенность, например. Он полагал, что нет на свете такой опасности, которая ему не по зубам. Поэтому он двинулся прямо к двери, понюхать поближе.
Неслышно подкрадываясь на мягких лапах, он потянул носом. И тут кошачья дверца с громким скрипом распахнулась, оттуда высунулась нога с копытом и затащила Пессимиста внутрь.
Глава двадцатаяГлухо, как в танке
Следующим вечером в Селении устроили то, чего не устраивали уже несколько лет. Вечеринку.
Полумрак огромной пещеры (из нее вели несколько лазов, пронизывающих толщу мусора, словно ходы в муравейнике) разгоняли факелы, воткнутые в старые люстры и в штабеля запчастей и гробов, составлявших стены. Все принарядились (для живых, незаконно поселившихся в мире мертвых, это означало достать лохмотья чуть почище). Беатрис с мамой, все это время не отходившие друг от друга ни на шаг, разносили закуски. Мэй наблюдала за празднованием со своего почетного места в углу. Волосы ей уложила сама Лисичка Лекси — закрутила тугие узлы на затылке и вплела цветы из собственного сада поселенцев. Еще она одолжила Мэй ярко-розовое кимоно, которое приберегала на черный день — оно пошло ко дну вместе с ней, когда корабль, на котором она плыла, затонул у Карибских островов. Мэй чувствовала себя в нем непривычно взрослой.
К ней то и дело подходили, чтобы ущипнуть на удачу.
— Вернулась закончить начатое? Молодец!
— Ты наш талисман!
— Мы знали, что Книга Мертвых не соврет!
Мэй вымученно улыбалась и кивала. Но по правде говоря, она понятия не имела, что делать дальше, да и может ли она вообще что-нибудь сделать. Ее не оставляла тревога за Пессимиста. Если с ним что-нибудь случится, если Бо Кливил хоть пушинку тронет на его голове, она… она ему…
Мэй беспокойно повозила ногами по песку, который заменял пещере пол.
— Ты похожа на тигра в клетке.
Люциус! Светлая челка уложена набок, школьный пиджак отглажен, на щеках горит румянец.
— Кто тебе такую прическу состряпал?
Мэй не без гордости повернулась в профиль:
— Лисичка Лекси.
Люциус щелкнул резинкой рогатки, потом натянул ее до предела, обшаривая глазами пещеру. Мэй сперва изучила собственные ногти, потом стену. Люциус поглядывал на нее краем глаза, и Мэй почувствовала, что краснеет от того, какая она хорошенькая сегодня. Наконец Люциус выдавил: