— Не мне вам говорить, что психиатры съехались сюда ради нее со всех концов света. Физики исследовали образцы ее ногтей, волос, даже крошки из ушей. И все равно мы ни на шаг не приблизились к разгадке невероятной тайны: Мэй Эллен Берд ушла в лес, а вышла оттуда лишь три месяца спустя. Как так? — Журналист многозначительно прищурился.
За кадром раздалось ворчание, и Мэй с журналистом разом обернулись — Пессимист начинал нервничать. Мэй шикнула на него, а журналист скорчил недовольную мину.
— Ну что, Мэй, — откладывая в сторону охапку сувениров, продолжил он, — ты по-прежнему утверждаешь, что все это время провела в загробном мире, который, по твоим словам, находится… — он посмотрел в камеру и понизил голос до драматического шепота, — на звезде под названием Навсегда?
Театрально изогнув бровь, он выжидающе воззрился на Мэй.
Мэй посмотрела на него, потом на Пессимиста за кадром:
— Да.
Журналист хмыкнул:
— И ты говоришь, что там, на звезде призраков, злодействует дух по имени Боб Дилан, которому противостоит мудрая Хозяйка Северной фермы, живущая на гигантской магнолии посреди заснеженной долины на северной окраине мира?
— Бо Кливил, — робко поправила Мэй.
— И там, в этой Навсегда, тебе помогали… — журналист сверился с блокнотом, — призрак с огромной тыквой вместо головы; девочка по имени Беатрис, умершая от тифа в начале двадцатого века; погибший пилот итальянских ВВС и по совместительству ужасный стихоплет по имени капитан Фабио и симпатичный мальчик Люциус, к которому ты воспылала чувствами. Четверо, не считая твоего лысого кота. — Журналист с ухмылкой покосился на Пессимиста за кадром.
— Ни к кому я не пылала, — покраснев, выдавила Мэй.
— И очутилась ты в этой стране, упав в озеро, которого больше нет. — Журналист показал подбородком. — В лесу позади твоего дома. Так?
Май неуверенно кивнула.
— Ну так вот, Мэй, — журналист заулыбался по-деловому, — у тебя появились поклонники среди людей, которые верят в НЛО, йогу и йети. Сейчас я зачитаю некоторые слухи, а ты скажешь, правда или нет. В тебя вселился дух двухголового отпрыска йети?
Мэй в ужасе замотала головой.
— Барбара Стрейзанд действительно была в прошлой жизни Клеопатрой?
Мэй закусила губу и пожала плечами.
— Пару недель назад в «Вопроснике» заявили, что НАСА собирается запустить к твоей призрачной звезде космический зонд. Это правда?
Мэй покачала головой.
— Ты утверждаешь, что, согласно записи в некой Книге Мертвых, тебе суждено спасти Навсегда от неминуемой гибели. — Журналист смерил взглядом торчащие коленки и худые плечи Мэй, ссутулившейся на краешке стула, словно демонстрируя всю нелепость этого заявления. — Почему же в таком случае призраки еще не вернулись за тобой? Забыли? — вкрадчиво спросил он, подавшись вперед.
Десятилетняя Мэй на экране оглянулась на лес за спиной. Деревья качали ветвями, расправляя листья, будто махали печально в камеру. Мэй расстроенно дернула уголком губ, а карие глаза распахнулись еще шире.
— Не знаю.
— Может, все дело в том, что призраков не существует? — подсказал журналист.
Мэй тихо протяжно вздохнула.
— Тогда еще вопрос, — продолжил журналист, пряча усмешку, и заговорщицки подмигнул в камеру. — Ответь нам как эксперт по загробному миру: какова вероятность нашествия зомби на наши торговые центры? — Он состроил испуганную физиономию, притворяясь, что дрожит.
Щелк. Телевизор выключился.
— Зомби. Придет же в голову… — Миссис Берд, не договорив, села, поправляя каштановые кудри, примятые подушкой и сбившиеся в непонятный колтун.
Мэй поплотнее запахнулась в одеяло.
— Не волнуйся, — участливо проговорила миссис Берд. — Эта дребедень в одно ухо влетает, в другое вылетает, стоит только канал переключить. А когда вырастешь, и подавно все забудется…
Миссис Берд посмотрела на дочь долгим пристальным взглядом. Мэй знала, что в такие моменты мама отчаянно мечтает влезть ей в голову и потянуть за тонкие ниточки воспоминаний о таинственной отлучке, навсегда вплетенных в дочкины мысли. Но спросить прямо значило бы нарушить негласный уговор, существующий между ними уже не первый год: об исчезновении Мэй и фантастических рассказах про Навсегда — ни слова. Иначе не миновать смертельной обиды и обманутых ожиданий с обеих сторон.
— Тебе снова Финни Элвей звонил, — рассеянно перебирая пряди длинных волос Мэй, вспомнила миссис Берд. — Он такой вежливый по телефону.
Мэй промолчала. Финни учился с ней в одном классе. Пожалуй, самый симпатичный и самый интересный из всех мальчишек средней школы в Кабаньей Лощине. Ореховые глаза и каштановая челка, от которой другие девчонки просто пищат. А еще он не ест козявки — огромный плюс! Но когда он звонил, Мэй обычно притворялась, что спит или у нее сел голос, или ныряла под ближайший диван, прячась от мамы.
— Может, пойдешь погуляешь, детка? Такая погода чудесная! — Миссис Берд кивнула на окно, через которое лился чистейший белый зимний свет.
Но Мэй только головой помотала. Ей хотелось остаться с мамой и не вылезать из-под теплого пледа.
Нынешняя Мэй сильно отличалась от той, десятилетней. Она перестала рассказывать коту сказки на ночь. Перестала втыкать листья в волосы и рассовывать кварцевые камешки по карманам, прекратила попытки взлететь на связках воздушных шариков, бросила одевать Пессимиста в золоченые доспехи. И хотя временами она ощущала внутри какую-то пустоту, ей казалось, что так оно, наверное, и бывает, когда взрослеешь. Выделяться — значит быть одиноким, а быть одиноким всю жизнь не получится.
Хотя иногда, в самые неожиданные моменты — например, когда Мэй катила на велосипеде в школу, или сидела в машине рядом с мамой, глядя на пролетающий за окном лес, или покачивалась в кресле-качалке на крыльце, — у нее вдруг щемило сердце, будто она упустила что-то очень большое и важное. И тогда Мэй шептала на ухо Пессимисту свой самый страшный секрет: как иногда хочется, чтобы они так и остались там, в Навсегда.
— Испечь бы печеньиц из арахисового масла с шоколадными капельками, — вставая и потягиваясь, мечтательно протянула миссис Берд, заговорщицки поигрывая бровями.
Мэй соскочила с дивана, и Пессимист кувырком полетел на пол. Правда, приземлился он на лапы и зевнул, словно всю жизнь только и делал, что летал кувырком с диванов.
— Давай испечем, — с готовностью откликнулась Мэй. Вот в такие минуты у нее пропадали всякие сомнения, что домой возвращаться стоило.
На кухне они включили радио и стали пританцовывать под рождественские песенки. Миссис Берд отмеряла ингредиенты для печенья, а Мэй замешивала тесто. Пальцы перепачкались. Притворившись, что зевает, она вытерла палец о румяную мамину щеку. Мама тоже окунула палец в тесто и, сделав вид, что споткнулась, мазнула Мэй по носу. Пессимист, усевшись перед стеклянной дверцей духовки, давал оплеухи своему отражению. Но когда музыку прервал выпуск новостей, Мэй притихла и опустила глаза. Она всегда переживала, слушая новости, — за пострадавших людей или за деревья, которые вырубают под торговые центры. Но вот снова зазвучала веселая мелодия, и Мэй с мамой опять пустились в пляс, окутанные облаком сахарной пудры.
Через полчаса у них уже было два готовых противня; одна партия подгорела, потому что кулинарки слишком увлеклись, изображая, как пробираются сквозь сугробы, и не услышали таймер. Как раз когда Мэй надевала рукавицы, чтобы загрузить в духовку третий противень, зазвонил телефон.
— Мрряу… — заворчал Пессимист, настороженно вытягивая хвост.
Мэй посмотрела на него вопросительно, а миссис Берд пошла брать трубку.
— Алло? Алло? — Она оглянулась на Мэй, пожала плечами и повесила трубку на рычаг. — Никого. Сейчас приду.
Она выпорхнула из кухни под последние такты «Джингл беллз», не обращая внимания на хихикающую за спиной дочь. Под мамиными шагами заскрипела лестница, а потом и половицы наверху. Как только Мэй повернулась обратно к противню с печеньем, телефон зазвонил снова.
— Мэй, подойдешь? — крикнула миссис Берд со второго этажа. Мэй посмотрела на Пессимиста. Кот, задрав хвост трубой, сверлил взглядом телефон, словно тот вдруг выпустил крылья. У Мэй затрепетало сердце. Однако она тут же опомнилась — глупо же. Кто ей будет звонить? Буккарт?
— Можно подумать, ты первый раз телефон слышишь. — Мэй почесала Пессимиста за ухом. — Алло?
До нее донеслось только три слова, а потом линия отключилась.
Мэй ошарашенно смотрела на зажатую в руке трубку. По спине бегали мурашки, в ушах звенело, в горле застыл комок. Уловив движение в дверях, она вздрогнула и обернулась.
На нее с любопытством глядела миссис Берд.
— Кто звонил?
Мэй сглотнула. Мама сейчас ходит такая спокойная, такая радостная, такая счастливая. А прежде? Мэй вспомнила, как мама прижимала ее к себе по ночам, боясь потерять снова.
— Никто, — вешая трубку, ответила Мэй. — Ерунда какая-то.
Мама пожала плечами и пошла ставить поднос с печеньем в разогретую духовку. Мэй постаралась унять сбившееся дыхание.
Нет, конечно, глупо надеяться. Слишком долго. Все давно быльем поросло.
Но голос в трубке был точь-в-точь как у одного знакомого с тыквой вместо головы и кривоватой призрачной усмешкой. Один в один как у призрака по имени Тыквер.
И он сказал: «Ты нам нужна».
Глава втораяДурное дыхание прошлого
Самое примечательное в соседнем с Болотными Дебрями городке Кабанья Лощина, Западная Виргиния, — то, что ничего примечательного там не происходило. Каждое утро, ровно в восемь ноль-ноль, магазин «Вперед и с песней» впускал покупателей — всех троих. Каждый полдень Брайди Макдрамми усаживалась на крыльце и презрительно косилась на густые кудряшки соседского пуделя, считая их выпендрежем. Каждый будний день средняя школа Кабаньей Лощины — продолговатое здание, примостившееся на унылом покатом холме, — распахивала грязно-коричневые двойные двери для пятидесяти трех учеников, которые с выражением неизбывной тоски на лицах расходились по классам.