— Только Пессимиста этим не выручишь, — с досадой огрызнулась Мэй. — И страну не спасешь, и…
Она не договорила. В комнату влетел Фабио с охапкой каких-то бумаг и плюхнул их Мэй на колени:
— Раз мы стали знамениты, теперь пришла пора.
— Пора для чего? — не поняла Мэй, в замешательстве разглядывая бумаги.
— Публиковать мои творения. Вот, смотри… — Фабио зашелестел черновиками, — стихи, сценарии, романы. Полный набор. Давай я прочту один стих. Называется «Рыдаю от того, как я талантлив».
— О-о-о… — промурлыкал Тыквер, вытягивая сценарий, на котором фосфорными буквами горело заглавие: «Игра в наступалы. Автобиография». — Ты уже начал подбор исполнителей? — Широкий рот расплылся в радостной улыбке.
— Меня возьми. — Люциус пружинисто подпрыгнул и выпятил грудь. — Видел, как я от гулей улепетывал? Быстрее ветра. Круче… — В голубых глазах сверкнула озорная искорка. — Круче крутости. — Он приосанился.
Беатрис, рассмеявшись, захлопала в ладоши.
Мэй начало лихорадить от нетерпения. Вскочив с кресла, так что творения Фабио ворохом полетели на пол, она ухватила лук со стрелами.
Все ошеломленно застыли.
— Ты куда сорвалась вдруг? — удивился Люциус. На его лице все еще сияла горделивая улыбка.
— Без Хозяйки мы ничего путного не добьемся, — заявила Мэй, закидывая лук и колчан за спину. — Пойду ее искать.
— Ты что, Мэй? — вмешалась Беатрис. — Там же Окаменелый перевал! Помнишь, что Берта говорила?
— Пропадешь… — Тыквер испуганно сунул палец в рот. Переполнявший его восторг мгновенно сменился тревогой за Мэй. Но было уже поздно. Клокотавшая в ней злость требовала выхода.
— А ты сиди читай «Наступалы», — отрезала Мэй. — Тебе же, кроме славы, ничего не надо.
— Эй, зачем ты так? — вступился Люциус, но Мэй пропустила его слова мимо ушей. Тыквер чем-то ее раздражал. Может, тем, что даже спорить не стал, а просто смотрел ошарашенно.
— Я с тобой, — вызвался он наконец.
Мэй тут же стало стыдно, и от этого злость только усилилась.
— Нет, Тыквер. Из-за тебя мы всегда попадаемся. Одной мне будет надежнее.
Она моментально пожалела о том, что сказала. Тыквер опустил голову, бледные щеки заалели.
Остальные стояли разинув рты. Фабио откашлялся. Беа принялась теребить кушак. Люциус вспыхнул. Но хуже, чем есть, Мэй уже стать не могло. Она зашагала к двери.
— Мэй, не ходи, — попросила Беатрис.
— Я уже умерла, — бросила она через плечо. — Куда хуже-то?
Через несколько секунд она летела под градом метеоритов.
Всю опрометчивость своего поступка Пессимист и Пушистая Мордашка осознали, когда заунывный вой, прежде доносившийся из глубины подземелья, вдруг послышался за спиной, а потом и отовсюду.
Острым кошачьим взглядом они обшарили всю усыпальницу — ничего, кроме стен. И тут стены зашевелились. Рисунки на них ожили, и странные фигуры, выставив вперед руки, двинулись на кошек.
Мумии, покачиваясь, обступали непрошеных гостей со всех сторон.
Пессимист выскочил перед Пушистой Мордашкой, закрывая ее собой, и утробно заворчал, угрожающе задрав хвост. Когда к нему потянулась забинтованная рука, он не мешкая вонзил в нее клыки, но рука цепко ухватила его поперек туловища.
Кот попытался вывернуться и зацепил кончик марли. Бинт начал разматываться — оказалось, что под ним ничего нет. На месте большого пальца мумии зияла пустота.
Пессимист оглянулся на Пушистую Мордашку, к которой подбирались со спины целых две мумии. Круг сужался, мумии наступали, отрезая кошек друг от друга.
Глава двадцать третьяСнова на Северной ферме
Вечером, пометавшись зигзагами по Пустынному плато в попытках увернуться от метеоритов (несколько раз ее чуть не прибило), Мэй забралась на ночлег в какую-то пещеру. Она завернулась в прихваченное с собой дырявое одеяло и смотрела, как снаружи сыплются огненные шары, обдавая ее жаром. Изнутри она тоже сгорала — от стыда, вспоминая лицо Тыквера и гадости, которые ему наговорила. А ребята, наверное, волнуются там за нее, переживают.
Мэй надоело лежать калачиком, и она перевернулась на спину, уставившись в темный потолок пещеры. Вспомнилось, как она часто лежала так же дома, когда не получалось заснуть, разглядывала потолок, а из-за двери доносилось приглушенное бормотание телевизора, и можно было не беспокоиться, зная, что мама еще не спит.
Неужели некоторым душам действительно не удается нигде стать своими? Что, если Бо Кливил не врет?
Мэй вот определенно заблудилась и потерялась. Одна надежда на Хозяйку, которая, может быть, подскажет правильный путь, как в прошлый раз.
Наутро Мэй отправилась в бесконечный переход по каменистым предгорьям. Она то и дело ловила себя на том, что напевает под нос отрывки из опереток Тыквера, потом пытается вспомнить стихотворение Фабио и жалеет, что этого рифмоплета здесь нет и нельзя послушать в его собственном исполнении. Девочка не сводила глаз с темных гор на горизонте, которые почему-то никак не хотели приближаться.
Но вот наконец тропинка начала забирать вверх, а впереди показались поблескивающие в неярком вечернем свете гигантские кости, усеявшие Окаменелый перевал. Еще через час Мэй дошла до исполинского валуна у входа. Он стоял расколотый надвое, и по надписи на нем змеилась трещина.
ЗДЕСЬ ПОКОЯТСЯ СНЕЖНЫЕ ВЕЛИКАНЫ.
ТУТ СТОЯЛИ ОНИ.
ВЕРА ДАЛА ИМ ЖИЗНЬ.
ЗАБВЕНИЕ СТАЛО ИХ УДЕЛОМ.
И ТОЛЬКО ИХ ДЫХАНИЕ
СТРУИТСЯ ПО СКЛОНАМ ГОР,
УЖАСОМ ПРЕГРАЖДАЯ ПУТЬ ЛЮБОМУ.
Поежившись, Мэй обхватила себя руками и посмотрела на заснеженные пики. И вдруг осознала, что ей совсем не холодно. Ледяное дыхание гор, окутавшее их в прошлый раз, теперь совершенно не ощущалось. Исполинские кости и скелеты, разбросанные по каменистым склонам, нагнавшие столько страха тогда, сейчас вызывали только жалость и сочувствие. Хотя Мэй и сама не понимала толком почему.
Что-то здесь не так. Она оглянулась и задумчиво пригладила длинные волосы, собранные в хвост. Может, и вправду не надо было приходить? Но вернуться в Селение с пустыми руками еще хуже. Упрямо вздернув подбородок, Мэй двинулась дальше.
На ночлег она забилась в укромную ложбинку в двух часах ходьбы от вершины перевала. Вокруг плясали призрачные огни, но Мэй видела только кромешную тьму. Ее грызло беспокойство, хотя она старательно гнала его от себя. На тоннели, в которых они плутали в прошлый раз, не было даже намека. Гора лежала перед ней застывшая и безжизненная.
Утром она перешла через гребень, и худшие опасения подтвердились. Призрачное сердца замерло при виде картины, открывшейся на той стороне.
Долина, где прежде шумели первозданные джунгли, под заснеженным пологом которых вовсю кипела жизнь, превратилась в кладбище порубленных, сгнивших деревьев. Вырубили все подчистую. Сплетения лиан, светлячки, прозрачные звери и светящиеся духи Северной фермы — все сгинуло. Мэй медленно, как во сне, начала спускаться по склону.
Мимо покореженного, выломанного знака с надписью: «ДИКО-МОХНАТАЯ СЕВЕРНАЯ ФЕРМА» — она проплыла туда, где раньше полным ходом шла работа. От былых обитателей остались прядильные станки, точильные камни, наковальни, помогавшие духам-мастерам являть чудеса своего ремесла.
Впереди вырос запутанный клубок корней, этажей в десять, не ниже. Мэй потрясенно ахнула — это же Хозяйкина магнолия. Перемазавшись в грязи, девочка исползала все корни вдоль и поперек в поисках какой-нибудь весточки от Хозяйки, знака, что она где-то тут, что с ней все в порядке. И ничего не нашла. Только старые фотографии, сломанный столик, за которым они когда-то сидели, пригоршню магнолиевых семян и пылающую надпись на воткнутой в землю табличке:
СКОРО НА ЭТОМ МЕСТЕ!
ТОРГОВЫЙ ЦЕНТР «КЛИВИЛРАМА»
И КИНОТЕАТР НА ВОСЕМНАДЦАТЬ ЗАЛОВ
С ОСОБЫМИ КРЕСЛАМИ ДЛЯ ГОБЛИНОВ!
ТРИСТА ЭТАЖЕЙ РАЗНООБРАЗНЫХ МАГАЗИНОВ,
ТОРГУЮЩИХ ОДНОЙ И ТОЙ ЖЕ ДРЕБЕДЕНЬЮ!
МУЗЕЙ ДЕРЕВЬЕВ!
АКВАРИУМ ДЛЯ ПОЛТЕРГЕЙСТОВ!
РЕСТОРАННЫЙ ДВОРИК!
Мэй, окончательно растеряв все силы, опустилась на первый попавшийся корень. Мимо пролетел заплутавший светлячок, она проводила его потухшим взглядом.
Сколько она так просидела, Мэй не знала, но в конце концов она поднялась, пригладила волосы и решительно сунула руки в карманы. Как бы ей хотелось вернуться в Селение с обнадеживающими новостями… Но сердце Навсегда разбилось вдребезги.
Из полузасыпанной гробницы посреди пустыни донесся последний протяжный вой. Забивая паутину, ветер швырнул в зияющий дверной проем горсть песка. И все стало как прежде, словно ничего и не произошло.
Глава двадцать четвертаяГалактический залив
Погрузившись в тяжкие мысли, Мэй брела, не разбирая дороги.
Через несколько часов ноги привели ее на край Галактического залива. Он напоминал Большой каньон, только бездонный. Вместо дна открывался бесконечный космос.
Мэй постояла на кромке, сбивая носком кроссовки песок и глядя, как он улетает в бездну. Почему именно ей выпало стоять тут со своей непосильной ношей? Была бы она Клэр Арнисон, мирно сопела бы сейчас в кроватке. Или продавала бы скелбургеры в Сглазе и в ус не дула. Или хотя бы осталась прежней Мэй, не подозревавшей, сколько в мире опасностей.
Она провела рукой по волосам — в прядях запутался какой-то мусор. Вытащив это непонятно что, она уселась на краю каньона, болтая ногами над бездной. На ладони у нее лежало красное семечко магнолии. Мэй бросила его на землю рядом с собой.
В конце концов ей надоело болтать ногами, и она встала. В последний раз заглянула в головокружительные глубины и направилась туда, откуда пришла.
Однако неожиданный треск заставил ее обернуться.
Семечко проросло — и на глазах Мэй за считаные секунды вымахало в тоненькое деревце. Оно изогнулось, будто разворачиваясь к Мэй, и девочка увидела, что это никакое не дерево, а Хозяйка собственной персоной, морщинистая, словно покрытый корой ствол.