Широкий рот искривился в грустной улыбке. Мэй понимала, что это он пытается ее ободрить.
Кресло занял Пессимист, который взял привычку сворачиваться на нем клубком вместе с Фасолькой. Поэтому Мэй заснула у Тыквера на плече. Они лежали, как две горошины в стручке. Единые духом и неразлучные вовек.
Глава двадцать седьмаяНачало конца
На следующий день пестрая толпа из двадцати живых и тридцати призраков — расплывчатых эфемерных привидений, мрачных духов, стайки сияющих мальчишек и тусклого домового с тыквой вместо головы — двинулась через Пустынное плато на северо-восток.
Они петляли по заброшенным деревушкам, стараясь держаться как можно дальше от гигантской тени Бо Кливила. Даже забирая все дальше на север, некоторые то и дело оглядывались на оставленный позади уют.
Наконец, после долгих дней пути, они дошли до границы между сумерками и густым туманом, окутавшим Равнину Отчаяния. Вокруг стоял какой-то несмолкаемый, едва слышный заунывный вой. Дополняла мрачную картину покосившаяся и обшарпанная зеленая будка, над единственным окошком которой значилось: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА РАВНИНУ ОТЧАЯНИЯ. ВАЛИТЕ ОТСЮДА».
Мэй подплыла к будке. Прибитая к расшатанной двери деревянная рука сжимала стопку листовок. «ВОЗЬМИТЕ», — предлагала надпись над рукой. Мэй взяла. Рука слегка ослабила хватку, а потом сжалась еще крепче, показав большой палец в знак одобрения.
«Добро пожаловать на Равнину Отчаяния, последний рубеж Навсегда. Вам не уйти от злого рока, если продолжите путь». Дальше шла сплошная чернота, а в самом низу на черном фоне горела пара красных глаз. При виде Мэй они моргнули, и у нее мороз пошел по коже.
Впереди клубился туман. На расстоянии вытянутой руки уже ничего не видно. Что подстерегает их в этой белой мгле?
— Вроде особого отчаяния и не чувствуешь… — нарочито бодрым голосом сказала Беатрис. Тыквер всхлипнул.
Мэй оглянулась на пустынный горизонт, словно надеясь увидеть там Хозяйку, которая скажет, что можно смело идти вперед. Но там ничего не было. Все смотрели на Мэй, ожидая окончательного решения.
Она окинула взглядом равнину:
— Ладно. — Отойдя от будки, Мэй шагнула в туман. — Наверное, надо…
— Вперед! — Фабио, выставив вверх указательный палец, отважно проскочил между Мэй и дверцей.
Внезапно будка заскрипела. Дверь сорвалась с петель, с грохотом придавив Фабио к земле, а сверху повалились еще призраки.
— Я же просил не щекотать меня усами!
— Я, что ли, виноват, что ты такой неженка?
— Слезьте с меня. Вы мне ногу отдавили!
— Мамма мия! Помогите!
Барахтающиеся тати наконец огляделись и поняли, какой цирк устроили. Отряхиваясь от пыли, Безголовая Гвеннет, Колченогий Пити и еще несколько незнакомых неуклюже поднялись на ноги. Фабио выкарабкался из-под двери и принялся с возмущенным видом чистить мундир, украдкой посматривая на друзей в надежде, что никто не заметил его позора. Гвеннет подобрала с земли отрезанную ступню и сунула в карман, испепелив Пити взглядом.
Мэй медленно вытащила лук из-за спины и, натянув тетиву, прицелилась в татей.
— Убирайтесь, оставьте нас в покое! — прорычала она. Пессимист на всякий случай прикрыл собой Фасольку.
Тати, числом одиннадцать, резво спрятались за спину Колченогого Пити, который замахал перед своим помятым лицом мозолистыми руками:
— Да ты что, цыпа! Мы не по твою душу. Мы пришли на подмогу!
— Разве так друзей встречают? — возмущенно встряла Гвеннет, но тут же снова скрылась за спиной Пити, вот ретив взгляд Мэй.
— Мы вас тут три дня дожидаемся, — пояснил Пити. — Шкиппи с нами, конечно, больше нет. Он тогда сгинул в лапах вампира. — Тать скорбно склонил голову. — Но наш брат мастак прятаться, хоть в какой угол его загони. Мы, не будь дураки, смекнули, что ты тут рано или поздно появишься. Так что принимай подкрепление. Желаем влиться в твои ряды.
— Враки, — высказался Люциус.
— Мью, — подтвердил Пессимист.
Пити чертил своей деревяшкой круги на земле, обливаясь потом и не сводя глаз с серебряной стрелы.
— Да, пожалуй, у тебя найдется причина-другая нам не доверять. — Он поковырял в носу и вытер палец о тельняшку. — Но ты сама посуди, кто еще-то в стране остался? Никогошеньки и ничегошеньки. Мы — последние. — Он смахнул скупую слезу. — И вот я говорю своим ребятам: пойдем-ка мы пособим малышке Мэй, раз Книга Мертвых говорит, что она спасет нашу землю. Нам нужна такая подруга, как ты. И еще… — Он вытащил из-за пазухи книгу герцога Синей Бороды, эсквайра, «Как завоевывать друзей, оказывать влияние на призраков, научиться хорошим манерам и отыскивать клады». — Тут говорится, что лучший способ завоевать дружбу — это дружить.
— А еще ты не прочь поживиться спрятанными в крепости сокровищами, — закончил за него Люциус.
Пити, помявшись, расплылся в смущенной золотозубой улыбке:
— Ну разве что самую малость.
Мэй переглянулась с остальными. Люциус покачал головой. Беа благосклонно кивнула. Тыквер, словно загипнотизированный, смотрел на блестящие очки, болтающиеся у Пити на шее. Фабио с обычным своим негодующим выражением лица подкрутил усы.
— Да, и мы ведь не с пустыми руками. — Гвеннет выудила из заплечной котомки две полных пригоршни пузырьков.
— Мама родная! Это еще что такое? — изумилась Берта Бретуоллер, выступая из рядов.
Гвеннет с ухмылкой снова нырнула в котомку и вытащила несколько склянок с темной маслянистой морской водой.
— Ну что ж… — Мэй обвела взглядом свой отряд. — Мы не в том положении, чтобы отвергать помощь.
Пити, просияв, подплыл к Мэй и горячо пожал ей руку. На щеках его обозначились глубокие ямочки.
— Все за одного и каждый сам за себя, а? Как-то так вроде. — Он задумчиво наморщил лоб.
Мэй закинула лук за спину:
— Вроде того.
Она с гордостью обернулась на стоящих за ней призраков. И весь отряд, последние Духи свободы — хорошие и плохие, — дружно двинулся в туман.
Глава двадцать восьмаяДыра в подкладке мира
— Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла!
Духи свободы шли уже целый день, если не больше. Шли не разбирая дороги, все окутал туман, поэтому непонятно было, правильно они идут или нет. Два или три часа назад, наткнувшись на огромный валун, обтесанный в форме черепа с костями, они резко сменили курс: этот валун уже попадался им утром. Других ориентиров нигде не встречалось.
Фабио шагал в авангарде, словно полководец, и распевал старинную итальянскую полковую песню, заменяя все позабытые слова на «ла-ла-ла». Насколько замечательный певец получился из Тыквера, настолько же никудышный вышел из Фабио. Пессимист, устроившийся вместе с Фасолькой у Тыквера на руках, непрерывно мяукал с прежним несчастным видом.
— Может, поэтому она и называется Равниной Отчаяния, — уныло пробормотал Люциус.
У Мэй над ухом кто-то зудел нудным шепотком, мешая сосредоточиться: «Левой-правой, левой-правой, кругом, левой».
— Кажется, там что-то виднеется впереди, — с надеждой и с растущим беспокойством сказала Мэй.
Расплывчатое пятно постепенно становилось все четче. Знакомые очертания. Через несколько секунд последние сомнения отпали.
«Нет, не может быть…» У Мэй заныло в груди.
Но глаза ее не обманывали. Впереди темнел все тот же знакомый череп с костями. Вот и выщербленный краешек. Ошибки быть не может.
— Мы снова ходим кругами, — воскликнула Мэй.
Фабио подкрутил усы и озадаченно оглянулся.
— Я тут ни при чем, — ровным басом возвестил он.
Тыквер с трагическим видом плюхнулся на макушку черепа:
— Я не сделаю дальше ни шага, пока кто-нибудь не выяснит, куда нам идти.
Пессимист с интересом принюхался к песку у подножия валуна. Фасолька лизнула его за ухом.
— Может, как раз этим она и приводит в отчаяние? Что тянется бесконечно? — предположила Беатрис. Веселее никому не стало.
— Да, братва, засада. — Зеро почесал в затылке.
Тыквер театрально вздохнул. Он лежал на спине, распластавшись по макушке черепа и свесив голову вниз.
— Мы даже не доберемся до поля битвы, которую нам суждено проиграть.
Отряд погрузился в раздумья.
— Миэй.
Все разом посмотрели на Пессимиста.
— Миэй, миэй, миэй!
Буравя Мэй взглядом, кот хлестал хвостом по песку.
— Подруга, кажется, он хочет тебе что-то сказать, — догадался Зеро.
Мэй посмотрела на Пессимиста, потом на тщательно обнюханный валун. Проверила каждый дюйм, каждую щелочку, прощупала весь камень в поисках потайных кнопок, рычажков или педалей. Мало ли… Но ничего не нашла. Валун как валун. Глухая, бесчувственная скала. Пессимист с Фасолькой переглянулись, и Мэй готова была поклясться, что они дружно закатили глаза.
— Ну если двинуться в том направлении… — Мэй неуверенно ткнула куда-то в туман.
— Миэй.
Пессимист еще раз выразительно понюхал камень.
Опустившись на колени, Мэй уставилась на валун, пытаясь посмотреть на него свежим взглядом. Еще в детстве, придумывая разные изобретения, она поняла, что иногда очень помогает отвлечься и взглянуть заново.
Череп и кости…
Ей вспомнились старые карты сокровищ из приключенческих книг.
Пессимист за это время успел начертить в песке несколько стрелок, указывающих на валун.
— Может, так оно тут и бывает, у северного края земли, — размышлял вслух Люциус. — Хоть пихайся, хоть толкайся, а дальше не пускают…
«Толкать…» — мелькнуло у Мэй.
— Толкайте! — воскликнула она вслух.
— А?.. — Тыквер приподнял голову.
— Давайте попробуем сдвинуть камень. Может, под ним что-то спрятано. Карта… или еще что.
Все посмотрели с сомнением. Но все же послушно уперлись в валун, дождались, пока Тыквер спрыгнет, и по счету «три» дружно стали толкать.
Сперва ничего не изменилось. Но потом валун постепенно начал подаваться, открывая спрятанное под ним.
— Толкайте, толкайте, — пропыхтела Мэй.
Налегли последний раз, и валун откатился. Все, отдуваясь, уставились тот пятачок, который он закрывал собой. Там зияла огромная дыра, темная и глубокая. В глубине мерцало что-то белое.