- Коля, ну дайте пострелять ему. Получите кучу гранат, отвезите его на передок и пусть он там стреляет до опупения. Проблемы ведь в этом нету.
Через полчаса Бородуля пришёл ко мне: - Боря дал команду собрать все «Мухи», и закрыть их, а рядом с ним, пока он спит, положить пустую, выстрелянную «Муху», - мы посмеялись и продолжили разговор. Через полчаса старшина притащил откуда-то канистру с пивом, рассказав что это пиво с брошенного Шалинского пивзавода и предложил его нам. Чему мы здорово обрадовались, но вкусом были разочарованы: пиво было старое и прокисшее, хотя некоторые остатки алкоголя чувствовались. Потягивая изредка пиво, мы продолжили неспешный разговор, который был неожиданно прерван. Из-за угла здания опять выскочил давешний пьяный гранатомётчик с «Мухой» в руке, остановившись на том же месте, солдат присел на колено. А гранатомёт вскинул на плечо, поворачивая оружие в нашу сторону. Прицелившись в нас, солдат опустил гранатомёт и сноровисто стал отстёгивать крышки контейнера, потом резким движением растянул трубу, тем самым, приведя гранатомёт в боевое положение.
- Коля, сейчас мы узнаем – пустой он контейнер взял или всё-таки боевой, - обречённо произнёс я, а Бородуля, в это время превратившись в соляной столб, держал в руке кружку с пивом и побелевшими, непослушными губами пытался что-то сказать или скомандовать, но у него это не получалось.
Связист опять вскинул гранатомёт на плечо и снова навёл его на нас. Я и Николай одновременно с облегчением выдохнули из груди воздух - в руках солдата был пустой контейнер и солнечные блики сейчас весело скакали на отполированной внутренней стенке трубы. Солдат продолжал в недоумении щёлкать планками прицельных приспособлений и нажимать на спусковую клавишу, пытаясь выстрелить в нас, пока мы медленно и неотвратимо приближались к нему. Поняв, что убить нас у него не получается, он бросил контейнер на землю, выставил руки перед собой и завопил пьяным голосом: - Я не в вас хотел стрелять. Я в салон хотел стрельнуть, посмотреть как фанера и доски от взрыва внутреннего полетят. Я…..
Закончить он не успел, смачный удар кулака в лицо прервал пьяные вопли. Коля ещё несколько раз, но уже слабее, ударил его и, схватив за шиворот поволок в сторону роты связи, но теперь он уже вопил: - Ты, скотина, сволочь… Ты хотел убить начальника связи полка – своего начальника. Я тебе сейчас покажу, как Родину любить… Назаренко.., Назаренко…, - стал он звать командира роты, который тут же выскочил из ГАЗ-66. Теперь они вдвоём, подхватив за руки, тащили пьяного солдата. На шум и крики из помещений, палаток выскакивали бойцы роты связи и присоединялись к этому бедламу.
- Коля, Коля…,- кричал я со смехом вслед им, - он и меня хотел убить тоже, не только тебя. Ты ему об этом тоже скажи, перед тем как рожу ему чистить будешь…
Но никто меня не слушал и не слышал, а через несколько метров они свернули за угол здания. Участь солдата была решена быстро. Через пять минут побитого и помятого воина связисты на верёвках спустили в каменный бункер рядом с моей батареей, откуда без посторонней помощи вылезти было невозможно. Самое поразительное, что как только его туда опустили, он моментально заснул. До глубокой ночи он спал крепким сном, но среди ночи проснулся от холода и в течении получаса кричал, звал кого-нибудь, не понимая как он здесь оказался. Убедившись, что никто не придёт ему на помощь, до утра бегал по дну, делая гимнастические упражнения, чтобы согреться.
Утром я решил вопрос по освобождению солдата из-под ареста и после завтрака связисты
достали его из ямы. Он стоял на краю каменного бункера жалкий и грязный, тело продолжало сотрясаться от утренней прохлады и похмельного синдрома. Солдат взял в дрожащие руки, поданный ему котелок с холодной водой и жадно выпил его до конца.
- Товарищ майор, я ничего не помню. Простите меня дурака, избейте, но я ничего не помню. Я ничего не имею ни против вас, ни против начальника связи, - жалко лепетал солдат, когда я ему рассказал, что он вытворял.
- Я что, солдат, священник чтобы прощать тебя или не прощать? Ты, скотина, понимаешь: что если бы ты вчера в нас выстрелил и убил, то что тебе светило бы? Чмо, ты!
Повернулся к связистам и своим солдатам, которые обступили нас, - посмотрите бойцы, к чему может привести пьянка. Лучше учиться на чужих ошибках, чем на своих. Ладно, убивец, пошли со мной.
- Куда? - Испуганно и одновременно настороженно вскинулся солдат.
- Видишь, в поле стоит комбайн, вот сейчас пойдём со мной и ты расстреляешь его из гранатомёта, - я показал рукой на сельскохозяйственную машину, одиноко стоявшую у дороги, поднял с земли два одноразового гранатомёта и сунул их отшатнувшемуся связисту.
- Я не пойду, товарищ майор.., я не пойду, - попятился солдат от меня.
- Не просто солдат пойдёшь, а побежишь. Побежишь впереди меня и будешь стрелять. Я тебя, гад, научу как целиться в своих. Вперёд, солдат, - сильным пинком заставив, бойца идти в сторону поля.
Подошли к комбайну и обошли его кругом: - Посмотри, какой он – почти новый, может быть и целый, но сейчас мы его взорвём, то есть ты его взорвёшь, чтобы у тебя полностью пропало желание даже брать в руки гранатомёт…
- Товарищ майор, давайте не будем этого делать, - плакался солдат, - ведь жалко, да и зачем?
- Ага, двух майоров завалить по пьянке – не жалко, а комбайн – жалко. Ни хрена, солдат, сейчас ты его расстреляешь, или я тебя тут расстреляю. Пусть тебе это будет уроком на всю жизнь.
Мы отошли на сто метров от комбайна, связист поднял с земли гранатомёт и раздвинул его: - Товарищ майор, может быть не будем?
- Будем, солдат, тем более что ты уже привёл гранатомёт в боевое положение. Стреляй!
Связист поднял гранатомёт, приложился к прицелу, я тоже внутренне сжался, ожидая оглушительного грохота. Грохнул выстрел, граната вылетела из контейнера и тут же впилась в середину комбайна. Пламя разрыва на мгновение охватило всю машину и исчезло. В разные стороны полетело несколько небольших кусков металла и на этом всё закончилось. В машине не было ни капли топлива, и из середины комбайна потянулась лишь тонкая ниточка дыма, а вскоре и она исчезла. Больше мы стрелять не стали.
После обеда я взял две бутылки водки и поехал во вторую роту, чтобы отблагодарить командира взвода, да и просто посидеть с Сергеем Поздеевым. Мотострелковая рота за эти дни продвинулась вперёд и теперь занимала позиции вдоль окраины Новых Атагов. Впереди позиций, в двухстах метрах, виднелся полуразрушенный дом, который я разбил двумя ракетами в первый день взятия берега Аргуна. Когда слез с БРДМа, то сразу же увидел ходившего по траншеи чеченца лет шестидесяти пяти, который переходил от одной кучки солдат к другой и о чём-то разговаривал с ними, что мне здорово не понравилось.
В одиноко стоявшем сарае, за накрытым столом, меня уже ждал капитан Поздеев и командир взвода. Поздоровавшись с обоими, я сразу же сказал о чеченце в траншеи.
Сергей усмехнулся и пригласил жестом за стол: - Боря, ведь это твой дух, - загадочно проговорил он.
- Как мой?
Офицер налил в кружки водку и поставил бутылку на стол: - Это хозяин разрушенного тобой дома. А ходит он здесь уже второй день: уговаривает солдат помочь ему, за деньги, конечно, разобрать дом по кирпичику, чтобы построить себе новый.
- Серёга, точно что ли? Так я тогда пойду, мне ведь интересно поговорить с ним. – Я вскочил
из-за стола, но Поздеев схватил меня за рукав.
- Боря, погоди, ты куда? Давай хоть выпьем для начала.
Торопливо выпив свою порцию водки, я выскочил из сарая и пошёл по траншее. Увидев чеченца в окружении солдат, приосанился, поправил автомат и подошёл.
- Что это здесь за гражданские лица ошиваются? - Суровым командирским голосом спросил у солдат. – Если задержанный, то тогда отправьте его в штаб полка.
Бойцы заулыбались, понимая подоплёку происходящего, и бодро доложили: - Товарищ майор, это хозяин вон того разрушенного дома, - солдат сделал ударение на слове «разрушенный» и «того».
- В чём проблемы, отец?
Старик пожал плечами: - Да проблем в общем-то и нет. Вот хожу, с разрешения их командира, пытаюсь кого-нибудь уговорить, чтобы за хорошую плату и питание, разобрать развалины по кирпичику. Всё равно от безделья в окопах маются.
Я посмотрел на дом, а потом с наивностью в голосе протянул: - Да, нехорошо получилось с домом-то. А кто его тебе разрушил - боевики что ли? У нас ведь с вашей деревней перемирие заключено было.
Старик остро и неприязненно сверкнул на меня глазами, нахмурил брови, спрятав взгляд: - Да нет, ваши это сделали – федералы.
Наступило молчание. Старик переминался с ноги на ногу, не зная как ему поступить: может ли он уйти домой или задержан этим непонятно, откуда взявшимся офицером. Солдаты тоже молчали, ожидая продолжения разговора.
- Да, хороший дом, богатый. Жалко, наверно?
Старик с достоинством посмотрел на меня: - Да, дом хороший был, но если мне солдаты помогут разобрать развалины, то к осени я новый – ещё лучший дом построю. Дом не жалко: жалко, что сгорели во время пожара реликвии семьи – тапочки прадеда. А так: хозяйственные постройки остались, жить пока можно и в них.
- А чего ты отец ходишь и просишь помощи у солдат, почему тебе не помогут сыновья, соседи?
- У соседей своих проблем полно, а сыновья мои в России; от греха подальше, - старик ссутулился, считая что разговор закончился, вылез из траншеи и, опустив руки вдоль туловища, побрёл в сторону дома. Может, фигура одиноко бредущего старого чеченца через поле к своему разрушенному жилищу и вызвала бы у кого-нибудь жалость, но только не у меня. Судя по взглядам и репликам солдат, жалости не наблюдалось и у них.
Сколько бы я не встречал чеченцев, сколько бы с ними не разговаривал: все они мирные, белые и пушистые, все они против Дудаев и за русскую власть. То же самое я слышал и от знакомых офицеров. Куда бы наша артиллерия не стреляла, потом приходили старейшины и докладывали, что во время обстрела погибало такое-то количество детей, стариков и женщин. Мужчин как будто и нет у них, а вывод напрашивается один: все в боевиках. И дом у старика – хоромы, на трудовые и сельские доходы такой дом не построишь. Наверняка, и сыновья у него в бандитах. И такой вот безобидный с виду старик, если бы боеви