Коровин задумался, помялся, но потом как-то с неохотой произнёс: - Езжайте, товарищ майор, справимся.
Через пять минут я стоял перед Колесовым и приводил доводы один за другим, пытаясь сломать неуверенность начальника штаба.
- Копытов, чего-то не совсем нормально получается. У тебя ещё твой заместитель из отпуска не вернулся, а ты бросаешь батарею на командира взвода, тем более он у тебя двухгодичник. Справится ли он с батареей?
- Товарищ подполковник, по настоящему батареей сейчас должен рулить старший прапорщик Карпук, который имеет непререкаемый авторитет у личного состава. Но он старший прапорщик, нельзя его оставлять за себя. Но Карпук сказал, езжайте Борис Геннадьевич, всё будет нормально. Да и Кирьянов вот-вот подъедет: может быть уже завтра или послезавтра и возьмёт бразды правления на себя.
- Ладно, убедил. Иди, оформляй отпускной. – И всё закрутилось. Форма чистая у меня была, оставалось только подшить её и оборудовать знаками различий. Гораздо труднее было достать хоть какое-то количество денег. С трудом, но я решил и эту задачу, правда понимая, что денег до дому всё равно не хватит и придётся рассчитывать на армейскую смекалку и удачу.
Компания отпускников собралась разношёрстная: помимо меня, в отпуск поехал Николай Бородуля, Олег Касаткин, прапорщик Масленников, которого я пленил на станции Примыкание, один малознакомый офицер со штаба полка и ещё несколько младших офицеров с батальонов и подразделений. Старшим команды назначили начальника артиллерии подполковника Богатова. До Ханкалы нас добросили на машине, ну а дальше мы были предоставлены сами себе. Богатов быстро сориентировался, вывел нас на вертолётную площадку, где нам показали группу из трёх вертолётов: - Вон, тот крайний вертолёт вас и доставит в Моздок.
Экипаж, когда мы подошли, был в сборе и готовился завтракать. Командир вертолёта выглянул из машины: - Ребята, всё нормально, я знаю про вас. Сейчас мы позавтракаем и минут через двадцать летим. Кто старший у вас? Вы, товарищ подполковник? Тогда, сколько вас человек? А, двенадцать…. Ну, тогда всё нормально. Извините, но мы покушаем. – Пилот скрылся в глубине вертолёта, оставив нас в лёгком удивлении.
Судя по разговору, помятому виду и спотыкающейся речи, пилот был явно навеселе. Частенько приходилось слышать рассказы очевидцев о том, как по чёрному квасят вертолётчики, но ведь летают и пока не слышно было, чтобы разбивались по такому делу.
Через несколько минут мы с Богатовым заглянули внутрь вертолёта и увидели картину, которая посеяла в наши души пока ещё только лёгкую тревогу. В салоне был расставлен раздвижной столик, на котором разложена закуска, а над всем этим возвышалась литровая бутылка водки «Распутин». Все трое членов экипажа, периодически прикладываясь к кружкам, бурно обсуждали произошедшую накануне вечеринку. Начальник артиллерии в расстроенных чувствах почесал затылок: - Бутылка на троих вроде бы ничего…, но вот на старые дрожжи…. Как ты на это смотришь, Боря?
Мы махнули на всё рукой и стали терпеливо ждать окончания завтрака. За это время к нам присоединились ещё несколько полковников ВВ. Вскоре из чрева вертолёта выглянул командир экипажа, оглядел нас. Взгляд его был расплывчатый и никак не мог сосредоточиться.
- Товарищ подполковник, пересчитайте ещё раз количество пассажиров. – Богатов посчитал и доложил, что нас уже шестнадцать. Хотя мы прекрасно знали, что вертолёт этот по норме подымал только двенадцать человек. Лётчик кивнул головой и стал что-то шептать нашему старшему на ухо, отчего у начальника артиллерии вытянулось лицо. Тот в свою очередь подозвал меня к себе.
- Боря, ты взял водку, как я тебе говорил? – Вчера вечером Богатов вызвал меня к себе и приказал взять с собой водку, так как вертолётчики в качестве пропуска на вертолёт иной раз просят спиртное. Я передал две бутылки водки, а те в свою очередь мигом исчезли внутри вертолёта.
Когда командир экипажа в очередной раз показался в дверях, нас у вертолёта было уже двадцать четыре человека. Лётчик, крепко ухватившись руками за края дверей, молча выслушал доклад о количестве пассажиров, обвёл мутным, ничего не выражающим взглядом обращённые к нему с надеждой лица, оторвал руку от края дверей, отчего он чуть не вывалился на улицу и бесшабашно заявил: - А, ерунда, взлетим, - и снова еле удержался на пороге.
Вертолёт долго и нудно раскручивал винты, пробуя их на различных режимах, потом громко взревел и несколько раз попытался оторваться от лётного поля, но ничего не получилось. Я думал, что вертолётчики начнут часть пассажиров высаживать, чтобы взлететь, но вертолёт двинулся с места и мы покатили куда-то в сторону, пока не выкатились на бетонную полосу. Здесь машина быстро поехала по полосе, набирая скорость и в конце-концов тяжело оторвалась от земли и стала медленно набирать высоту. Дверца кабины открылась и оттуда вылез пилот, подошёл ко мне и спьяну попутав, стал докладывать: - Товарищ подполковник, мы сейчас прилетим на другой конец города, в аэропорт Северный. Там мы будем всего пять минут и потом сразу же летим в Моздок.
Я махнул рукой, мол – валяй и прильнул к иллюминатору, осматривая панораму разрушенного Грозного с птичьего полёта.
Через семь минут мы приземлились в аэропорту Северный и подрулили к полуразбитому зданию аэровокзала. Долго лётчик пытался открыть дверь, а когда она распахнулась, то в вертолёт ворвался авиационный генерал и стал распекать своего подчинённого за опоздание, но тут он обнаружил что тот ещё и сильно пьяный, и не только он, но и весь экипаж.
Генерал бесновался, обещая всех выгнать и уволить, но ругался недолго, и скорее всего для порядка. Безнадёжно махнув рукой, приказал очистить от пассажиров салон и грузить в вертолёт носилки с раненными, для доставки их в Моздок.
Машину быстро загрузили ранеными, туда же обратно влезли полковники ВВ и вертолёт улетел, оставив нас у здания аэровокзала. Я особо не волновался, возложив свои надежды на изворотливость своего начальника: он подполковник - пусть и крутится, а я всего командир батареи. Вместе с Олегом Касаткиным мы осмотрели разбитое здание аэропорта, потом покушали в офицерской столовой, расположенной здесь же, а через пятнадцать минут, через огромную толпу перед большим вертолётом МИ-26, пробились на посадку. Уже у дверей вертолёта задёрганные таможенники завернули обратно начальника артиллерии, обнаружив у него бинокль и пропустив в вертолёт нас. Посадка заканчивалась, когда появился уже порядочно взмыленный Богатов, который со злостью сунул таможеннику бумажку с подписью и печатью коменданта аэропорта, разрешающую вывоз бинокля.
Моздок встретил нас мелким, нудным дождём, который поливал несколько самолётов, готовящихся к отправке в центральные области России, а также холодным и пронизывающим ветром. Техника посадки на самолёты в Моздоке была одна: офицеры и прапорщики ходили от самолёта к самолёту, выясняя куда он летит, а потом просились у экипажа на борт попутного самолёта. Конечно, много было злоупотреблений со стороны лётчиков, но с этим приходилось мириться, так как хотелось быстрее покинуть эту мало гостеприимную землю.
Выяснив, что только один ТУ-134 летит в нашу сторону, мы пристроились в конец длинной очереди. Но, не доходя до нас несколько человек, лётчики прекратили посадку: мотивируя тем, что уже нет мест. Мы окружили командира экипажа и стали его горячо уговаривать. После некоторого колебания, он запустил ещё несколько человек и на бетоне осталась только наша группа.
- Всё, ребята, даже не уговаривайте. На борту и так 113 человек. Больше никого не возьмём. – Категорично заявил командир.
Я выдвинулся вперёд и сделал последнюю попытку уговорить лётчиков: - Товарищ командир, мы вон на вертолёте МИ-26 сейчас прилетели, так там сто пятьдесят шесть человек летело. Неужели вы не можете к себе ещё 12 человек взять?
Лётчики весело рассмеялись: - Товарищ майор, вот этот сарай, или как вы его армейцы называете «Корова», имеет право подняться в воздух, если у него на борту минимум семь тонн. Вот и посчитайте, сколько человек там в момент только взлёта должно быть.
С грустью мы проводили взглядом улетевший самолёт и почти уже смирились с ночёвкой в не отапливаемой и сырой палатке пересыльного лагеря на аэродроме. Но в этот момент приземлился ИЛ-76, который выгрузил груз и отряд ментов.
- Да, ребята, через полчаса вылетаем обратно в Москву. Садитесь, какие проблемы.
Через полчаса самолёт был забит под завязку военнослужащими и взял курс на Москву.
Уши сильно заложило, сигнализируя, что самолёт начал снижение, а через тридцать минут мы уже катили по рулёжным дорожкам аэродрома к освещенным ярким огнями зданиям. Задняя аппарель открылась и толпа ринулась на выход. Так как мы сидели почти у кабины пилотов, то
нам пришлось немного подождать, пережидая неизбежную толкучку при высадке. Случайно разговорившись с лётчиком, с удивлением узнал, что это не конечный пункт прибытия, а высадив людей, они продолжат свой полёт в Нижний Новгород и они не против, если мы с ними долетим до конца. Я схватил за руку подполковника Богатова, который подхватив свои вещи, направился на выход: - Товарищ подполковник, полетели дальше.
Но Богатов и малознакомый офицер штаба упёрлись и решили ехать из Москвы поездом. Оставив меня старшим группы, офицеры вышли из самолёта и направились к зданиям. А мы через час были в Нижнем Новгороде, тем самым сэкономив массу времени. Мы уже в Нижнем, а Богатов ещё, наверно, и до вокзала не добрался. Лётчики подвезли нас до здания аэропорта и тепло распрощались. Было уже около двенадцати часов ночи, а судя по расписанию поездов, у которого мы столпились, наш поезд отойдёт от вокзала через три часа – то есть успеваем переехать на вокзал. Посовещавшись, мы приняли решение звонить в комендатуру, чтобы те прислали за нами дежурную машину.
По телефону связался с дежурным помощником коменданта города, представился и объяснил ситуацию: группа офицеров едет на несколько дней из Чечни в отпуск, среди нас есть легкораненые, что было недалеко от истины. (Вокруг меня слонялся Коля Бородуля и нянчил перевязанную руку. Наркоз отошёл и рука сильно болела, также он нуждался и в смене повязки) Попросил прислать за нами дежурную машину для переезда на железнодорожный вокзал.