Оказывается, проверок они не боялись, а так как их поезд в Пермь прибывал лишь к обеду следующего дня, то они предложили нам другой вариант: проехать с ними до ближайшей станции, от которой ходили электрички до Кирова и на них добраться до города. А оттуда на ближайшем поезде до Екатеринбурга. Так мы и сделали: и в два часа дня были уже в Кирове. В кассе нам сказали подойти через полтора часа, когда будет известно наличие свободных мест на проходящий поезд «Москва – Хабаровск». Ещё раз определились с деньгами – и с горечью убедились, что денег было мало, и вряд ли их хватит доехать всем даже до Перми. Военный, железнодорожный комендант, к которому обратился за помощью, разъяснив ситуацию, лишь покачал головой и написал записку в кассу – «Данному офицеру оказать максимальное внимание и помощь в приобретении билетов».
- Прости, майор, но больше я сделать ничего не могу. Извини.
Погуляв немного, я подошёл к кассе, подал записку коменданта и попросил восемь билетов на все деньги, вывалив мятые купюры и мелочь на тарелочку. Тщательно пересчитав, она сказала: - Товарищ офицер, только до Верещагино.
- Давайте до Верещагино, - про себя решил: главное сесть в поезд, а там или договоримся с бригадиром поезда, или же пусть попробуют нас высадить. Получив билеты, я довольный вернулся на перрон, где оставил своих товарищей. Несмотря на отсутствие денег, Бородуля откуда-то притащил несколько бутылок портвейна «Кавказ», чем очень гордился и совал мне бутылки под нос. Узнав, что мы из Чечни, подошли ещё пару прилично одетых мужчин и стали угощать водкой. Короче, картина, которая мне открылась, не внушала оптимизма: Бородуля был пьяный, из сумки Касаткина вызывающе торчал ствол автомата Нестеренко, и по его виду нельзя было сказать, что это остатки автомата. Сам Касаткин, взяв огромный кинжал в рот, непонятно только как он его не разрезал до сих пор до ушей, и встав на цыпочки, нелепо размахивая руками, пытался танцевать стремительный кавказский танец. Масленников был в том состоянии, когда он закрыв глаза мог затянуть на весь вокзал неприличную песню. Танкист, тыча пальцем в нос, пытался рассказать такому же пьяному гражданскому, как его ранили в нос. Остальные были не лучше. Вокруг нас полукругом толпился народ, а в сорока метрах от этого бардака, кучковался с десяток милиционеров, причём, с каждой минутой их число только увеличивалось. Отодвинув в сторону, протянутую мне руку с водкой, я подошёл к формируемой цепи ментов, остановился в пяти шагах и обратился к единственному среди них офицеру: - Капитан, послушай меня. Я старший этой команды и как видишь трезвый. У меня билеты на Хабаровский поезд, он через пять минут подходит. Я сейчас своих людей собираю и иду на посадку, и мы уезжаем. Только прошу вас, не трогайте нас: мы с Чечни в отпуск всего на несколько дней едем, нам тоже не нужны неприятности. Не надо ничего делать. Хорошо?
Капитан, многозначительно поигрывая резиновой палкой, посмотрел на своих подчинённых и кивнул – Хорошо.
Я метнулся обратно к своим друзьям: - Так, всё - собираемся. Если мы не хотим сидеть в ментовке, давай быстро собираемся и на третью платформу. Олег, Коля вперёд: вагон номер девять – занимайте места. Масленников давай шевелись.
Так, поторапливая людей, стал выпихивать их на третью платформу, постоянно оглядываясь на милиционеров, которые развернувшись в цепь, шли сзади нас. К моей радости объявили о прибытие нашего поезда, а через пару минут зелёные вагоны потянулись мимо пассажиров спешащих к своим вагонам. Увидев поезд, подтянулись и мои сослуживцы. Я уже начал успокаиваться, как ко мне подскочил Бородуля и чуть не плача заявил: - Боря, а нас не пускают в вагон.
- Почему?
Николай виновато отвёл глаза в сторону и опустил голову: - Боря, я проводниц послал на три буквы.
Я только и повёл в возмущении головой из стороны в сторону: - Знаешь, Коля, пошёл ты сам на эти три буквы.
Разъярённый на начальника связи, я ринулся к вагону исправлять положение: так как понимал, если мы сейчас не сядем в поезд, то мы окажемся в комендатуре. Бородуля, как побитая собачонка, послушно бежал следом за мной. Около дверей девятого вагона стояли две молоденькие, светленькие проводницы и в душе немного отлегло, с ними есть шанс договориться. Гораздо хуже если бы были проводницы в возрасте – те бы сейчас открыли пасть.
- Девушки, солнышки, - с ходу запел я, - да простите вы этого майора. Мы все едем с войны и, конечно, нервы не в порядке. Тем более что майор ранен в бою несколько дней тому назад, и рана у него сейчас очень болит. Простите, красавицы, - я приобнял девушек за плечи.
Проводницы с удивлением посмотрели на меня, а потом на Бородулю.
- А за что его прощать? – Почти одновременно с удивлением воскликнули блондиночки.
- Как за что? – Теперь удивился я, - он ведь вас нецензурно обругал.
- Нет, мы его в первый раз видим.
- Коля, иди сюда, - устало подозвал к себе майора, - ты кого послал на три буквы?
Офицер подошёл, затуманенным взглядом посмотрел на вагон справа, потом слева и обрадовано кивнул головой на соседний вагон: - Вон тех, я послал.
Я радостно засмеялся и от всей души поцеловал проводниц, которые шутливо, со смехом, отбивались от меня: - Загружайся ребята, занимай места. Девчонки, едем…..
Сам я сел почти перед самым отправлением поезда, чтобы не выпустить своих офицеров из вагона на перрон. Махнул на прощание рукой ментам и скрылся в вагоне. Ребята уже успокоились, даже как будто протрезвели: вели себя смирно и скромно. У проводников узнал, что Верещагино будет через несколько часов и решил сразу идти к бригадиру поезда договориться насчёт проезда до Екатеринбурга. Со мной напросился идти и Бородуля. Чувствуя свою вину, Коля старался во всём мне помочь. В плацкартном вагоне, который мы проходили, в одном из купе сгрудились возбуждённые пассажиры: при нашем приближении они замолчали и как-то странно на нас поглядели. Молча посторонились, пропуская и пока мы не скрылись, чувствовали на своих спинах враждебные взгляды. Нашли бригадира и объяснили ему ситуацию. Мужик попался нормальный: - Ребята, езжайте хоть до Хабаровска. Насчёт ревизоров не беспокойтесь. Но если придут пассажиры на эти места придётся им уступить, а там что-нибудь придумаем.
Радостные оттого, что решили проблему с проездом, мы опять вошли в тот вагон и нас сразу же остановила женщина: - Товарищи офицеры, тут ваши солдаты едут: посмотрите их.
Под перекрёстными и недружелюбными взглядами всего вагона, мы подошли к купе, несколько человек расступились, пропуская нас. На нижней полке сидели два бледных, болезненного вида солдата. Одеты были они хоть и в чистое камуфлированное обмундирование, но старое и застиранное. В довершение всего оно было на пару размеров больше, что превращало и так щуплых и худых солдат в детей, по ошибке одетых в военную форму. Тут же рядом стояли огромные, растоптанные сапожище, которые тоже повидали на своём веку немало. У одного из солдат штанина завёрнута выше колена и вся нога была залита кровью. Кровь уже остановили: кто-то из пассажиров наложил выше колена жгут.
- Что тут произошло? – Обратился я к пассажирам.
Сидевший напротив мужчина, он и наложил жгут, повернулся к нам: - Солдаты были ранены в Чечне, в госпитале не долечили и выпнули их оттуда домой в отпуск. Перед Кировом рана открылась – бинтов запасных у солдат нет. Хотели их здесь снять с поезда и отправить в местный госпиталь, но они упёрлись. Как мы потом до Хабаровска будем добираться? Ни билетов, ни денег. Что ж вы, товарищи офицеры, делаете? Что ж вы творите?
Меня аж в жар бросило о того, с какой тоской произнёс это гражданский, скрипнул зубами: - Не по адресу, дорогой товарищ, обращаешься: мы обычные армейские рабочие лошадки, которые вместе с такими же солдатами и тянут трудный армейский воз. Мы тоже с Чечни едем на несколько дней домой в отпуск – денег хватило на билет только до Верещагино, а ехать в Екатеринбург. Товарищ мой, - я кивнул на Колю, - тоже ранен несколько дней назад, так сегодня ночью пришлось врачу на вокзале морду набить, чтобы он его перевязал.
Я присел перед солдатами: - С какого полка, ребята?
- С 511-го, товарищ майор, - второй попытался встать, но я его посадил на место.
- С 511-го, а старшего лейтенанта Часова знаете? – С удивлением спросил я.
Солдаты оживились: - Да, это наш командир роты. Он за два дня до нас ранен был и его увезли в госпиталь. А вы откуда его знаете?
- Да сегодня ночью его встретили в аэропорту Нижнего Новгорода, позавчера его тоже выписали из госпиталя. У него всё нормально. А мы сами с 324 полка, правее Шали стоим – соседи ваши. Как же вас, не долечив, выписали?
Второй солдат был побойчей, он и рассказал, что мест в госпитале не хватало и всех кого более-менее подлечили или залечили, выписали по домам в отпуска. Им на дорогу дали только проездные и тридцать рублей на пропитание до Хабаровска. А ведь от Хабаровска им ехать ещё достаточно далеко в глубину края: - А, прорвёмся товарищ майор.
Пока он всё это рассказывал, Бородуля достал запасной бинт и перевязал ногу солдату.
- Ладно, ребята, оставайтесь. Мы с офицерами что-нибудь придумаем, чтобы вы нормально доехали до Хабаровска. – Мы поднялись и я пригласил в тамбур для разговора несколько пассажиров, которые суетились вокруг солдат наиболее активно.
- У меня такая просьба к вам, - когда мы собрались в тамбуре, - где-то до Перми, подкормите солдат. У нас сейчас у самих ничего нет: ни денег, ни продуктов, но мы что-нибудь придумаем. Я пока не знаю – что, но что-нибудь обязательно сделаем, чтобы солдаты достойно доехали до дома.
В свой вагон мы пришли в гнетущем состоянии, собрали ребят и рассказали о солдатах. Ещё раз вывернули свои вещи, но кроме двух банок тушёнки ничего не обнаружили. В отвратительном настроении лёг спать, считая по пословице, что «утро вечера мудренее».
В Верещагино остановка была пять минут и в наш вагон никто не сел, но проводницы предупредили, что в Перми, скорее всего, пассажиры появятся и придётся уступать места. До Перми я заснуть уже не мог: мысли, как помочь солдатам, неотступно преследовали меня. Незаметно подъехали к городу и я стал будить своих товарищей. Только поезд остановился, как в вагоне появились настоящие хозяева наших мест. Вместе с ними пришёл и бригадир поезда.