на то и командир полка, а через три дня приедем за твоим решением. – Ещё раз пригрозив именем всемогущего деятеля, убыли в группировку. После недолгого раздумья командир полка вызвал на переговоры Резвана: - Резван, что хочешь делай, но боевиков из завода убирай. Тебе два дня на это.
Через два дня на очередной встрече Резван рассказал, что надавив на боевиков, которые занимают оборону на заводе, надавив своими связями на их родственников, он сумел убрать с завода шестьдесят боевиков, остальные девяносто отказались уходить и решили драться на тех позициях с русскими до конца.
К вечеру появились представители политика: - Ну что командир, надумал?
Полковник Петров отдал несколько коротких распоряжений начальнику артиллерии полка и вывел гражданских на крыльцо. Через несколько минут вдалеке послышался глухой залп и клубы чёрного дыма и пыли, поднявшиеся над заводом возвестили о начале обстрела.
Командир повернулся к представителям: - Это и есть мой ответ. Пусть меня снимают с должности, выгоняют из армии, но людей на поле я ложить не собираюсь.
- Жаль. Это, конечно, твоё решение, но ты, полковник, совершаешь большую ошибку, - после чего они сели в машину и уехали в штаб группировки. В штабе группировки они тоже, наверно, не нашли поддержки, так как к артиллерии на следующий день присоединилась и авиация.
Утром ко мне пришёл Алексей Пальцев и попросил БРДМ, чтобы проехать до госпиталя и сделать рентгеновский снимок больной руки. Две недели назад, по приказу начальника артиллерии полка, капитан Пальцев на одном из моих БРДМов выехал в штаб группировки в Ханкалу и на обратном пути: то ли водитель не справился с управлением, то ли он зазевался, но на достаточно большой скорости машина врезалась в бетонные блоки одного из блок-постов. Капитана от удара кинуло вперёд и он сильно ударился рукой об открытый люк. Рука опухла, потом опухоль спала, но продолжала сильно болеть. Она выполняла все функции, но сильная боль не проходила и очень беспокоила офицера. Поэтому наши врачи предложили съездить в госпиталь и сделать рентгеновский снимок.
После обеда звук подлетевшего к моему салону БРДМа и радостные клики Пальцева, возвестили об его возвращении: - Боря, Боря! Я приехал к тебе в гости. Принимай.
Озадаченно выглянул из салона: на броне восседал поддатый Алексей и, наклонившись в люк, доставал из машины одну сетку за другой с продуктами и водкой. Больная рука была в гипсе, а на шее болталась вязочка для поддержки загипсованной руки. Солдаты помогли ему слезть с БРДМа и донести сетки до салона.
- Алексей, так чего у тебя с рукой? – Озабоченно спросил я.
- Боря, - радостно завопил Пальцев, - в руке оказалась капитальная трещина и мне наложили гипс.
Воспринимая всё всерьёз, я огорчился за товарища: - Ни фига себе…, так давай сейчас вызову сюда водителя, и ты ему набьёшь рожу за то, что он причинил тебе увечье. Вот гады…, сколько раз говорил не лихачить…. Ну, ничего, сейчас всех водителей соберу и ещё проведу разбор данного случая, – повернулся к Торбану, чтобы отдать распоряжение на сбор водителей.
- Боря, Боря, - Пальцев схватил меня за рукав, - не надо собирать водителей. Вызови только того. Ты знаешь, мне из-за этой повреждённой руки дали такую справку 100*, что я завтра или послезавтра поеду домой из этого ада. Я хочу наоборот его отблагодарить, что хоть таким образом отсюда уеду.
Я с сожалением посмотрел на начальника разведки артиллерии. Конечно, до меня и раньше доходили слухи и разговоры о том, что Алексей «побаивается», что использует любую возможность, чтобы остаться на дежурстве в штабе, но только не выезжать на передок. Тем более, что его сослуживцы Чуватин и Седых наоборот не любили сидеть в штабе и использовали любую возможность, чтобы уехать на передний край и пострелять по боевикам. Но у каждого свои слабости и я не хотел осуждать его за это: у каждого есть свой край, предел и, видать, он у Пальцева наступил. Его уже можно было уважать за то, что он приехал сюда и выжил. А разбор этого случая с водителями всё равно проведу. Но потом.
Быстро накрыли стол, куда Алексей выложил много вкуснятины и первую зелень с рынка. Подошли Кирьянов и Карпук, а ещё через несколько минут появился и запыхавшийся водитель БРДМа.
- Товарищ солдат, - сурово и, не удержавшись, с иронией произнёс я, - с вами хочет пообщаться товарищ капитан, которому вы своей ездой сломали руку. – И кивнул головой офицеру, разрешая пообщаться с солдатом.
Пальцев махнул здоровой рукой: - Солдат, отойди в сторонку, - повернулся ко мне и замялся, не зная как начать разговор со мной.
- Боря, тут такое дело, - офицер замолчал, с трудом подбирая слова, потом решился и быстро произнёс, - Боря, я этому бойцу хочу дать две бутылки водки и закуски. Как ты на это смотришь?
Мы все растерялись от этого предложения, а я даже рассмеялся: - Алексей, не понял? Объясни и поподробнее.
- Боря, ну чего тут скрывать: я уже не могу здесь находиться. Просто не хочу. И если бы не этот солдат то не знаю, когда и при каких обстоятельствах я бы отсюда убыл. Ребята, поймите меня, я исчерпал свой ресурс и чисто психологически устал. У вас ресурс этот, чувствую, гораздо больший чем у меня, по моему вы даже особо и переживаете что здесь находитесь. Мне как сказали в госпитале, что хоть завтра могу ехать домой, я чуть с ума от радости не сошёл.
Я молчал, молчали и мои товарищи, потом поманил в салон водителя: - Солдат тебе повезло. Морду бить за сломанную руку тебе не будут, а даже водки дадут и закуски. Алексей давай сюда.
Пальцев быстро подал мне отдельно стоявшую сетку, где были две бутылки водки и много хорошей закуски: – Э, что-то много для одного. Так, Петров, зови сюда ещё двух своих друзей. Сразу же берите спальники. Сядете у моего салона в кустах и там выпьете: и там же ляжете спать, чтобы были у меня всегда перед глазами. – Водитель радостно кивнул головой и убежал за товарищами. К этому времени замполит разлил водку и, протянув кружку Пальцеву, укоризненно сказал: - Ресурс, Лёха, может быть у нас и побольше, чем у тебя, но домой хочется не меньше чем тебе. Но хочется приехать домой нормально, не оставляя никаких «хвостов» сзади.
Выпив немного с нами, Пальцев уехал в штаб, чтобы уже сегодня сделать отвальную для штабных офицеров и постараться завтра убыть домой. А через полчаса к нам в гости завалился Олег Касаткин: тоже с водкой и выпивкой. А в самый разгар веселье подъехали подполковник Чуватин и майор Седых: обрадовавшись, усадили и их за стол, но через десять минут Игорь Чуватин объяснил причину приезда.
- Боря, ты видишь отсюда, что на самой высокой трубе цементного завода развевается духовский флаг?
- Да, я ещё вчера его заметил.
- Так вот помощь, твоя нужна. Мы уже целые сутки пытаемся его огнём артиллерии сбить, не получается – слишком маленькая цель. Попытались из расположения первого батальона ПТУРом достать, но там таких ассов как у тебя нет. Давай сейчас возьмём противотанковую установку, проедем в первый батальон и ракетой сшибём его. Очень он уж вызывающе развевается.
- Я не против. Немного посидите тут, а я пойду распоряжусь и через десять минут поедем. - В палатке второго взвода нашёл сержанта Ермакова. Он сидел в кругу друзей и собирал вещи в вещмешок: завтра он демобилизовался: - Фёдор, хочешь на прощание стрельнуть и заработать медаль?
- Товарищ майор, конечно хочу. Точку ведь надо бы хорошую поставить.
- Ну, тогда выгоняй свою противотанковую установку, сейчас поедем к цементному заводу и сшибём с трубы флаг, а то пехота и артиллеристы ничего сделать не могут.
Наша маленькая колонна из трёх машин миновала командный пункт полка, через бетонный мост, где меня обстреляли боевики, когда я шарахался здесь с секретчиком, переехали за арык и через пару километров оказались в расположении командного пункта первого батальона. В салоне командира батальона были офицерские посиделки и нас встретили радостными криками, сразу же стали усаживать за стол. Но мы отказались – сначала дело, а потом потеха.
Цементный завод с переднего края батальона смотрелся внушительно: здоровенные промышленные корпуса, склады и высоченные трубы. Судя по карте, одна была высотой 50 метров, а вторая, на которой развевался флаг 120 метров. Даже с расстояния в два километра прекрасно видно огромное зелёное полотнище флага размером не менее три метра на два. Оно величаво колыхалось на вершине трубы и как бы символизировало стойкость защитников завода.
- Боря, сбей. Ты ведь как человек, придерживающийся коммунистической идеологии, понимаешь значение этого флага для боевиков и то что мы, русские, уже сутки не можем его
сбить... – Будулаев ещё что-то говорил, но я его уже не слушал. Вместе с Ермаковым мы начали искать удобную позицию для пуска ракеты. Рядом с салоном командира батальона такой позиции не было, но через несколько минут в трёхстах метрах в расположении миномётной батареи мы обнаружили идеальное место, откуда можно было вести огонь не только по трубе. Как на ладони был виден весь завод, Чири-Юрт и остальная местность. Из всех щелей повылазила пехота, миномётчики прекратили играть в волейбол: всем захотелось в очередной раз посмотреть на спектакль, который покажут противотанкисты.
Когда установку поставили на позицию, я залез на броню: - Фёдор, опозориться нельзя, только первой ракетой.
- Товарищ майор, что я не понимаю, что ли? – С лёгким упрёком ответил Ермаков и скрылся внутри машины, я же отошёл в сторону и стал наблюдать.
Люки водителя и оператора захлопнулись, завизжали электромоторы, выталкивая направляющие с пятью ракетами. Гулко хлопнула крышка боевого отделения, ещё раз на высокой ноте взвизгнули моторы и направляющая нацелилась на цель. Щелчки крышек контейнера, рёв стартового двигателя и ракета сразу же, не виляя из стороны в сторону, по восходящей траектории, ровно пошла к вершине трубы, на которой гордо реял зелёный стяг ислама.
Со стороны салона командира батальона и позиций пехоты послышались презрительный свист и улюлюканье. Так как они наблюдали полёт ракеты под большим углом, то им с их места