Через десять минут вернулись Субанов, Козлов и доложили, что ничего и никого не обнаружили. Чеченцы было столпились недалеко от нас, но я их прогнал караулить разбитую баррикаду.
- Ну, что Рамзан, остался единственный дом, который мы ещё не осмотрели – это твой. Пошли. – Оставив у машины Козлова, для охраны и прикрытия со стороны улицы, я и Субанов настороженно зашли во двор, а затем в течении десяти минут осмотрели дом и дворовые постройки. В доме, кроме жены Рамзана никого не было. Закончив осмотр мы остановились во
дворе, а Рамзан, облегчённо переведя дух, уже спокойно пригласил меня в дом, попить чаю, я
согласился, но предложил расположиться на веранде, откуда хорошо просматривался двор, все постройки и подходы, как к дому, так и ко двору. Субанова отослал к машине и шёпотом приказал ему бдительности не терять. Сам же сел на веранде так, что со спины подойти было невозможно, всё-таки у меня было подозрение, что стрелявший мог прятаться в доме у Рамзана. Я уже давно не верил чеченцам и мусульманам. Слишком часто они призывают в свидетели Аллаха, но как сведущие люди мне объяснили, что у правоверных, даже старики не считают
грехом обман неверного.
Жена чеченца быстро накрыла на стол: Рамзан часть закуски отослал с женой моим солдатам и мы начали пить чай. Я больше молчал, в основном говорил Рамзан: о своей жизни, о жизни деревни после того, как федералы разберутся с боевиками, и о многом другом.
Таким образом, я просидел у Рамзана до двенадцати часов ночи и, ничего не дождавшись, уехал к себе. На блок-посту царила суматоха, которая прервалась с моим появлением, вызвав общий вздох облегчения.
Больше всех обрадовался замполит: - Товарищ майор, мне передали со второго взвода, что вы помчались разбираться со стрельбой из деревни. Потом стрельба из автоматов, взрывы гранат и тишина, а вас всё нет. Что делать – не знаю? Главное понимаю, что если с вами что-то случилось, то ехать вас искать уже поздно. В полк докладывать, а что? Успокаивало в какой-то степени, что с деревни никто не прибежал. С плохой новостью. А ведь надо было что-то делать и я решил: если ещё в течение получаса не появиться комбат, тогда организую поиски.
Я молча похлопал замполита по плечу, а про себя подумал, что надо бы подзаняться лейтенантом, чтобы он хоть опыта какого-нибудь приобрёл, пока командую батареей, а то придёт какое-нибудь «чудо» вместо меня.
Через полчаса солдаты утихомирились: кому положено охранять, затаились на своих постах, а я стал прохаживался по дороге, чутко вслушиваясь в ночную тишину. В час ночи послышался быстро приближающийся гул МТЛБ, за двести метров до блок-поста в ночное небо взметнулась красная ракета, обозначающая что это свой. В принципе, этого можно было и не делать: на МТЛБ мог быть только майор Волощук, который ночами, если в этом была необходимость, доставлял тяжелораненых в госпиталь в Грозном. Вообще, Иван Волощук, несмотря на то, что совсем недавно прибыл в полк, уже завоевал крепкий авторитет в полку и как врач, и как человек. Он мог пойти в атаку, мог сползать и притащить раненного из-под огня: что, кстати, он и сделал двое суток назад, когда ночью, лично, под носом боевиков эвакуировал раненых и уцелевших солдат 245 полка с острова реки Аргун, куда их выбросило после того, как они спрыгнули с обрыва. Подружился и я с ним, часто он останавливался у меня на полчасика, когда возвращался с госпиталя, или же я приезжал к нему в гости.
Из-за домов, тёмной, низкой тенью выскочило МТЛБ и через полминуты остановилось около меня. С брони соскочил Иван.
- Боря, дай прикрышку до Грозного, раненого с пехоты везу. – Пока я распоряжался и БРДМ первого взвода выруливал на дорогу, мы обменялись новостями и Иван снова умчался в ночь. И хотя они почти сразу же скрылись в темноте, ещё в течение часа можно было проследить его маршрут. Вот в пяти километрах взлетела красная ракета: это Иван доехал до блок-поста десантников на мосту через Аргун. Через десять минут несколько дальше вторая ракета – это Волощук подал сигнал, что «Свой» блок-посту десантников у цементного завода. Третья ракета у Новых Атагов, а четвёртая на перекрёстке дорог. Я наблюдал за ракетами и не знал, что через неделю, между третьей и четвёртой ракетой я вместе с Иваном, также ночью, попадём в засаду и
уже пятая и другие ракеты будут меня сопровождать в госпиталь уже в качестве получившего сильнейшую контузию.
Утром, в пять часов, запылённые МТЛБ и БРДМ остановились на блок-посту, БРДМ первого взвода сразу же стал на своё место, а Иван спустился ко мне, где за столом я его напоил горячим
кофе и бутербродами. Иван был уставшим и вяло жевал мои мясные бутерброды, но выпив одну
порцию кофе, потом вторую ожил и повеселел. Садясь на машину, он пригласил меня вечером к себе в гости.
День прошёл как обычно, в неспешных делах. После обеда с попуткой приехал Синьков с седьмой роты и все ему обрадовались, а он тронутый встречей, кажется, даже прослезился. Чётко и бодро доложился о прибытии и я попросил тут же рассказать и поделиться боевым опытом, благо около салона собрались почти все, кто был на блок-посту. Синьков, начал красочно расписывать своё пребывание на переднем крае. И из его рассказа выходило, что если бы не он, то седьмую роту давно бы сбили с вершины или уничтожили. Что лично он уничтожил кучи боевиков, при этом расписывая всё, как один сплошной и весёлый подвиг. Косясь на меня и предполагая, что я мог знать какие-нибудь лишние и неприглядные подробности, он придерживал свою фантазию, а я молчал, лишь слегка улыбался, когда Синьков уж чересчур перегибал палку в своём рассказе.
Вечером приехал в гости к Ивану и, поздоровавшись с офицерами, собравшимися за столом ПХД полкового медицинского пункта, подошёл к четырём трупам, которые лежали в ряд в десяти метрах от ПХД, под стеной медицинского пункта. Никого из знакомых среди убитых не было. Я посидел на корточках несколько секунд, отдавая последнюю дань павшим и вернулся к столу.
Выпив первую рюмку водки и закусывая, обратил внимание на доносившиеся из окна медицинского пункта громкие стоны: они то возвышались почти до вопля, то опадали до жалостливого шёпота и почти не были слышны.
- Кто это так страдает? – Спросил Ивана.
- А ты что, ещё не знаешь? Славка Упоров с зам. по вооружению упали с обрыва на машине и разбились. Это стонет зам. по вооружению.
- А Славка? – В волнении воскликнул я.
- Да, у него всё нормально. Ехало их в кабине трое, упали с обрыва с пятиэтажный дом и все целы остались. Упоров и водитель побились, но ничего страшного у них нет. Так, сильные ушибы. А это зам. по вооружению стонет: хочет своими стонами показать, что ему очень плохо и его надо срочно эвакуировать в госпиталь, ну а потом со справкой «100» уехать домой на законных основаниях. Ну, пусть порет – хрен он в госпиталь уедет, а у Славки всё нормально. Но поведение такое, как будто крыша у него поехала. О…, смотри, - Иван толкнул меня локтём в бок и взглядом показал на крыльцо полкового медицинского пункта. Из дверей здания на крыльцо выскочил Славка Упоров, весь перемазанный зелёнкой: был он неестественно взбудораженный и нервный. Подскочил к солдату, курившему здесь же, выхватил у него сигарету и несколько раз глубоко затянулся. Потом затравленно оглянулся вокруг и громко произнёс неизвестно кому: - Да пошли, вы все на х…, - сорвался с места и убежал к себе в роту.
- Да, действительно крыша у Славки поехала. Иван, а чего вы с Арсентьевым делать будете?
- Да ничего, пусть постонет дня три, а потом его выпишем.
Через пару дней от Упорова узнал все подробности происшедшего.
- Боря, поехали мы с Гоблиным на УРАЛе на вершину горы, где несколько дней тому назад оставили тягач с солдатами для того, чтобы он затаскивал туда машины, которые не могли самостоятельно забраться на вершину. Ты, наверно, помнишь, тогда дождь прошёл и много луж было. Пока мы ехали то все тормозные колодки промочили, а начали подыматься вверх в гору, там на обрыве крутой поворот и его надо в два приёма преодолевать. Первый раз проезжаешь за него, пока радиуса поворота колёс хватает, а потом выворачиваешь руль в другую сторону и сдаёшь назад, вот мы начали сдавать, а когда задом подъехали к обрыву - водитель по тормозам, а тормозов-то нет. Арсентьев, как мы выехали на эту горную дорогу, всю дорогу боялся и держал дверь открытой, а как только почувствовал, что мы начали падать - выскочил из машины. Хорошо, что выскочил: мы когда начали падать, я еле успел сдёрнуть водителя на пол кабины и тут такой удар, что у меня всё глазах померкло. Наверно, сознание потерял. Открываю
глаза, смотрю, крыша практически до руля прогнулась. Водитель копошиться внизу кабины. И если бы Арсентьев не выскочил, нас бы там всех троих и расплющило. Ногами выбил заднее окно и как был в бронежилете, так и вылез через него, даже непонятно как это у меня получилось. Слышу сверху крики - подымаю голову, а там Арсентьев висит: зацепился за что-то. Следом выбрался водитель. Я в каком-то полутумане забрался на гору и пригнал тягач. Ну, а остальное ты знаешь.
Арсентьева я встретил через час, его выписали из мед. пункта и он, изображая разбитого напрочь человека, раненого перераненного, с помощью двух солдат, на которых он опирался со стонами и охами двигался в сторону своего салона. Увидев меня, он ещё больше заохал, а я расплылся в «деланной» улыбке и протянул руку подполковнику в приветствии, делая вид, что всерьёз воспринимаю его «боевые раны». Когда приезжал в отпуск в Екатеринбург, то в дивизии встретил Арсентьева. Он кинулся ко мне здороваться, но я холодно козырнул и спрятал руку за спиной: - Извините, товарищ подполковник, вот когда приедете в Чечню и там покажете себя – тогда и ручкаться будем…., - Арсентьева, когда он отказался ехать с нами в Чечню, в отличии от других, не уволили. Заступился старший брат-генерал и он тогда был записан на вторую смену.
- Теперь, после такого крещения, я могу пожать вашу мужественную руку, товарищ подполковник. – «Возвышенно» произнёс я, а Гоблин всё это принял за чистую монету.