дителя к бетонному погребу, где располагалась полковая гауптвахта. Опять появился начальник связи, он шёл сзади меня и инструктировал начгуба, чтобы тот устроил для Куркову «сладкую» жизнь. А мой контрактник шёл уже из последних сил, еле-еле передвигая ноги: от всех этих передряг он опьянел ещё больше и если мы его в течение пяти минут не устроим на губе, он ляжет на землю и тут же заснёт.
Начальник гауптвахты гостеприимно открыл дверцу погреба и оттуда сразу же высунулись на дневной свет несколько арестованных, в том числе и мой Субанов, которого два дня назад арестовал за пьянку. Погреб был бетонный и трёхэтажный, внизу было очень холодно, поэтому арестованные жили на верхнем этаже у дверей, где было теплее.
- Курков, вперёд, - я посторонился и контрактник, согнувшись, полез в дверцу, а Коля Бородуля до этого спокойно стоявший в нескольких шагах от нас, сделал несколько быстрых шагов и пнул ногой пьяного Куркова, который тут же исчез в полутьме подвала. С ужасом я увидел, как он мелькнул в зияющем отверстии в полу и с нехорошим шумом упал на самый бетонный низ погреба, пролетев по воздуху метра три.
Я повернулся к начальнику связи: - Коля, сволочь, что ты наделал? Ты же его всё-таки убил.
Николай и сам поняв, что перегнул палку, побледневший стоял у входа в погреб и пытался что-то сказать, но у него не получалось.
Я сунул голову в дверь погреба: - Субанов, слезь вниз и посмотри что там с Курковым, а то он уже второй раз «САМ» падает, - я сделал ударение на слово «сам», а Субанов мигом исчез внизу и через несколько секунд до меня донёсся глухой голос.
- Да, спит он, товарищ майор.
Погрозив Бородуле кулаком, я снова нагнулся в проём: - Субанов, положи под него какую-нибудь подстилку, а то ещё в холоде воспаление лёгких схватит.
Когда мы отошли от «губы» на большое расстояние, я высказал товарищу всё что думал о нём, о его пьянке и вообще о его поведении. Коля стоял смирно, не пытаясь оправдываться или пререкаться, лишь иной раз что-то мычал, но я его костерил, не останавливаясь.
На блок-пост вернулся часа через два и несмотря на головную боль и сильную усталость, сразу же собрал офицеров и прапорщиков батареи.
- Вот что, мои дорогие, хочу вам сказать. Я ещё здесь пробуду максимум неделю: то есть эту неделю я ещё буду командовать батареей. Конечно, и новый комбат тоже будет командовать. Но вот что мне с горечью приходиться констатировать: эти дни которые вы прослужили в батарее прошли для вас зря. Вы не приобрели среди личного состава хоть какого-нибудь авторитета. И когда я уеду отсюда, боюсь что наш любимый личный состав сядет вам на шею, потому что они перестанут чувствовать твёрдой руки, не кулака, а именно твёрдой руки, которая будет руководить жизнью подразделения. И капитан Волков останется один на один с солдатами.
Сейчас только я имею авторитет в батарее, только я могу навести порядок в батарее: но если они при мне, при моём авторитете, при том что они реально боятся меня – пьют, выпивают, правда прячутся. То что будет, когда я уеду отсюда? – Я повернулся к Волкову, - Юра, извини, но ты должен более активно, может быть, более жёстко входить в жизнь подразделения…
В таком духе провёл совещание ещё минут тридцать и лёг спать. Проснулся под вечер и почувствовал себя отдохнувшим: выпив водки и сняв головные боли, совсем пришёл в рабочее состояние. Волков, сидевший на крыльце салона и лущивший фисташки, доложил мне, что он сгонял во второй и третий взвода и, в принципе, технику и вооружение принял. С вещевым имуществом тоже всё понятно, осталось только провести сверку по службам, чем мы завтра и займёмся.
Пока мы так общались, на блок-пост заявился Рамзан, который не показывался уже дня два. Я представил своего заменщика, а потом Рамзан рассказал, что за эти дни произошло в деревне.
Выслушав главу администрации, попросил его достать блокнот и записывать, что сейчас продиктую.
- Рамзан, заменщик приехал и я уеду где-то через недельку. Остаётся последнее у нас с тобой мероприятие. Деревня должна мне накрыть стол, чтобы я в последний раз хорошо посидел со своими боевыми друзьями.
- Борис Геннадьевич, сколько будет человек? – Рамзан, деловито достал карандаш и блокнот.
- Пятнадцать, - глава администрации аккуратно записал число гостей, а дальше я стал диктовать, что деревня должна была приготовить. Когда дошёл до мясных блюд и сказал, что мяса с учётом шашлыков и других мясных блюд должно быть из расчёта один килограмм на человека, Рамзан «заскучав», закрыл блокнот и начал плакаться.
- Борис Геннадьевич, с мясом тяжело. Вы должны понимать, что всё-таки прошла война. Каждый понёс определённые потери. Борис Геннадьевич, мы всё сделаем, кроме мяса. Может быть, вы сами откуда-нибудь мяса привезёте? – С надеждой спросил чеченец.
- Рамзан, какие проблемы? Конечно, сам эту проблему решу: быстро и моментально. – Я повернулся к Волкову, который с интересом наблюдал за нами, - Юра, дай мне пожалуйста автомат.
- Борис Геннадьевич, - забеспокоился Рамзан, - а зачем вам автомат?
Мимо нашего блок-поста в это время возвращалось деревенское стадо на ночь в село. Картинно передёрнул затвор, показал автоматом на стадо и продолжил: - Конечно, Рамзан, я сам этот вопрос решу. Сейчас выйду за дорогу и дам очередь по стаду, во весь магазин, что убью то моё, - поднял вверх автомат и дал короткую очередь в небо. Рамзан вздрогнув, быстро открыл блокнот.
- Борис Геннадьевич, мясо мы тоже предоставим. – Записав всё остальное, мы договорились, что стол будет накрыт 20 июня в 17:00.
На следующий день мы провели сверку по службам и я начал подписывать обходной лист, но тут столкнулся с другой проблемой, командир полка сказал: – Копытов, пока в батарею не вернёшь свой БРДМ, отъезда не будет.
А через друзей узнал, что командующий отдал мой «бардак» в комендантскую роту штаба группировки, так что пришлось идти к Сане с Костей и просить их, чтобы они как особисты поехали и забрали мою машину, заодно их тоже пригласил на отвальную. Пригласил, конечно, и Бородулю.
Когда подписывал обходной у начальника продовольственной службы, произошёл смешной случай. Неделю тому назад у него погиб начальник продовольственного склада, погиб нелепо, глупо и сейчас лейтенанту приходилось работать и за начальника склада. Я подошёл с обходным в тот момент, когда он с солдатами переносил продукты в новый склад: в одно из помещений первого этажа заброшенного здания.
- Товарищ майор, минут десять-пятнадцать подождите, пока я тут разберусь, - попросил меня лейтенант, считая мешки с мукой, которые солдаты таскали с улицы в большую комнату. Я заглянул через дверь и увидел большое помещение, забитое ящиками, мешками и другим продовольственным имуществом и кивнул головой, соглашаясь подождать. Неспеша начал прохаживаться по длинному коридору первого этажа, заглядывая во все помещения и везде видел следы былого благополучия, когда туберкулёзный диспансер был процветающим учреждением. Сейчас все здания, в том числе и это, представляло собой убогое зрелище. Всё прогнило и стоять им оставалось лет пять, не больше.
Я уже дошёл до конца коридора и собирался разворачиваться, когда здание содрогнулось от непонятного толчка. Резко обернулся и увидел большое облако пыли и муки взметнувшееся в середине коридора: как раз там, где было помещение склада. Осторожно приблизившись к дверям помещения, откуда валили клубы пыли, я попытался что-нибудь там рассмотреть. Но всё было бесполезно, а оттуда не доносилось ни звука. Подождав пару минут, за которые пыль немного осела и что-то уже можно было разглядеть, сделал шаг через порог и в последний момент успел ухватиться за косяки дверей – пола впереди не было. Встав на колени, я начал напряжённо вглядываться в пыль и через некоторое время разглядел внизу на мешках с мукой сидящего начальника продовольственной службы, а рядом с ним остальных солдат. Оказывается, старые перекрытия не выдержали тяжести склада и они сломались: склад вместе с имуществом и людьми ушёл в подвал. Слава богу, никто не покалечился. Я помог выбраться лейтенанту и, хохоча во всё горло, заставил его расписаться в обходном листе.
Через два дня подписал обходной лист до конца и теперь ждал только решения вопроса с БРДМом: Костя и Саня пообещали его пригнать двадцатого числа, так что двадцать первого я мог ехать. Фактически, батарею передал, а Волков принял её, но я до сих пор продолжал командовать батареей. Юра просто присутствовал при этом, как будто он двадцать первого числа уезжал, а не я. Может, когда уеду, тогда он и развернётся в полную силу, но в этом я уже сомневался. В это время проходили известные события в Будёновске и боевики притихли. Что тоже подействовало расхолаживающее на нового командира батареи.
- Я думал, что здесь действительно война, а тут настоящий курорт, - и как бы я не старался доказать обратное, он только скептически улыбался. Здоровье моё тоже поправилось: шум в голове пропал, не болела и голова. Единственно, раз в пятнадцать минут, каждый раз в новом месте мозга, вдруг появлялась сначала точечная боль, как укол булавки, в течение пятнадцати секунд она разрасталась и происходила мгновенная вспышка боли. Потом всё нормально, а через пятнадцать минут всё по новой, но уже в другом месте. Да ещё болел шейный отдел позвоночника: пока ходишь и двигаешься, всё нормально. Только посидишь немного и появлялась тупая боль.
…. В половине двенадцатого дня на блок-посту появился взбудораженный техник, он с моего разрешения эту ночь дежурил во втором и третьем взводе.
- Товарищ майор, я в пионерском лагере с гранатомёта подбил машину…, ГАЗ-66. Может, организуем туда вылазку, заодно и запчастями разживёмся. – Техник с надеждой смотрел на меня, а мне вдруг захотелось в последний раз встряхнуться, да и доказать Волкову, что здесь не курорт.
- Как духи?
- Да, есть, но кажется немного, - уже неуверенно протянул техник, потом вскинулся, - если мы толпой пойдём туда, они не сунутся к нам.