не меня касалось, что не уехал домой вчера как планировал, а остался ещё на один день. Пожалел и сразу же забыл и теперь прикидывал, как мне ловчее и неожиданно выскочить из зелёнки, напасть на духов и как можно больше их уничтожить, пока меня самого не убьют. Загорелся и быстро запылал мой салон, освещая всё кругом, заработали двигатели обоих УРАЛов, куда боевики начали торопливо грузить трофеи и боеприпасы.
- Хрен вам, в первую очередь уничтожу машины, когда вы их загрузите, чтобы вам ничего не досталось, - пригнувшись к брустверу, я разглядывал суетившихся боевиков, выгадывая удобный момент открыть огонь, когда от них отделилось несколько человек и потащили в сторону сопротивляющегося человека. Ночь прорезал пронзительный детский крик: - Дяденьки…, дяденьки… не убивайте меня, не надо…. Дяденьки не надо, мне же больно…, - взвился до высокой ноты крик и перешёл в жуткий хрип. Я весь покрылся мгновенным липким потом: поняв, что только что моему солдату перерезали как животному горло. Какое-то время до меня, оцепеневшего от ужаса, доносились хлюпающие звуки, а боевики в десяти метрах от моего окопа расступились и теперь гогоча пинали друг к другу бившиеся в агонии тело солдата.
- Мразииии…, - я вскинулся и дал веером очередь: одну, вторую и не прекратил стрелять пока в магазине не кончились патроны, а боевики не затихли на земле. Остальные чеченцы мгновенно сориентировались, и мощный огневой шквал накрыл зелёнку. Я вынужден был присесть на дно окопа, меняя пустой магазин на новый, а в расположении взвода взревел двигатель УРАЛа и теперь на зелёнку упал мощный поток света от фар, сразу же высветив мою позицию. Пуль не слышал, но бруствер кипел от свинцового ливня, срезая вокруг окопа всю растительность. Надо было как-то встать и попытаться загасить фары, но это было очень трудно, почти невозможно подняться под огнём автоматов.
- А…, всё равно убьют, - я вскочил над бруствером и с первой же очереди загасил одну фару, сразу стало меньше света, выпустив остаток магазина в метающиеся фигурки чеченцев, я опять нырнул целый и невредимый на дно окопа, перезаряжая магазин и собираясь с духом для того чтобы в очередной раз, наверно последний, выскочить из окопа. Судя по звукам, духи двинули автомобиль вперёд и теперь он давил кустарник в десяти метрах от меня, приближаясь к моему окопу. Выдернул кольцо из гранаты, стремительно выпрямился над окопом и метнул гранату, целясь в фару, и не промазал. Граната с долгим звонким звоном впилась в фару, разбило стекло, но свет не пропал. А автомобиль продолжал надвигаться на меня.
- Чёрт, где же взрыв, почему меня слепит фара? Почему??? – Я закрыл глаза и продолжал слышать в своих ушах звон разбитого стекла.
….Я опять открыл глаза. Фара продолжала гореть, но горела каким-то яростным, холодным светом и почему-то сверху и всё ещё продолжался слышится звон опадающего битого стекла. Вскинулся и огляделся диким взглядом вокруг: в разбитое окно продолжала светить круглая, жёлтая луна, жена, испуганно закрывшись простынёй с ужасом, смотрела на меня. Я бессильно откинулся назад на подушку и шумно выдохнул воздух – оказывается, всё это мне приснилось в первую мою ночь дома.
- Боря, ты сильно кричал и бился в постели, а потом внезапно схватил хрустальную пепельницу с тумбочки и запустил её в окно…..
Убрав осколки стекла, мы опять легли спать и вскоре жена ровно задышала мне в ухо. А я не мог заснуть, мысли бежали своей чередой, цепляясь одну за другую. Вскоре обратил внимание
на громкое тиканье часов: Тик-Так, ТИк-ТАк, ТИК-ТАК эти звуки долбили, сверлили мне мозг, ТИК-ТАК, ТИК-ТАК. Неожиданно на ладони возникла некая масса и с каждой секундой тик-так, тик-так она быстро увеличивала свой вес. Тик-так – вот я уже не могу держать эту массу одной рукой, перевернувшись на боку, ухватился второй рукой за руку и стал удерживать её, удерживать изо всех сил. Тик-так, тик-так вес массы вырос до семидесяти килограмм, я обливался потом, изо всех сил удерживая груз на ладони. ТИК-ТАК, ТИК-ТАК вес массы стремительно возрос и безболезненно провалился сквозь ладонь и упал на пол, пробил его и с обломками бетонной плиты рухнул в квартиру первого этажа, ломая деревянный пол и заваливая мебель у стены, провалился в подвал. Всё это я увидел явственно, как днём, несмотря на то, что вокруг меня была чернота ночи. Я лежал на постели, боясь пошевелиться, обливаясь потом: - Ничего себе, как «крышу срывает»….
Но громкое тик-так, тик-так снова начала свою разрушительную работу. Я поспешно спрятал руку под себя, но это не спасло меня от сумасшествия: вновь ощущая, что моя рука лежит на краю кровати, ладонью вверх и снова ощущал и видел, как на моей руке росла масса. Опять она проламывала мой потолок, падала в квартиру внизу и уходила в подвал. Непроизвольно дёрнувшись, я нарушил сон жены.
- Боря, всё нормально? – Она поцеловала меня в мокрые от пота волосы и, услышав, что всё хорошо вновь провалилась в сон. Подождав, пока она опять не задышала ровно, я осторожно слез с кровати и унёс часы на кухню, засунув их глубоко в шкафчик с крупами. Немного успокоившись, открыл холодильник, откуда достал бутылку водки и, налив ударную дозу, влил её в себя. Остаток ночи проспал без сновидений.
* * *
- … Боря! Боря! – Я активно закрутил головой, обшаривая взглядом большое помещение ресторана, но никто не смотрел в мою сторону, никто не обращал на меня внимание и озадаченно хмыкнув, повернулся обратно к столу. Времени половина первого ночи, но настроение было прекрасное и я не чувствовал себя утомлённым. С удовольствием осмотрел стоявший на столе армянский пятизвёздочный коньяк, салат столичный, пару салатиков из селёдочки и помидорчиков. Пельмени, правда, на вкус были не домашними, и тесто толстое: но всё это щедро политое уксусом, майонезом и посыпанное перцем уминалось мною с удовольствием. Я налил в рюмку коньячка и с наслаждением, медленно выпил. Закусив, откинулся на спинку стула и, закрыв глаза, в очередной раз удивился.
Прошло чуть больше суток, как я метался под огнём чеченского пулемётчика, по кювету, меньше суток как я разбудил Волкова и торжественно сдал ему последнее своё дежурство. Потом прощальный салют из автоматов, когда мы двинулись с батареи, вертолёт до Моздока, там почти сразу солдат пихнул в самолёт до Уфы, через Ульяновск, а сам через час улетел на ИЛ-76ом до Москвы. И вот сейчас сижу в ресторане Казанского вокзала, в кармане билет до Екатеринбурга, ещё тридцать минут можно спокойно посидеть и двигать на посадку.
- …Боря! Боря, чёрт тебя побери…, - я опять закрутил головой, ожидая увидеть сослуживца: уж очень знакомый голос, но опять равнодушные лица и ни одного в военной форме, кроме меня. Я в недоумении опять повернулся к столу и замер в изумлении, снова услышав голос.
- Боря. Боря… Да это я, внутри тебя. Я – «второе твоё я». Вот сидишь ты, Боря, и ни фига не видишь, что у тебя голова шире плеч, - мгновенно почувствовал, что действительно, голова у меня шире плеч, - сидишь ты и не видишь, как народ украдкой поглядывает, показывает на тебя пальцами и удивляется.
- Боря, не слушай его, - заговорил второй голос, - с головой у тебя всё нормально. Ты вот потрогай рукой и убедись. – Я послушно поднял руку и дотронулся до головы. Голоса, заспорив между собой замолкли, а я убедился, что голова у меня нормальных размеров. Озадаченно
ощупывая голову, даже слегка приподнялся и заглянул в большое зеркало, висевшее недалеко от меня – голова как голова, не больше чем обычно. Но как только я убрал руки от головы, как голоса вновь ворвались в мою действительность и заспорили, а вместе с ними появилась тяжёлая, тупая боль.
- Товарищ майор, у вас всё нормально? – Ко мне подскочил официант и вопросительно посмотрел на меня. Пытаясь не обращать внимания на голоса, я принуждённо улыбнулся, ответив, что всё «нормалёк», попросил рассчитать меня и дать в дорогу ещё пару бутылочек коньячка, с какой-нибудь закуской. Рассчитавшись и получив всё, что заказывал, я подхватил сумку и солдатский вещмешок, где было всё моё имущество, провожаемый удивлённым взглядом официанта, направился к выходу из ресторана, тем более что радио уже сообщило о начале посадки на мой поезд «Москва – Улан Уде».
- Боря, - радостно сообщил мне первый голос, - сейчас ты со своей головой застрянешь в дверях на выходе. Она у тебя просто не пройдёт.
Я опять чувствовал внушительные размеры головы и в сомнении остановился перед ресторанными дверями – Действительно, хрен пройду…..
- Боря, да не слушай ты его, иди смело, - возник в голове второй голос, - я перехватил вещмешок в руку с сумкой и, делая вид, что поправляю головной убор, прижал руку к голове, тем самым убедившись в нормальных размерах башки и заставив исчезнуть голоса. Неуклюже протиснувшись через двери, я вывалил в прохладу ночи и, используя любую тень, стал пробирать к перрону, где стоял мой состав, а потом по темной стороне перрона, избегая пассажиров спешащих на посадку, стал пробираться к вагону, который стоял в конце перрона. У моего вагона в одиночестве скучал проводник, он уже посадил первых пассажиров и теперь прохаживался у входа, поглядывая в мою сторону. А мне было стыдно, хоть я и стоял в темноте, но мне казалось, что проводник видит какая у меня непропорционально большая голова, а в мозгу пел песни хор голосов, но громче всех был первый голос: - Боря, ты встрял. Ты посмотри, какой узкий тамбур, если ресторанные двери были широкие, то здесь твоя голова наверняка застрянет. Представляешь себе эту картину? – Ехидно спросил меня голос. Конечно, я представлял себе это унизительное положение и с надеждой ждал, что мне скажет второй голос, но он молчал. В таком, нерешительном состоянии я простоял до конца посадки и уже за одну минуту до начала движения проводник окликнул меня: - Командир, ты садиться собираешься?
Если бы он не окликнул меня, я бы так и не решился на посадку - в таком крайнем «раздрае» находился. Глубоко вздохнув и затаив дыхание, я подхватил свои вещи и, как будто проглотив лом, прямой как доска подошёл к входу в вагон и обречённо шагнул в тамбур, ожидая, что моя голова сразу же заклинит. Но к моему удивлению я спокойно зашёл в тамбур и свернул в узкий коридор купейного вагона. И здесь тоже не застрял, хотя ожидал, что буду больно стукаться головой о стенки, и то что всё прошло удачно меня здоров удивило и обрадовало, потому что всё-таки ощущал на плечах большую голову, и ещё чувствовал на своей спине удивлённый взгляд проводника.