ьнику артиллерии полка, справедливо ожидая, что батарею отправят в тёплые и уютные плацкартные вагоны, которые стояли на параллельном пути под личный состав и офицеров, но Шпанагель запретил туда нам грузиться, пока все не закрепятся. Пока мы работали мороза вообще не чувствовали, хотя стояло где-то градусов 15-18, а сейчас мы стали постепенно замерзать. Мои бойцы стали потихоньку расползаться, а в этот-то момент начальство решило бросить мой личный состав на помощь в креплении техники взвода обеспечения дивизиона. Проволока в дивизионе не была обожжена, плохо гнулась и для того чтобы её закрутить, нужно было приложить максимум усилий. Меня здорово это возмутило, но отменить приказ я не мог и сквозь пальцы смотрел как мои бойцы «валяли ваньку» вместо помощи.
Отпросился у начальства на час и на машине Евсеева уехал домой пообедать, забрать вещи и попрощаться с родными. Обед прошёл в молчании и тишине. Валя уложила вещи и закуску, пришло время прощаться. Если до этого жена держалась, то тут не выдержала и тихо заплакала.
Заплакала тёща. На душе у меня стало муторно: я ведь точно знал, что не вернусь с войны. Откуда у меня была такая уверенность, я не знал, но чувствовал это. Младшему сыну наказал, чтобы он во всём слушался маму. Старшего, Дениса, попросил помогать во всём маме и быть старшим мужчиной в доме. Обнял тёщу, поцеловал жену: пообещал обязательно вернуться и заторопился на выход, потому что почувствовал, чем быстрее уйду, тем будет лучше. Не стоило затягивать расставание: у самого «на душе кошки скребли».
Когда приехали на погрузочную рампу, там был самый разгар погрузки дивизиона. Вскоре подъехал бывший командир миномётной батареи Саня Козленко, приехал не пустой, а с пивом и в течение двадцати минут мы пили пиво, наблюдая за погрузкой. Попрощался и с Саней. В принципе, все ниточки были обрезаны - можно было ехать на войну.
Около платформ с техникой меня выловил генерал-майор Фролов, отвёл в сторону и начал отчитывать за вчерашний доклад Шпанагелю о готовности к погрузке.
- Ну, что ты, Копытов? Так хорошо у тебя всё шло, я нарадоваться на тебя не мог. Лучше всех шёл. А вчера ты так опозорился: готов…, не готов…. Готов, но если будет приказ командира полка. Да ещё через четыре часа… Ну, в чём дело?
- Всё очень просто, товарищ генерал, - засмеялся я, - так отвечал, потому что протестовал против непродуманной полностью «инициативы» полковника Шпанагеля. Но самое главное: мне эти четыре часа нужны были, чтобы жена успела пожарить курицу и приготовить закуску, для того чтобы в поезде как нормальный офицер мог представиться и обмыть звание «майор».
Фролов, секунд двадцать возмущённо смотрел на меня, а потом искренне засмеялся и замолчал, мы в молчании сделали пару кругов около платформы.
- Да, - протянул генерал, - вот ведь и война от жаренной курицы, оказываться, может зависеть. Ну ладно, Копытов, поздравляю тебя с воинским званием «майор», но больше так не делай. А сейчас иди к батарее.
Я откозырял и отошёл. Время постепенно шло, всё больше и больше поступало докладов о креплении машин, постепенно темнело и холодало. Наконец то поступил доклад о закреплении последней машины и все подразделения быстро построились на рампе перед классными вагонами. Нудно и долго делили между подразделениями вагоны, представляли администрацию эшелона, инструктировали личный состав – Что делать если кто-то отстанет от эшелона? Моей батарее, взводам управления дивизиона и начальника артиллерии достался один вагон, туда же сунули и лейтенанта Нахимова с солдатами первого батальона, которые по разным причинам отстали от батальона. Меня, конечно, назначили старшим вагона. Очень долго инструктировали о правилах поведения при следовании эшелоном, меры безопасности, потом напутственные речи и когда мы совсем замёрзли, нам дали команду на посадку. В течение получаса все сели и разместились. Батарее досталось четыре купе, с учётом третьих полок - всего 36 мест. При посадке в вагон, я «наехал» на лейтенанта Нахимова, который занял со своими солдатами целое купе. Налетел с шумом, с напором, но после того как он аргументировано и в вежливой форме дал мне отпор я вынужден был с ним согласиться и несмотря на то, что он был офицер-двухгодичник, даже немного зауважал его.
После того как всё успокоилось и все разместились, я вышел на улицу. Откуда-то из темноты вынырнул капитан Мамедов, воровато оглянувшись, он протянул мне фляжку с водкой, предварительно хорошо глотнув из неё.
- Боря, давай, за вашу удачу, - просипел он севшим голосом от чересчур большого глотка. Продышавшись, он продолжил, - завидую я вам, меня вот не пустили. Мусульманин говорят, а ведь хочется с вами уехать. С полком.
Я тоже глотнул, холодная водка обожгла горло и провалилась в желудок. Как-то сразу стало теплее и спокойнее. Как будто этим глотком провёл черту. И всё что было: семья, счастье, радости и горести - всё это было теперь «До» черты, и как это не странно, в почти далёком прошлом. А впереди неизвестная, новая жизнь; я её выбрал сознательно и смело, не оглядываясь, не о чём не жалея, перешагнул всё, что меня отделяло от прошлого.
- По Вагонаааам! - Послышалась команда, заставившая запрыгнуть меня в тамбур. Из соседнего вагона, где располагался начальник эшелона и офицеры без личного состава, на рампу вышли Шпанагель, Фролов и несколько полковников. Лязгнули сцепления вагонов, и мы медленно тронулись в сторону станции Керамик. Некоторое время рядом с вагоном шёл полковник Шпанагель и что-то мне командирским тоном толковал. Но я его не слушал: все эти наставления до того надоели, что мне вдруг очень захотелось его послать куда-нибудь подальше, но хотя и с трудом всё-таки сдержался. Шпанагель, наверное, что-то почувствовал и отстал. Его место занял капитан Мамедов, который уже бежал рядом с вагоном и что-то ободряюще кричал. Но вот и он отстал, мимо проплыло КПП «Зелёное поле», парк артиллерийского полка, ОБМО. Я жадно смотрел на всё это и запоминал – ведь всё это я видел в последний раз, и всё это впечатывалось в мой мозг как моментальная фотография.
Прибыли на станцию Керамик: на ней, как правило, происходило окончательное формирование и оформление эшелона. Но в этом командиры подразделений уже не участвовали, всем этим занимался начальник эшелона майор Князев и его администрация.
Как только эшелон остановился, солдаты дружно вскрыли консервы, достали хлеб, также дружно застучали ложками в банках. От еды, в тепле их мгновенно разморило и они быстро завалились спать, а я собрал офицеров в своём купе, накрыл стол и как положено, с полным стаканом водки, с соблюдением всех традиций, представился по случаю получения очередного воинского звания. Застолье долго не продолжалось, все мы были вымотаны и через час тоже легли спать. Проснулся, когда эшелон уже миновал Челябинск и находился на станции Полетаево. Быстро собрал оставшуюся закуску, водку, а набралось всего ещё достаточно и пошёл в офицерский вагон представляться, где меня уже ждали. Накрыл стол и закрутилось, и поехало офицерское застолье. Ещё помню, как проехали станцию Мисяш в Чебаркуле, на которой грузилась какая-то часть – больше ничего не помню. Проснулся на следующий день, где то далеко за Уфой.
- Всё, Боря, хватит пить, - сказал я себе – надо использовать время для изучения личного состава.
В принципе за эти десять дней я достаточно хорошо узнал часть личного состава, но в целом ещё имел довольно смутное представление в целом о коллективе батареи. Достаточно хорошо показали себя командиры взводов. Сразу же выделил из них командира первого взвода лейтенанта Жидилёва. Небольшого роста, хитроватый, хозяйственный, деревенский мужичёк. И солдаты подобрались такие же хозяйственные и деловитые, всё что имело какую-то ценность в будущем на войне тащили во взвод и уже обросли своим имуществом, которым очень дорожили. Командир второго взвода лейтенант Коровин, плотный, среднего роста, неторопливый в движениях, не отличался хозяйственной жилкой, как командир первого взвода, но был добросовестным и грамотным офицером, насколько это можно сказать об офицере-двухгодичнике. Сумел заинтересовать и сплотить вокруг себя личный состав и его взвод уже представлял достаточно крепкий воинский коллектив. Очень много беспокойства вызывал третий взвод и его командир взвода лейтенант Мишкин. Глядя на него, я часто вспоминал фильм «Адъютант его превосходительства» и одного из героев – поручика Микки. Такая же романтическая и мечтательная натура, которая при первой же встрече с реальной действительностью и трудностями повседневной службы очень быстро ломается. Мне кажется, он мечтал как можно скорее попасть на войну, где в бесконечных победных боях, он во главе взвода врывается в гущу противника, проявляя массу героизма – побеждает, а может быть и геройски погибает. Но уже на этапе боевого слаживания романтизма и восторга поубавилось, а как по закону подлости ему во взвод подобрались слабые сержанты и водители. Один водитель рядовой Снытко, со своей, вечно кипящей противотанковой установкой, мог вогнать в глухую тоску любую героическую натуру. Личный состав в третьем взводе подобрался разношёрстный и коллектив как таковой не сложился.
Из прапорщиков я в полной мере мог положится на Игоря Карпука - добросовестный парень, инициативный, энергичный. Постоянно работая на технике, он достаточно быстро узнал устройство и особенности эксплуатации техники батареи. Немаловажную роль сыграло и то, что он родом был с Бурятии, откуда была подавляющая масса личного состава. Среди них он быстро завоевал авторитет и солдаты безоговорочно выполняли все его указания. В результате чего получилось так, что Кирьянов был моей правой рукой, а Карпук стал, если так можно выразиться - левой рукой.
Старшина же вообще не пользовался никаким авторитетом среди солдат. Он их боялся, а солдаты быстро это прочухали и давали ему отпор во всех его начинаниях. Да и я часто его ругал за то, что он всю работу взваливал на одних и тех же безответных, добросовестных солдат.