- Ну что ж, Ермаков, раз я такой нехороший, командиры взводов - дураки, а ты такой у нас умный и классный специалист. Что ж, я тебя не держу; только автомат и снаряжение положи сюда и скатертью дорога.
Сержант с гордым видом снял автомат с плеча и положил его к моим ногам, туда же он положил и подсумок с патронами.
- Малыш, - обратился он к Кабакову, - принеси из землянки мой вещевой мешок.
Пока Кабаков ходил за вещмешком, Ермакова обступили солдаты и начали его уговаривать не уходить с батареи. Из группы солдат доносились осуждающие реплики и вопросы: - Федя, у тебя, что «крыша поехала»? Куда ты собрался? Иди к комбату, заворачивай «базар» обратно...
Не знаю, может быть в моё отсутствие солдаты и одобрили бы его уход, и говорили бы по другому, но сейчас, даже те кто молчал – осуждали Ермакова. Но вот вещмешок на плече у сержанта, он попрощался со всеми солдатами. Настала очередь попрощаться с командиром
батареи.
- Товарищ майор, может, что я тут и лишнего наговорил – не обижайтесь. Но решение принял твёрдо и ухожу.
Держался Ермаков хорошо, хотя был сильно пьян. Его чуть-чуть пошатывало, но речь была, после вспышки словоблудия и обвинений, связная и логичная. Он немного успокоился, хотя в глазах и проскакивала тень растерянности от принятого решения. И мне показалось, что он ожидал с моей стороны просьбу остаться в подразделении.
- Прощай, Ермаков. На дураков не обижаются. Устроишься на новом месте, приходи в гости – поделишься опытом, как там в пехоте? – С ехидством закончил я.
Обиженно дёрнув плечом, сержант решительно повернулся, и провожаемый взглядами сослуживцев, удалился в сторону расположения девятой роты. Солдаты разошлись по своим местам, а я предложил командиру второго взвода и Кирьянову прогуляться по насыпи вдоль арыка. Когда мы достаточно удалились от расположения, я повернулся к офицерам.
- Коровин, в том, что сейчас случилось, есть хорошая доля и твоей вины, хотя и моя доля вины тоже есть, но с другой стороны я даже в какой-то степени и рад, что так произошло.
- Товарищ майор, ну не могу я бить им морды. Хотя и понимаю, что иной раз надо, но не могу…. Не так я воспитан.
- Товарищ лейтенант, да не заставляю я вас бить рожи солдатам и сержантам. Сходите в первый взвод, посмотрите как Жидилёв, такой же двухгодичник как и вы, рулит взводом. У него солдаты, как цыплята вокруг курицы – около командира взвода. Он всегда что-то придумывает. Смотри, мясо коптят, чего-то ещё делают. У него солдаты и сержанты не пьют, и ситуация у него в подразделении гораздо спокойнее, чем у тебя. У тебя взвод по подготовке лучший в батарее, но морально-психологическая обстановка хуже. А ведь ты, имеешь у своих солдат реальный авторитет и ты можешь на них влиять даже без битья морд. Если Жидилёв живёт настроениями, мыслями солдат взвода, идёт к ним – к солдатам. То ты самоустранился от личного состава. Я не знаю: может у тебя не лады что-то дома, но ты постоянно о чём-то думаешь – причём, о своём, о чём-то личном. Вот и получается: ты отдельно от взвода и солдаты твои сами по себе. Поэтому и выходит, что твой взвод я вынужден был снять с позиции и поселить к себе, чтобы как-то влиять на солдат. Но не подменять же тебя. Конечно, я, Кирьянов и Карпук, если понадобиться, мы втроём переколотим и начистим всем хари, но зачем тогда вы – командиры взводов? Может вас заменить? У тебя бы я поставил командовать взводом сержанта Некрасова и ты знаешь, что он не хуже тебя бы справился. Так что, Коровин, иди во взвод, кучкуй вокруг себя солдат и работай с ними. Задача ясна? - Лейтенант удручённо кивнул головой.
- Так то, всё так, но, Борис Геннадьевич, отпустив Ермакова вы сделали большую ошибку, - задумчиво протянул замполит.
- Алексей Иванович, дорогой ты мой. Если бы стал его убеждать и уговаривать, я совершил
бы ещё большую ошибку. Ребята, поверьте моему большому практическому опыту работы с солдатами: максимум через три дня, а я думаю что через два, Ермаков приползёт и ещё будет меня умолять принять его обратно в батарею. Если этого не произойдёт, будем считать, что я в армии двадцать один год прослужил впустую.
Мы вернулись в расположение и каждый занялся своими текущими делами. Внешне всё было как обычно, но чувствовалась в батарее внутренняя напряжённость, ощущалась стена отчуждения, которая прошла между мной и личным составом. Солдаты собирались в кучки, шептались: при моём приближении замолкали. Я, в принципе, не обращал особого внимания на это, так как считал, что действие любого командира вызывает недовольство большинства подчинённых. И даже самое правильное решение командира, всегда вызовет недовольство кого-нибудь.
Перед обедом, взяв с собой замполита, техника и пару солдат для прикрытия, скрытно выдвинулись на поворот дороги у окраины Чечен-Аула. Передвигаясь короткими перебежками,
на перекрёстке, действительно, обнаружили следы недавнего пребывания боевиков. Карпук с Кирьяновым собрали все гранаты, сколько смогли, выставили растяжки, но этого было явно недостаточно, чтобы перекрыть всю дорогу. Пока они ставили растяжки, мы выдвинулись ещё на сто метров вперёд и провели разведку местности за поворотом. Деревня была совсем рядом, но боевиков видно не было. Вернулись обратно, решив вечером повторить поход, чтобы окончательно заминировать перекрёсток. А после обеда отличился старшина. Он также присутствовал при обличительной речи Ермакова, в которой старшина был назван «поганым ментом», что и вывело его из равновесия. Надо сказать, что прапорщик Пономарёв никогда не выпивал с нами, так может пригубить чуть-чуть, но не более. А тут напился вдрызг.
После обеда, ко мне в землянку пришли прощаться Кирилов и Черепков: их перекидывали на другие участки переднего края. Мы посидели немного, выпили грамм триста коньяка и вышли на улицу перекурить. В этот момент ко мне подскочил замполит: - Борис Геннадьевич, старшина напился и сейчас шурует по дороге прямо в Чечен-Аул.
Я повернул голову на дорогу и увидел, как по ней в сторону Чечен-Аула бежит человек, причём во всём белом. Вскинул бинокль: точно – старшина, с автоматом в руке, в нижнем солдатском белье, перепоясанный портупеей с подсумком патронов, Пономарёв бежал в атаку.
- Чудинов, Алушаев, взять старшину. – Приказал я наблюдавшим, за этой сумасбродной выходкой старшины, солдатам. Те мгновенно скатились к БРДМу, туда же на броню заскочило ещё пару солдат. Двигатель заревел и машина стремительно вырвалась на мост. Старшина тем временем быстро приближался к повороту. Я перевёл бинокль на передний край девятой роты, где на позициях крайнего взводного опорного пункта уже суетились солдаты. Из окопов выскочило несколько военнослужащих и ринулись наперерез старшине. Но пробежать они сумели лишь метров сто. Из Чечен-Аула застучал пулемёт, фонтанчики от пуль заплясали вокруг солдат и они поспешно залегли.
- Установку на насыпь. К бою! – Сам же резко перевёл бинокль на окраину деревни. Сразу же заметил несколько фигур боевиков, которые прикрываясь заборами и сараями приближались к дороге. Если сейчас мои бойцы спасуют и не поедут дальше, то старшине конец – или срежут с автомата, или что ещё хуже возьмут в плен. Но солдаты не струсили. До старшины было метров сто, когда все кто был на броне, переместились на правый борт. Каждый из них левой рукой зацепился за поручни и выступы, замерли, приготовившись подхватить прапорщика. Боевики уже не бежали, а остановились и открыли огонь по БРДМу и старшине. Несколько очередей хлестнуло по дороге, под ногами у Пономарёва, ещё одна очередь ударила сзади, но старшина ничего не замечая, продолжал бежать. Справа послышался резкий звук схода ракеты, которая понеслась по своей траектории в направлении боевиков. Теперь все наблюдали за полётом ракеты. Но боевики то ли заметили ракету, то ли ещё по какой-либо причине, внезапно залегли и ракета, разорвавшись в пяти метрах от них, не причинила им вреда. Чеченцы вскочили и отбежали к ближайшему дому, где скрылись и больше не показывались.
БРДМ в это время поравнялся со старшиной, несколько крепких рук ухватило прапорщика за шиворот нательного белья и на спине и рывком закинули его наверх. Машина по крутой траектории, не останавливаясь, повернула и помчалась обратно к нашим позициям. Запоздало дал несколько коротких очередей пулемёт боевиков и заткнулся. Через пять минут солдаты спихнули старшину на землю уже в расположении командного пункта. Пономарёв пробежал по земле несколько шагов, пытаясь удержаться на ногах, но всё-таки упал. Ткнулся лицом в землю прямо передо мной и остался лежать, не делая попыток подняться.
Я присел на корточки перед ним и рукой поднял его голову: - Пономарёв, ты меня слышишь?
И тут старшина начал гнать пьяную «пургу» - типа того, что его все считают трусом. Но он не трус и решил всем это доказать. Разговаривать с ним в таком состоянии было бесполезно.
- Алексей Иванович, обезоружить его и в палатку. Завтра с ним будем разбираться.
С офицерами спустился в землянку, ещё немного выпили и Кирилов с Черепковым уехали.
А через полчаса как они уехали, в районе позиций морских пехотинцев вспыхнула интенсивная стрельба. Я взошёл на насыпь и бинокль попытался рассмотреть, что у них там происходит, но ничего увидеть не сумел. Стрельба также внезапно и оборвалась, лишь через пару минут прозвучало несколько одиночных выстрелов и всё стихло окончательно. Сигнала о помощи не было и я решил сходить к Явлинскому после совещания.
Было уже темно, когда пошёл к морпехам. Шёл и через каждые тридцать-пятьдесят метров запускал в воздух маленькие осветительные ракеты, которые взлетали на высоту метров пятнадцать и в течение десяти секунд освещали местность на сто метров вперёд. На складе РАВ, пару дней назад, мне выдали ракетницу, выполненную в виде авторучки, и мне ещё не надоело ею баловаться. На командном пункте Витьки Явлинского не было, но у телефона сидел заместитель командира взвода.
- Чего у вас за стрельба днём была и где командир взвода? – Спросил я, усаживаясь за стол.