ловского и обстреляло позиции полка. Даже номер назвал, но у нас такого номера нет. И якобы, командир батальона организовал преследование, но не словил БМП. А когда они возвращались обратно, то попали под огонь твоей батареи. И что ты был пьян. Я командующему сказал, что у меня есть десятки свидетелей, что ты был трезвый. – Командир глубоко вздохнул, - завтра приезжает прокуратура, так что готовься. Сейчас наши особисты находятся в полку соседей. И со своей стороны копают. Так что если какая информация будет, я тебе скажу. А пока иди в свою батарею.
Я собрал документы и ушёл к себе в расположение. День прошёл в размышлениях, в приведении своих мыслей и чувств в порядок. Вечером Кирьянов сходил за меня на совещание и принёс от политработников большой ящик с гуманитарной помощью: - Вот, Борис Геннадьевич, лично вам от политработников штаба полка в знак уважения и поддержки в этой непростой ситуации.
Я был тронут этим. Все офицеры и прапорщики полка при встречах старались подбодрить меня, и хоть чем-нибудь смягчить ситуацию, в которой я оказался. Без такой поддержки мне
было бы очень худо. Хотя сразу бросилось в глаза, что заместитель командира полка подполковник Пильганский перестал со мной здороваться. Но бог ему судья. Мне была важна поддержка именно полка.
В 12 часов на следующий день мне позвонили со штаба полка и передали, что приехала прокуратура и после обеда мне надо быть в штабе полка, давать показания. С собой надо ещё привести солдат, которые принимали участие в бою. Тоже для дачи показаний. В половине третьего мы были в штабе. Меня представили прокурорским работникам, которых было трое: два капитана и прокурор группировки. Капитаны сразу занялся солдатами, а прокурор попросил всё подробно изложить в объяснительной записке на его имя. Я сел у входа в штаб за стол и начал писать. Время от времени к столу подходил прокурор и командир полка, которые разговаривали друг с другом. В очередной раз, когда они отошли от стола и остановились недалеко, до меня донеслось то, что говорил прокурору командир полка.
- Я не знаю, как поступили бы на месте командира противотанковой батареи другие офицеры, тот же Грошев, но я бы поступил точно также, имея все эти данные. И точно также раскатал бы эту колонну.
Через час закончил писать подробнейшую объяснительную, и отдал её прокурору. Тот внимательно прочитал, задал несколько незначительных вопросов и отпустил меня в расположение. Солдат отпустили ещё раньше и в одиночестве, чему был рад, я пришёл в батарею.
На следующий день с утра в батарею приехал прокурорский капитан. Вызвал меня из землянки и официально представился.
- Товарищ майор, я прибыл к вам, чтобы здесь на месте разобраться - откуда вы стреляли и куда. Поговорить с остальными солдатами. Сфотографировать место боя.
- С чего начнём? Может, сначала позавтракаем со мной, а потом будем заниматься делом? – Спросил его.
- Нет. Сначала сделаем дело, а потом может быть и покушаем. Тут такое дело, у меня фотоплёнка закончилась в фотоаппарате. У тебя случайно нет лишней?
Я принёс из своих запасов фотоплёнку, тут же он её зарядил и мы вышли на перекрёсток, где показал позиции своих противотанковых установок во время боя, пустые контейнеры от противотанковых ракет, которые тут же лежали. Капитан попросил стать рядом с ними и показать на них рукой. Всё это он сфотографировал. Затем попросил показать рукой направление ведения огня по колонне, и это тоже сфотографировал. Сделал ещё несколько снимков общего плана. В принципе, в тридцать минут мы уложились. В это время подошёл техник и доложил, что боевые документы разложены на столе около землянки. Я отослал Игоря обратно.
- Товарищ капитан, - обратился к прокурорскому, - какие мои перспективы?
- Копытов, рассказываю по порядку. Конечно, возбуждено уголовное дело. Но тут, я обращаю твоё внимание на следующий момент; в связи с тем, что твои командиры с докладом о твоих «правильных и решительных действиях», опередили доклад Грошева, что ты был пьяный, поэтому и название уголовного дела звучит так: «По факту гибели военнослужащих… ». А это очень существенный момент, как называется уголовное дело. Кстати, факт, что ты был пьяный, не подтверждается. Тебе в вину вменяется то, что ты без разрешения командира полка открыл огонь. Но, честно говоря, то что позавчера произошло в Грозном затмевает твоё происшествие и про тебя уже забыли. Так что особо не беспокойся. То что у ваших соседей, в полку, бардак, мы уже много фактов имеем и завтра выезжаем туда работать.
Я удивлённо посмотрел на него: - Что такого в Грозном могло произойти, что затмило моё?
Капитан с сожалением посмотрел на окурок в своей руке, бросил на землю и растёр его: - Позавчера собрались на совещание в одном из зданий руководство Внутренних войск, на это же совещание приехали большое милицейское начальство. Короче, генералов и полковников там было до фига. А в это время зажали группу боевиков в одном из зданий в конце этой же улицы,
и решили их накрыть ракетой для разминирования - «Змеем Горынычем». Подполковник, который командовал этой установкой, пришёл на совещание и потребовал, чтобы те на время пуска ракеты прервали свою говорильню и покинули помещение. Но, менты же перцы! - «Давай подполковник, запускай своего змея, на нас не обращай внимание». Подполковник вернулся и дал команду – Огонь! Ракета полетела. У неё над полем то траектория мало предсказуема, а тут по разбитой улице полетела. Где-то кабель зацепился за арматуру, ракета естественно меняет траекторию и вся уходит в совещание. А в ракете восемьсот килограмм пластида. Из развалин после взрыва вытащили 90 трупов полковников и генералов. Так вот, подполковник наотрез отказывается от того, что он давал команду на открытие огня, всё свалил на солдата: типа он нажал сам кнопку пуска без его приказа. Вот и так бывает. Мы, товарищ майор, знаем что ты всё взял на себя и ещё солдатам приказал писать объяснительные в этом направлении. Ты в этой ситуации поступил по порядочному, как настоящий офицер. Так что, чисто по человечески, мы за тебя. Но, правда, есть один скользкий момент, и на этом строится твоё обвинение: ты без разрешения командира открыл огонь.
Я помолчал, потом решительно тряхнул головой: - Ладно, пошли, посмотрим документы, и там объясню, почему открыл огонь самостоятельно.
Мы подошли к столу, на котором были разложены боевые документы. Склонившись над картой, я стал капитану показывать, где и что находится, сектора обстрела и другие моменты.
- Смотрите, товарищ капитан, здесь расположен мой район. Я отвечаю за оборону моста вот этого, и дороги на Чечен-Аул. Согласно Боевого Устава и исходя из сложившейся обстановки, я также обязан занять круговую оборону. Установить взаимодействие с соседями. У меня установлено взаимодействие со взводом морской пехотой слева, с 8-ой ротой нашего полка. А с этого края нахожусь на стыке нашего полка и рядом стоящего полка. Тут взаимодействие устанавливают командиры частей, это не моя прерогатива. В связи с тем, что Гикаловский нейтральная территория, то какая там обстановка - мне неизвестно. Из-за того, что Новые Промыслы заняты боевиками: я развернул в ту сторону один из взводов. Вот сектор ведения огня этого взвода. А согласно всех наставлений, сектора ведения огня должны перекрываться с соседними секторами. Вот и получается, что левая граница моего сектора заходит за правую границу соседей. Где всё и произошло. То есть я имел право туда стрелять.
Я, командир противотанковой батареи, подчёркиваю - самостоятельного подразделения и подчиняюсь только командиру полка. Приказ об уничтожении этих танков от командира полка я получил до боя по радиостанции. Это было зафиксировано в записях дежурного радиотелефониста. И этот приказ передал мне лично начальник штаба полка подполковник Колесов, это тоже у вас зафиксировано. Я, как командир самостоятельного подразделения, имею право принимать самостоятельно решение на открытие огня. Вот и принял, основываясь на всём сказанном ранее. Тем более, если бы промедлил с открытием огня, то колонна ушла бы за те деревья, - мы повернулись, и я показал рукой на «зелёнку», - и я их больше не достал бы. Заметь, мы бились с ними, как с боевиками.
Я разогнулся и посмотрел на следователя. Тот взял в руку схему непосредственного охранения, долго её рассматривал, поглядывая то на карту, то на поле боя, потом вздохнул и сказал: - Да, юридический казус получается. Есть погибшие, и нет виновных в этом. Без ста грамм не разобраться.
Кирьянов засмеялся: - Какие проблемы, стол давно уже накрыт. Прошу в землянку.
Через час, когда следователь уехал, Карпук, Кирьянов и я опять сели за стол и выпили.
- Борис Геннадьевич, ну что будет дальше? Что прокурорские говорят? – Спросил Игорь.
Задумчиво налил ещё коньяка в кружки, поднял свою и поверх её посмотрел на товарищей: - Давайте выпьем за то, чтобы быстрее всё это закончилось. Сейчас они отработали в нашем полку и после обеда перемещаются к соседям. Впечатление у них о наших действиях пока благоприятное. Ну, а что будет дальше – неизвестно. Ты, Алексей Иванович, пока командуй батареей. Я ещё не готов.
После обеда взял автомат и вышел прогуляться по берегу арыка. Уже возвращаясь обратно через час, увидел, как навстречу мне идёт человек, причём очень знакомый. Я с удивлением всматривался в него. Голову на отсечение готов был дать, что это начальник артиллерии дивизии полковник Прохоров, между собой мы его называли – дядя Костя. Но он уехал в Екатеринбург четыре дня тому назад, после того как проверил артиллерию полка, и его тут, просто не могло быть, но когда он приблизился ко мне, то это оказался, действительно, Константин Михайлович.
- Товарищ полковник? Вы же должны быть сейчас в Екатеринбурге. Я не верю своим глазам. Как вы здесь оказались? – Ещё много вопросов готовы были выскочить из меня.
Прохоров приобнял меня, и предваряя остальные вопросы, сказал: - Боря, я как только узнал, что тут произошло никуда не поехал, а вернулся в полк чтобы поддержать тебя. А сейчас давай к тебе в землянку пойдём.