Мой крик и вопль Чудинова сплелись в один: - Беееееееей!!!!!!
В командирский прибор было хорошо виден автомобиль, мчавшийся на огромной скорости, Алушаев разом нажал на две кнопки электроспуска пулемётов и теперь две струи пуль тянулись к машине, но одна, пролетев несколько дальше половины расстояния, бессильно клонилась к земле: это был 7.62 мм пулемёт ПКТ. А второй пулемёт КПВТ дотягивал до машины, но отставал от неё. Пули впивались в асфальт всё время сзади машины, дробили его, но всё равно не успевали. Умом я понимал, что Алушаев просто не взял упреждения, но скорректировать не
мог: мысли мои в азарте смешались и я лишь что-то безумно орал. Рядом со мной в таком же азарте бился об руль Чудинов и тоже кричал как безумный. А машина мчалась: в течении одной минуты пролетела полтора километра до окраины деревни и скрылась в глубине улиц Новых Атагов. Я пришёл в себя быстро, огляделся в машине: Чудинов с сумасшедшими глазами остервенело продолжал бить кулаком по рулю и продолжал орать: - Бей! Бей, бей….
Над головой продолжал строчить пулемёт: в КПВТ давно закончилась лента, там было лишь пятьдесят патронов, поэтому работал лишь ПКТ. Хотя автомобиль и скрылся в деревне, Алушаев продолжать жать на кнопки электроспуска. Я ударил сержанта по коленке и только после этого он отпустил кнопку.
- Алушаев, ты балбес. Ведь нужно брать упреждение. А ты целился по машине, вот пули и падали сзади её. – Пока я это ему говорил, в глазах пулемётчика появилась искра мысли. И сержант смущённо зачесал затылок.
- Ладно, Алушаев, но в следующий раз думай. – Я вылез из машины и побрёл вдоль обрыва, разглядывая, как пехота оборудовала позиции. Внизу, у подножья обрыва, группа офицеров стояла у кучи трупов боевиков и что-то обсуждала. Судя по тому, что среди них находился Ренат Халимов, можно было предположить, что обсуждали они очередной обмен. Мы духам трупы, они нам пленных. Самое интересное, что оказывается, не надо было лазить нам по лестнице: в ста метрах от неё на самый верх обрыва вела дорога, по которой и спустились
офицеры вниз. У начала дороги увидел подполковника Будулаева, он сидел у небольшой землянки, вырытой духами. На бруствере лежала плащ-накидка с коньяком и закуской.
Поздоровались, Виталя сделал приглашающий жест, налил щедро в кружку пахучей жидкости и протянул мне: - Давай, Боря, помянём Юрку.
Молча выпили, я присел рядом и протянул руку к закуске. Молча закусили, я не лез с расспросами к командиру батальона, понимая что когда наступит время он сам всё расскажет. Мы молча сидели на обрыве и рассматривали расстилающиеся перед нами и под нами окрестности. Виталий Васильевич налил ещё, а когда мы основательно закусили, он прокашлялся: - Боря, когда мы с тобой вчера на этом обрыве встретились, я ещё не знал, что Нестеренко убили. Все знали и скрывали от меня. А сказали только вечером, когда мы разместились вот этой землянке, - Будулаев кивнул головой на землянку, - Я вышел из неё и плакал. Юрка всегда рвался в бой и мне приходилось его сдерживать. Вот и этот бой стал для него первым и последним.
- А с Пильганским мы ещё разберёмся. – Угрюмо пообещал офицер и надолго замолчал.
Мы молчали, просто сидели и молчали, наслаждаясь и подставляя лицо солнечным лучам, щедро поливающим землю. С удивлением услышал песню жаворонка, потом второго, третьего, трепыхающимися тёмными точками в голубом небе. Они пели свою извечную песню, не обращая внимания ни на войну, ни на выстрелы, которые продолжали звучать с той и другой стороны. Им было «до лампочки» проблемы людей: инстинкт вечной жизни заставлял их заниматься тем, чем они занимались всегда. Только сейчас обратил внимание на то, что наступила весна. Зелёнка и кусты покрылись зелёной дымкой, готовой прорваться буйной листвой. Война до того занимала все наши мысли и внимание, что сумела закрыть наши глаза и чувства.
- Виталя, посмотри – весна, ведь, наступила.
Будулаев вскинул голову и с удивлением огляделся: - Ни фига себе, а ведь точно.
Мы задрали головы и стали с увлечением разыскивать и разглядывать в небесной голубизне всё новых и новых жаворонков. Но скоро действительность вернула нас к жестоким реалиям военной жизни. Раздалась одна автоматная очередь, потом другая. Тревожные крики. Опять на перекрёсток выехала машина, но это был теперь КАМАЗ. Он остановился около развалин строений, из кузова выскочили два боевика. Мгновенно выдернули несколько ящиков с боеприпасами и исчезли в развалинах. КАМАЗ двинулся дальше в сторону Новых Атагов. На обрыве в это время творился бедлам: пехота орала, но не стреляла, понимая что из пулеметов и автоматов боевиков не достать. Танкисты метались около танков, а Микитенко гонял своих зенитчиков. Но никто не стрелял. Только моя противотанковая установка сопровождала ракетами движение автомобиля.
Я схватил Будулаева за рукав: - Виталя, сейчас мои вмочат…, сейчас завалят духов вместе с машиной.
Но КАМАЗ медленно, как будто дразня нас, ехал по дороге, потом остановился у «ткацкой фабрике», спокойно высадив группу боевиков, которые моментально рассыпались в придорожной канаве и исчезли непонятно где. А автомобиль двинулся дальше, всё ближе и ближе к деревне. Я начал злиться, понимая, что шансов уничтожить его всё меньше и меньше. Проехав метров триста после остановки, автомобиль снова остановился и два боевика, находившихся в кабине, чего-то засуетились. В этот момент и пошла моя ракета. Я радостно заорал и сильно дёрнул за рукав друга. Но тут же поперхнулся и замолчал: ракета шла хорошо, даже очень хорошо – прямо на КАМАЗ. Но на середине траектории стояла большая, высокая и разлапистая берёза, в створе с которой, по закону подлости, и остановился автомобиль.
- Чёрт…., не попадёт…., чёртова берёза мешает.., - в отчаянии, мысленно простонал я.
Ракета тем временем стремительно приближалась к берёзе, затем по плавной траектории поднялась вверх и уже в крутом пикировании, перевалив берёзу, атаковала машину. Сначала показалось, что ракета прошла вскользь и разорвалась рядом с кабиной, но за машиной. Схватив бинокль, я ринулся вдоль кромки обрыва к противотанковой установке, чтобы оттуда, под
другим углом, разглядеть куда же попала ракета. С нового места было хорошо видно, что ракета попала прямо в кабину КАМАЗа. Ещё когда бежал с биноклем в руке, то над кабиной подбитой машины начинал виться сначала тонкий, но с каждой секундой густеющий дымок. Уже подняв бинокль у позиции противотанковой установки, я с удовлетворением констатировал факт прямого попадания ракеты.
- Володя….. Микитенко…, - позвал я командира зенитного дивизиона, - давай, своей ЗСУшкой добивай КАМАЗ, по моему у него в кузове есть ещё боеприпасы и горючее.
Офицер, сам лично, нырнул в люк зенитной установки, довернув башню с четырьмя стволами и открыл огонь. 23 мм трассирующие снаряды первой очереди упали в двадцати метрах от КАМАЗа и как мячики заскакали к стене высоких тополей, стоявших вдоль дороги. Дальность была достаточно большой и снаряды падали около машины на излёте, почти потеряв энергию полёта. Следующие снаряды упали практически рядом с машиной. Ещё и ещё, очередь за очередью била зенитная установка, некоторые снаряды попадали в кузов, но детонации не происходило. Все тополя, стоявшие за автомобилем, были уже изрублены снарядами, даже на таком расстоянии был виден раскуроченный асфальт, но КАМАЗ упорно не загорался. Подымив, исчез дым и над кабиной. Расстреляв практически все боеприпасы, Микитенко вылез из башни и огорчённо заругался.
- Боря, да влупи ты ещё одну ракету.
- Не.., КАМАЗ и так восстановлению уже не подлежит. – Я действительно потерял всякий интерес к подбитой машине, мы и так показали своей стрельбой высокий класс. Остальной день прошёл нормально. Алушаев несколько раз открывал огонь из КПВТ по машинам, летевшим на большой скорости из Новых Атагов и обратно. Хоть он и брал упреждение, и пули падали в непосредственной близости от автомобиля, никого он не подбил. Попытался Некрасов и ракетой поразить движущуюся цель, но тоже не смог.
Вечером я узнал интересные подробности поражения артиллеристами белой «Волги». На КНП дивизиона шла обычная работа, периодически кто-то из офицеров командовал и очередной снаряд уходил в расположение боевиков. Потом вычисляли другое месторасположение боевиков и туда тоже уходил снаряд. За всем этим внимательно и с интересом наблюдал полковник Журба.
- Товарищи офицеры, всё это хорошо, чем вы сейчас занимаетесь. Но давайте пристреляем перекрёсток и подождём, когда туда кто-нибудь выедет. Тогда его и накроем. - Предложил Журба, а потом сам лично начал пристреливать перекрёсток. Когда пристрелял, то предложил для контроля дать два снаряда беглым дивизионом, чтобы проверить как выполнили его распоряжения другие расчёты. Когда с позиций дивизиона пришло сообщение «Залп», на перекрёстке появилась «Волга», которая была таким неожиданным залпом и уничтожена.
Как потом рассказывали товарищи, он аж заскакал по окопу в восторге – приехал в командировку на пару дней. Первый раз стрельнул и уничтожил нескольких врагов. Но уже через минут тридцать, пришло несколько другое осознание того факта, что он убил пятерых человек. Именно: не врагов – а людей. И он сдулся… Больше на передке он не появлялся. Но орден свой – заработал честно. Все бы так командировочные приезжали…
На следующий день дежурить на обрыв я послал Коровина, а сам день посвятил отдыху и стирке. Полк тоже приводил себя в порядок и готовился к новым боям. Всем было понятно, что наступать мы будем через мост в направлении: щебёночный завод – перекрёсток и далее в сторону Шали и Новых Атагов. Самое плохое, что единственная дорога была зажата с одной стороны зелёнкой, вплоть до перекрёстка, а с другой стороны строениями и сооружениями щебёночного завода. Если со стороны зелёнки не видно было никаких приготовлений к отпору, то на территории завода боевики проявляли большую активность, демонстрируя готовность сражаться. Здесь чеченцы организовали жёсткую оборону и было там их не менее 100 – 150 человек. С правого фланга над полком нависали Старые Атаги, которые обороняли большое количество боевиков. Они представляли достаточно большую опасность в случаи внезапной атаки. Этой деревней занимался один из мотострелковых полков, но сломить сопротивление боевиков они не могли. Несмотря на то, что мы, в отличии от соседей, смогли переломить ситуацию с Чечен-Аулом в свою пользу, и вдоль реки всё-таки вытеснить боевиков на окраину селения; боевики и с этого направления могли принести нам много хлопот. Особенно опасная