— Как самочувствие? — Карина бегло просмотрела текущую карту Мири и снова повернулась к нему.
— Совсем хорошо, — улыбнулся юноша. — Меня уже почти не тошнит, и голова не кружится.
— Ага, с кровью у тебя куда как получше стало, — согласилась Карина, постучав пальцем по блоку гемодиализа, который на эту неделю перевесили на другую руку. — Видишь, индикатор показывает, что нагрузка опустилась до средней. Ну, который желтенький. Организм у тебя постепенно справляется с выводом продуктов распада мертвых клеток. И температура уже невысокая, и кожа почти нормального оттенка. Ты выкарабкиваешься. Еще период — и тебя можно выпускать на свободу.
— Жду не дождусь! — белозубо улыбнулся юноша и тут же сладко зевнул. — А что ты сегодня так рано? Еще же и семи нет.
— Мири, — Карина отложила планшет, — я уезжаю.
— Надолго? — улыбка юноши поблекла. — А когда?
— Сегодня, Мири. И насовсем. У меня кончилась практика. Я же интерн-первогодок, не забывай. Мне еще доучиваться нужно и диплом получать. Не хотела тебе говорить раньше времени…
— Но Кара! — лицо юноши приняло растерянное выражение. — А как же я без тебя?
— Ты во мне больше не нуждаешься. Последние метастазы я выжгла в прошлый сеанс. Твой организм чист, что подтверждают и томограмма, и рентген, и мой сканер. Тебя долечат в мое отсутствие, во мне больше нет необходимости.
— Прости, Кара, — поспешно проговорил пациент. — Я не то сказал от неожиданности. Я знаю, что меня долечат. Просто… ну, я к тебе так привык. Расставаться не хочется. Ты еще вернешься в Крестоцин?
— Не знаю. Раньше следующей осени я не смогу сдать все экзамены. Боюсь загадывать на год вперед, мало ли что случится.
— Очень надеюсь, что вернешься, — слабо улыбнулся Мири. Он протянул свободную руку и неловко сжал запястье девушки. — Кара, я твой должник. Навеки должник. Когда-нибудь я тебе пригожусь, даю слово. Не знаю, смогу ли сделать для тебя то же, что ты сделала для меня, но я постараюсь.
— Глупый, — ласково улыбнулась ему Карина, кладя свою ладонь на его кисть. — Врач лечит не для того, чтобы пациента должником сделать. Он лечит потому, что таков его долг. Мири, я клятву давала помогать больным любой ценой и в любых обстоятельствах, а я к ней серьезно отношусь. Ты ничего мне не должен. Просто напиши потом, как у тебя дела. Или позвони.
— Обязательно напишу, Кара. Спасибо тебе.
— Не за что, Мири. Извини, мне бежать пора, у меня утренняя планерка. Последняя. Нехорошо на нее опаздывать.
Она наклонилась к парню и поцеловала его в лоб. Подхватив планшет, она подошла к двери палаты и оглянулась. Мири смотрел ей вслед. Он медленно поднял руку со сжатым в жесте победы кулаком. Карина ответила ему тем же и вышла, прикрыв за собой дверь. Когда она шла по коридору, в носу у нее предательски щипало. Ну-ка, возьми себя в руки, сурово прикрикнула она на себя. Только разреветься на людях не хватало!
В ординаторской она, как в самый первый день, забилась в дальний угол, куда свалила свои сумки. Парс восседал на верху кучи, с императорским видом оглядывая окрестности — сторожил. Он приветственно фыркнул в сторону Карины, но от голосовых реплик воздержался. Карина почесала его между лопоухими ушами и уселась на стул, приготовившись слушать. Последний раз. Последняя планерка из, еще недавно казалось, бесконечной череды. Она так привыкла к утренним совещаниям, к обходам с Томарой, к операциям, перевязкам, больничным коридорам, что чувствовала странную пустоту при мысли о возвращении домой. Да, она страшно соскучилась по домашним… но чувствовала, что станет скучать по Крестоцину ничуть не меньше. Вернется ли она сюда? Дома она обязательно посоветуется с папой на сей счет.
Через несколько минут подтянулись недостающие, и ведущая сегодня планерку Томара открыла совещание. Отчет ночной дежурной смены, плановые операции на день, расписание операционных, доклад старшей сестры, обсуждение больных… Постепенно мысли Карины уплыли куда-то в сторону, и она не сразу сообразила, что речь идет про нее саму.
— …пришлось делать доклад самой, — Томара поверх голов посмотрела на Карину. — Наверное, я смогла бы заставить ее выступить самостоятельно, но тут исход прогнозировался равновероятным — либо выступит, либо сбежит от страха. Я решила не рисковать, — она подмигнула оцепеневшей Карине, и по ординаторской прокатился смешок. — Формально я, конечно, нарушаю Закон о тайне личности, но поскольку слухи давно и бесконтрольно гуляют по отделению, я решила — да пропади он пропадом!
— Не надо… — одними губами прошептала Карина.
Когда неделю назад Томара заставила ее систематизировать все материалы по лечению Мири и сделать статью («разумеется, дорогая, опубликуем без указания твоего имени»), у Карины сразу появилось предчувствие, что добром дело не кончится. Статью она выполнила в обезличенно-формальном стиле, тщательно избегая личных местоимений, но у нее все равно осталось ощущение, что она выставляет себя под лучом прожектора на ночной площади, забитой народом. И сейчас, похоже, прожектор светил на нее, ослепляя и заставляя впадать в оцепенение.
— Разговоры об особых способностях нашей Кары по отделению ходят давно, — безжалостно продолжала Томара. — В общем-то, большинству о них давно прекрасно известно. Для тех же, кто не вслушивался, подтверждаю: большая слухов верна. У Кары особые способности первой категории… — кто-то в другом конце комнаты присвистнул, но остальные хранили молчание. — … но не в них дело. Дополнительно она обладает двумя действительно полезными способностями: умением видеть вещи насквозь, буквально видеть, не в переносном смысле, а также может работать с веществом на молекулярном уровне. В частности, она умеет невооруженным взглядом отличать измененные ткани человеческого тела, например раковые, от нормальных…
Следующие пятнадцать минут Томара, включив проектор и демонстрируя на экране графики, снимки и результаты анализов, излагала историю лечения Мири. Карина то и дело ловила на себе изумленные взгляды врачей и старалась сжаться в как можно более незаметный комочек. Не помогало — уменьшаться до размеров бактерии или хотя бы мышки она не умела. Время, казалось, растягивалось и растягивалось до бесконечности, и если бы она могла начать подталкивать помигивающие цифры на часах пальцами, определенно бы этим занялась.
— …таким образом, — наконец закончила Томара, — можно констатировать, что в организме пациента достигнут необратимый регресс основных очагов опухоли и полностью ликвидированы все метастазы. Прогноз однозначно положительный, и, думаю, через пару недель пациента можно перевести на амбулаторное лечение. Еще через период-другой его организм восстановится настолько, что он сможет вернуться к нормальной жизни. У меня все, господа и дамы. Какие будут мнения?
Несколько секунд в комнате стояла мертвая тишина. Все взгляды устремились на Карину, и она обреченно прикрыла глаза. Интересно, назовут ее чудищем в глаза? Нет, они люди вежливые, подождут, пока она удалится…
Скрипнул отодвигаемый стул, и анестезиолог Ххараш поднялся на ноги. Не сказав ни слова, орк несколько раз звучно, насколько позволяли мягкие подушечки, хлопнул в ладоши. И тут словно прорвало плотину: все, кто присутствовал в ординаторской, один за другим вставали и принимались хлопать — сначала вразнобой, а потом все более и более упорядоченно. Карина тоже вскочила и стояла красная как рак, сжав кулаки и растерянно оглядываясь. Она совершенно не понимала, что должна делать. А аплодисменты все не стихали, и в конце концов она почувствовала, что слезы, наконец, прорывают тщательно возводимую плотину и катятся по щекам тонкими ручейками.
Томара подошла к ней и притянула за плечи.
— Ты у нас молодчина, Кара, — шепнула она. — Просто молодчина. Я ни секунды не сомневалась, что ты справишься.
И тут Карина уткнулась ей в плечо и откровенно заревела. В слезах излилось все: и тоска расставания, и радость от того, что Мири все-таки выздоровел, и напряжение, копившееся в ней все время, пока она устраивала сеансы, и благодарность окружающим людям, с большинством из которых она так и не успела толком познакомиться… Аплодисменты постепенно стихли, и присутствующие начали расходиться по своим делам, деликатно не замечая ее слез. Только старшая сестра Марина подошла к девушке и погладила ее по голове.
— Все уже, плакса, — заявила она в свой обычной чуть грубоватой манере. — Хватит слезы лить. Жаль, что ты уезжаешь. Тома, может, уговоришь ее остаться? Доучиться она и у нас сможет, верно?
— Уговаривала, Мара, — Томара вздохнула. — Не хочет. Домой рвется, словно золота там насыпано.
— Я вернусь! — шмыгнула носом девушка, отрываясь от ее плеча. Решение, ясное и четкое, родилось у нее словно вспышка молнии. — Я обязательно вернусь в следующем году. Томара, у вас ведь найдет место для интерна-второгодка, да?
— Для тебя обязательно найдется, — кивнула куратор. — И не только как для интерна. Кара, я хочу, чтобы ты знала: мы всегда тебе рады — в любом качестве. Мне тоже страшно жаль, что ты уезжаешь. Если бы все юные оболтусы относились к делу так же ответственно, как и ты… Ну вот, смотри, всю тушь себе размазала, причем мне на халат.
— Ничего, машина отстирает, — хмыкнула Марина. — Сейчас пришлю кого-нибудь из девочек с чистым. Ну ладно, пошла я. Дел, как всегда, невпроворот. Кара, как поедешь, забеги попрощаться.
Она вышла из ординаторской, и Томара с Кариной остались наедине.
— Ну, Кара, — печально сказала Томара, — давай итоги подводить. Отчет по итогам интернатуры я уже отправила в университет Масарии, оценки, разумеется, наивысшие и за практику, и за теорию, ты в копии, посмотришь на досуге. Статью твою я еще подработаю и отправлю в «Современную хирургию». Выйдет, вероятно, в середине лета. А ты уже, я вижу, с вещами, значит, с квартиры съехала. Когда самолет?
— В три, — сообщила Карина. — За мной Саматта… он мой опекун, в десять на такси заедет, и мы вместе поедем.