– Собак искать? – переспрашивает Дон.
– Да, – отвечает Том. – Бездомных, одичавших. Таких небось сотни. Еще есть запертые в домах, которые выбраться не могут. Если отправимся за провизией – вы же понимаете, что это неизбежно, – то нам понадобятся помощники. Собаки предупредят нас об опасности.
– Том, неизвестно, как твари влияют на животных, – замечает Джулс.
– Верно, только сиднем сидеть нельзя.
Напряжение в гостиной возрастает.
– Ты свихнулся, – говорит Дон. – Ты всерьез решил выбраться на улицу?
– Мы возьмем оружие, – говорит Том.
– Какое именно? – уточняет Дон, подавшись вперед.
– Я готовлю шлемы, – отвечает Том. – Чтобы повязки защитить. Возьмем мясницкие ножи. Собаки поведут нас. Если пес взбесится, можно просто выпустить поводок. Если нападет – зарезать его.
– Вслепую?
– Ну да, вслепую.
– Что-то мне заранее не нравится, – заявляет Дон.
– Почему?
– Вдруг там маньяки? Преступники? Улицы уже не те, что прежде, Том. Мы теперь не в пригороде живем, а в хаосе.
– Нужно что-то менять, – говорит Том. – Нужно двигаться вперед. Иначе получается, что мы ждем новостей из мира, где ничего нового больше нет.
Дон смотрит на ковер, затем снова на Тома.
– Затея слишком рискованная. Объективных причин рисковать нет.
– Причин хватает с избытком.
– Я предлагаю ждать.
– Чего?
– Помощи. Чего-нибудь.
Том смотрит на окна, завешенные одеялами.
– Помощь не придет, Дон.
– Это не значит, что нужно за ней бежать.
– Давайте проголосуем, – предлагает Том.
Дон обводит взглядом лица обитателей дома, вычисляет единомышленников.
– Эта мысль мне тоже заранее не нравится.
– Почему? – удивляется Феликс.
– Потому что решается не какие ведра для воды, а какие – для мочи, Феликс. Мы решаем, стоит ли одному или нескольким из нас выйти из дома без объективной причины.
– Причина вполне объективная, – возражает Том. – Подумай, как здорово собаки поднимают тревогу. Две недели назад у колодца Феликс что-то слышал. Животное это было? Человек? Тварь? Выдрессированный пес залаял бы. Я хочу обыскать наш квартал. Может, заодно и соседний. Прошу часов двенадцать, не больше.
«Двенадцать часов, – думает Мэлори. – Чтобы набрать воду, нужно лишь полчаса».
Впрочем, Том назвал определенное число, и это успокаивает.
– Не понимаю, зачем нам бродячие псы, – говорит Дон и тянется к Виктору, сидящему у ног Джулса. – У нас свой пес есть. Давайте его выдрессируем.
– Ни за что! – говорит Джулс, вставая.
– Почему это?
– Виктор здесь не для того, чтобы стать жертвой. Пока не выясним, как твари действуют на собак, я не позволю его использовать.
– Стать жертвой! – повторяет Дон. – Здорово ты выразился.
– Я говорю «нет», – заявляет Джулс.
– Вот видишь! – говорит Дон, поворачиваясь к Тому. – Даже единственный собаковод среди нас против твоей затеи.
– Я не сказал, что против затеи Тома, – парирует Джулс.
Дон обводит взглядом присутствующих.
– Так все за? В самом деле? Всем нравится предложение Тома?
Олимпия смотрит на Мэлори, широко открыв глаза. Дон чувствует потенциальную союзницу и бросается в атаку.
– Олимпия, а ты как считаешь? – осведомляется он.
– Ну… я… я даже не знаю.
– Дон, мы проведем легитимное голосование, – объявляет Том.
– Я за, – объявляет Феликс.
Мэлори оглядывает гостиную.
– Я тоже за, – объявляет Джулс.
– И я, – говорит Шерил.
Том поворачивается к Дону, и Мэлори чувствует, как внутри что-то обрывается. «Том здесь нужен», – думает она.
– Я пойду с тобой, – говорит Тому Джулс. – Виктора я использовать не позволю, но помогу ловить других псов.
Дон качает головой.
– Ребята, да вы свихнулись!
– Ладно, давай и тебе шлем сделаем, – говорит Том, положив руку Джулсу на плечо.
К следующему утру, как только готов второй шлем, они уходят.
Для Мэлори события развиваются слишком быстро. За вылазку только что проголосовали, зачем сразу отправляться?
Дон не скрывает своего отношения к происходящему. Остальные, в том числе и Мэлори, полны надежды. Понятно, что задача сложная, однако неуемная энергия Тома накрывает с головой. Если бы вылазку устраивал Дон, Мэлори засомневалась бы в успехе. А у Тома столько задора! Он лишь берется за дело, а кажется, будто оно наполовину сделано.
Мэлори с дивана наблюдает за сборами. «И вот он родился» и «В счастливом ожидании» говорят о том, что стресс матери передается ребенку. Мэлори не хочет, чтобы ее малыш чувствовал, как тревожно ей за Тома.
У стены стоят две дорожные сумки, до половины набитые консервами, фонарями, одеялами. Рядом лежат большие ножи и ножки кухонного табурета, превращенные в острые пики. В качестве тростей решено использовать метлы.
– Может, животные не сходят с ума, – предполагает Олимпия. – У них же мозги маленькие.
Судя по выражению лица, Дон хочет что-то сказать, но сдерживается.
– Возможно, животные не способны на безумие, – говорит Том, подтягивая ремешок шлема. – Возможно, для этого нужен определенный уровень интеллекта.
– Я попробовал бы ответить на эти вопросы прежде, чем пускаться в путь, – вмешивается Дон.
– Возможно, существуют уровни безумия, – продолжает Том. – Мне очень интересно, как твари воздействуют на людей, уже потерявших рассудок.
– Так поймай парочку идиотов и выясни, – язвит Дон. – Зачем рисковать жизнью, уповая на то, что животные тупее нас?
Том смотрит ему в глаза.
– Дон, я слишком уважаю животных, чтобы так считать. Но сейчас думаю лишь о том, как бы выжить.
Наконец Джулс застегивает шлем и поворачивает голову, чтобы показать, как он сидит. Тут задняя часть трескается и вся конструкция падает Джулсу под ноги.
Дон медленно качает головой.
– Черт подери! – вздыхает Том, собирая обломки. – Я ведь решил эту проблему! Не беспокойся, Джулс. – Он поднимает обломки, соединяет, закрепляет вторым ремнем и надевает Джулсу на голову. – Вот, так-то лучше.
От этих слов Мэлори совсем тоскливо. Она с утра знала, что Том с Джулсом уходят, но события развиваются слишком стремительно.
«Не уходи! – хочет сказать она Тому. – Ты нам нужен. Мне нужен».
Впрочем, Мэлори понимает: Том нужен ей именно потому, что способен на такую затею.
Феликс и Шерил помогают Тому с Джулсом взвалить на плечи дорожные сумки.
Том тычет воздух самодельной пикой.
Мэлори снова тошнит. Лучшее напоминание об ужасах нового мира – Том и Джулс, готовые к прогулке по окрестностям: глаза завязаны, в руках пики. Будто солдаты импровизированной войны.
– Ладно, выпускайте нас, – говорит Том.
Феликс подходит к двери. За спиной у него собираются остальные обитатели дома. Мэлори закрывает глаза вместе со всеми. В персональном мраке ее сердце бьется громче.
– Удачи! – неожиданно говорит она, понимая, что пожалеет, если промолчит.
– Спасибо, – говорит Том. – Помни, что я сказал. Через двенадцать часов мы вернемся. У всех глаза закрыты?
Обитатели дома уверяют, что да.
Дверь открывается. Мэлори слышит, как ботинки скрипят по крыльцу. Дверь захлопывается.
Мэлори кажется, за дверью осталось что-то жизненно важное.
Двенадцать часов…
Глава 18
Лодка медленно скользит по течению. Мэлори зачерпывает речную воду и промывает рану. Затея не из простых, плечо болит сильно.
– Мама, тебе плохо? – спрашивает Мальчик.
– Никаких вопросов, – огрызается Мэлори. – Слушай!
Когда волк разодрал Мэлори плечо, резкая боль полыхнула багрянцем, окрасила мир за повязкой. Мэлори промывает рану, а боль пульсирует пурпурным и серым. Мэлори тревожится: похоже, она близка к потере сознания. К обмороку. К тому, чтобы бросить детей на произвол судьбы.
Куртку она сняла. Рубашка в крови, и Мэлори дрожит – то ли от холода, то ли от кровопотери. Из правого кармана куртки Мэлори достает столовый нож, отрезает рукав и туго перевязывает плечо.
Волки…
Когда детям исполнилось три, Мэлори усложнила уроки. Теперь малыши запоминали по десять-двадцать звуков и расшифровывали каждый. Мэлори ходила по дому, выбиралась на крыльцо, поднималась на второй этаж. Специально шумела. Когда возвращалась, дети рассказывали, что она делала. Скоро Девочка определяла по двадцать звуков. А Мальчик… Он бойко расшифровывал по сорок-пятьдесят звуков, даже те, которые Мэлори издавала непроизвольно.
«Сначала ты была у нас в детской. У порога вздохнула. Потом пошла на кухню, у тебя хрустнула лодыжка. Села у стола на средний стул. Поставила локти на стол, хмыкнула и спустилась в подвал. Первые четыре ступеньки спускалась медленно, последние шесть – быстрее. А потом постучала указательным пальцем по зубам».
Только ведь, как ни учи, дети не опознают чудищ, рыщущих по берегам реки. У волков будет огромное преимущество, равно как и у других зверей, которые встретятся на пути.
Мэлори сильнее затягивает жгут. Плечо пульсирует. Бедра болят. Шея болит. Утром Мэлори считала, что сможет грести двадцать миль подряд. Сейчас она ранена и нуждается в отдыхе. Не знает, как поступить. В прежнем мире ей следовало бы остановиться. Но остановиться здесь – значит погибнуть.
Над головой раздается пронзительный крик, и Мэлори подскакивает. Так кричит птица, хищная птица футов сто длиной. В кустах на левом берегу что-то движется. Кричат другие птицы. Река наполняется жизнью, и с каждым ее проявлением Мэлори становится страшнее. Вокруг все больше жизни, внутри Мэлори все меньше.
– Я в порядке, – врет она детям. – Просто хочу, чтобы мы слушали, больше ничего.
Мэлори снова гребет, стараясь не думать о боли. Сколько еще плыть, она не знает. Предполагает, что прилично. Определенно, не меньше, чем уже проплыли.
Несколько лет назад обитатели дома гадали, теряют ли животные рассудок. Они постоянно об этом говорили. Том и Джулс устроили вылазку, надеясь разыскать собак-поводырей. Вместе с другими дожидаясь их возвращения, Мэлори пугала себя мыслями о бешеных животных. О том же она думает и сегодня. Вокруг оживает река, а Мэлори терзается жуткими фантазиями. Совсем как до рождения детей, когда тяжесть входной двери напоминала, что безумие рядом, одолело оно твоих близких или нет.