Соседей Мэлори похоронит вокруг колодца и всякий раз, отправляясь за водой для себя и детей, будет чувствовать под ногами неровные холмики могил, вырытых и засыпанных вслепую.
Тома она похоронит ближе всех к дому, на травянистом бугорке. Туда она станет выводить детей в повязках, чтобы подышали свежим воздухом. Там, как она надеется, у маленьких душ больше свободы.
Пройдет четыре года, прежде чем она решит принять приглашение Рика и отправиться в место, которое он описывал по телефону.
Сейчас Мэлори просто моется сама и купает малышей. Малыши плачут.
Глава 43
Голос Тома звучит снова и снова. Том наговаривает сообщение.
«…Шиллингем, дом двести семьдесят три. Меня зовут Том. Вы ведь понимаете, как я рад дозвониться до вашего автоответчика…»
Повязка в дюйме от закрытых глаз Мэлори.
Мэлори поднимает руку и касается черной ткани. На миг она и тварь держатся за одну повязку. Эта тварь и ей подобные украли у Мэлори Шеннон, мать, отца и Тома. Эта тварь и ей подобные украли детство у Мальчика и Девочки. Мэлори не так уж и страшно. Ведь твари отняли у нее все, что могли.
– Нет, это мое, – заявляет Мэлори, цепляясь за ткань.
Сперва ничего не происходит. Потом что-то касается ее лица. Мэлори морщится, но это лишь ткань ложится на нос и виски.
«Тебе придется открыть глаза».
Верно. Голос Тома означает, что они добрались до стрелки, о которой рассказывал Рик. Голос Тома звучит как раньше, как в гостиной, где он однажды сказал:
«Может, твари не желают нам вреда. Может, их удивляет то, как они на нас действуют. Их мир и наш существуют параллельно. Так случайно вышло. Может, твари не хотят нас изводить?»
Какими бы ни были намерения тварей, сейчас одна из них рядом, а Мэлори должна открыть глаза.
Дети Мэлори подчас совершали удивительные поступки. Однажды Мальчик пролистал телефонную книгу и объявил, что дошел до сто шестой страницы. Он почти не ошибся. Сейчас Мэлори ждет от детей чего-нибудь столь же удивительного.
Слева по борту нет никакого движения. Тварь либо потеряла интерес к повязке и ретируется, либо затаилась и ждет следующего шага Мэлори.
– Мальчик? – зовет Мэлори.
Расшифровывать вопрос нельзя, но Мальчик понимает.
Он молчит, вслушивается, потом отвечает:
– Мама, она удаляется от нас.
Высоко в небе бьются птицы, из громкоговорителя льется прекрасный, умиротворяющий голос Тома, а Мэлори слышит тишину. Тишину, которую источает тварь.
Где она сейчас?
Освобожденная лодка плывет по течению. Шум воды подсказывает Мэлори, что впереди стрелка. Времени у них в обрез.
– Мальчик, ты что-нибудь еще слышишь?
Он не отвечает.
– Мальчик!
– Нет, мама, не слышу.
– Уверен? Абсолютно уверен? – с надрывом спрашивает Мэлори. Готова она или нет, момент настал.
– Да, мама, уверен. Мы снова одни.
– Куда делась тварь?
– Ушла.
– Куда?
Мальчик отвечает не сразу.
– Мама, она за нами.
– Девочка?
– Да, мама, она за нами.
Мэлори молчит.
Дети сказали, что тварь за ними.
Мэлори замечательно их вымуштровала. Это единственное, на что она может рассчитывать в этом мире.
Она доверяет детям.
Иначе никак.
Мэлори слышит голос Тома, ей кажется, он с ними в лодке.
Мэлори чувствует, что это знак. Том здесь. Том с ней. Значит, она выживет.
Она нервно сглатывает.
Смахивает с губ слезы.
Глубоко вдыхает.
Мэлори чувствует. Чувствует, как когда они открыли дверь Тому с Джулсом. Чувствует, как когда они решили прогнать Гари.
Вот она, последняя секунда предвкушения.
Решение принято. Еще секунда – и Мэлори откроет глаза.
Она поворачивается к рукавам реки и размыкает веки.
Сначала Мэлори щурится. Не от яркого солнца, а от обилия красок. Она охает и подносит руку ко рту.
В голове ни мыслей, ни тревог, ни переживаний, ни надежд. Мэлори не в силах описать увиденное.
Мир бесконечный. Многоликий. Волшебный.
«Смотри, Шеннон! То облако – вылитая Энджела Мэркл из нашего класса!»
В прежней жизни Мэлори не щурясь смотрела на краски в два раза ярче этих. Сейчас ей больно от красоты.
Она смотрела бы и смотрела. Вечно. Ну хоть еще пару секунд! Но голос Тома зовет в путь.
Как в замедленном кино, Мэлори наклоняется в сторону, откуда звучит голос Тома. Смакует каждое его слово. Он будто стоит на берегу, будто говорит, что она почти у цели. Мэлори ясно: красками ей не любоваться. Она должна снова закрыть глаза. Должна оторваться от яркого чудесного мира.
Мэлори смыкает веки.
Возвращается в привычную тьму.
Берется за весла.
Лодка приближается ко второму рукаву справа, а Мэлори кажется, она плывет по волнам лет. По волнам своих воспоминаний. Вот она в пору, когда сделала тест на беременность, когда наткнулась на труп Шеннон и прочла объявление в газете. Вот она в пору, когда приехала в дом Джорджа, когда впервые встретилась с соседями, когда согласилась впустить Олимпию. Вот она в день появления Гари. Вот она в час, когда лежала на полотенце, расстеленном на полу чердака, а Дон сдирал одеяла с окон первого этажа.
Сейчас Мэлори сильнее и храбрее. В этом мире она одна вырастила двоих детей.
Она изменилась.
Лодка качается, внезапно коснувшись берега. Значит, они вошли в рукав.
Дальше Мэлори плывет по волнам настоящего. Вот она, в одиночку растившая детей. Целых четыре года. Она воспитывала их, берегла от внешнего мира, который становился опаснее день ото дня. Вот Том, вот его идеи, его бесчисленные замыслы, которыми он надеялся вдохновить, обнадежить, убедить, что лучше противопоставить безумию свой план, чем сидеть и ждать, когда оно возьмет верх.
Теперь лодка плывет быстро. Рик говорил, до шлюза лишь сто ярдов.
Мэлори плывет по волнам сегодняшнего дня. Сегодня она проснулась с надеждой, что туман укроет их с детьми от типов вроде Гари, который может следить за ними с берега. Сегодня она побывала в лапах волка. Сегодня она столкнулась с безумным лодочником и с безумными птицами. Она встретилась с тварью – тварей Мэлори боится больше всего, – которая пыталась отнять у нее единственное средство защиты. Повязку.
Как много значила для нее повязка… Подумав об этом, Мэлори слышит лязг.
Лодка во что-то врезалась. Мэлори сразу тянется к детям.
Это шлюз! Лодка активировала сигнализацию Рика.
Сердце Мэлори бешено стучит: грести больше не нужно! Она запрокидывает голову и кричит. От облегчения. От гнева. От всего сразу.
– Мы здесь! – громко объявляет она. – Мы здесь!
С берега слышится шорох. Кто-то быстро к ним приближается.
Мэлори хватает весла. Она теперь всегда будет наготове.
Что-то касается ее руки. Мэлори сжимается в комок и слышит женский голос:
– Не бойся! Не бойся меня! Я Констанс. Я с Риком.
– У тебя открыты глаза?
– Нет, я в повязке.
Сознание Мэлори заполняют смутно знакомые звуки. Женский голос она не слышала с тех пор, как Олимпия сошла с ума.
– Со мной двое детей. Всего нас трое.
– Дети? – В голосе Констанс звучит радостное волнение. – Возьми меня за руку. Нужно вытащить вас из лодки и отвезти в Такер.
– В Такер? – переспрашивает Мэлори и замирает.
– Да, так называется наше убежище.
Сперва Мэлори передает Констанс детей. Потом, опираясь на руку новой подруги, вылезает сама.
– Прости, но у меня ружье, – смущенно говорит Констанс.
– Ружье?
– Ты не представляешь, на каких зверей срабатывала наша сигнализация! Ты ранена? – спрашивает Констанс.
– Да.
– У нас есть лекарства. И доктора есть.
Мэлор улыбается так широко, как не улыбалась последние четыре года, аж губы трескаются.
– Лекарства?
– Да, лекарства, инструменты, бумага. Много всего.
Бредут они медленно. Мэлори не может идти самостоятельно и опирается на плечи Констанс. Дети, по-прежнему в повязках, цепляются за брюки Мэлори.
– Двое детей… Представляю, через что ты сегодня прошла.
Голос Констанс звучит успокаивающе. Она говорит «сегодня», но обе женщины понимают, что речь о годах.
Они взбираются по склону. Тело Мэлори пульсирует от боли. Внезапно почва под ногами сменяется асфальтом. Это тротуар? Мэлори слышит негромкое постукивание.
– Что это?
– Ты о звуке? Это моя трость. Но она больше не нужна. Мы на месте.
Констанс стучит в дверь.
Судя по скрипу, открывается тяжелая металлическая дверь. Констанс заводит их внутрь. Дверь захлопывается.
Мэлори чувствует запахи, каких давным-давно не чувствовала. Запах еды. Свежеприготовленной еды. Запах опилок, словно здесь что-то мастерят. Она и звуки соответствующие слышит – негромкий гул, словно одновременно работают несколько механизмов. Воздух свежий. Гулкое эхо разносит каждое слово.
– Можно открыть глаза, – мягко предлагает Констанс.
– Нет! – кричит Мэлори, прижимая к себе Мальчика и Девочку. – Только не детям! Я первая!
К ним кто-то подходит. Мужчина.
– Господи! – восклицает он. – Мэлори, неужели это ты?
Мэлори узнает низкий сипловатый голос. Четыре года назад она слышала его на другом конце провода. Целых четыре года она решала, готова ли услышать его снова.
Это Рик!
Мэлори стягивает повязку и медленно открывает глаза, щурясь от белого света убежища.
Они в просторном фойе, залитом светом, таким ярким, что Мэлори хочет зажмуриться. Это огромная школа. Потолки высокие, купольные. Благодаря панелям освещения кажется, что находишься на улице. Стены до самого потолка завешаны досками объявлений. Вот столы. Вот стеклянные шкафы. Окон нет, но воздух свежий и бодрящий, как возле реки. Пол чистый, прохладный. Коридору с кирпичными стенами не видно конца. Мэлори поворачивается к Рику и читает в его морщинистом лице ответ на многие вопросы.
Глаза у него открыты, но смотрят в никуда. Серые, точно остекленевшие, они потеряли блеск много лет назад. Густые, давно не стриженные каштановые волосы не скрывают глубокий бледный шрам у левого глаза. Рик осторожно касается его, словно почувствовав взгляд Мэлори. У него посох – грубый, сделанный из узловатого сука.