[162]. Через три минуты девочка крепко уснула.
Инцидент с крем-де-менте произошел на глазах у Райи, пока она гладила кролика. Естественно, она сразу же переключилась на младенца, которому было всего пять дней от роду.
Перед закрытием ресторана Райя спросила, кто забирает на ночь Алишу. Патрисия объяснила, что ящик с ребенком просто переносят на кухню, чтобы ночью ей не было холодно.
– Я могла бы забирать ее в хостел, – предложила Райя.
Вейд как раз стоял за стойкой, смешивая для себя фирменный коктейль. Услышав эти слова, он сказал:
– Да ладно, я не возражаю.
И тогда Патрисия вручила Райе пачку сухого молока и бутылку с соской.
Взяв ребенка, женщина поинтересовалась насчет пеленок, и Вейд передал ей стопку чистой ветоши и две английских булавки.
Утром Райя принесла Алишу в «Эль Буффо», но никому не было до нее дела. Персонал носился туда-сюда, шинковал овощи для салата, заворачивал серебряные столовые приборы в фирменные салфетки, а Райя так и сидела с ребенком на руках. Она знала, что прямо сейчас на заднем дворике местный мальчик перерезает кроликам глотки и освежевывает их. Ей и самой-то страшно было глядеть на такое, а тут – маленький ребенок.
– Можно, я отнесу ее обратно к себе? – поинтересовалась Райя у Патрисии, которая к одной груди приложила десятимесячную Сильвию, а к другой – Матео. Вейда поблизости не наблюдалось, так что Патрисия, по мнению Райи, оставалась тут за начальника. Испанского она не знала, поэтому разговаривала на английском, но Патрисия прекрасно ее поняла и, пожав плечами, вручила ей еще стопку чистой ветоши.
Так продолжалось две недели. Поначалу Райя оставалась с Алишей в комнате, но потом решила, что ребенку будет полезно послушать пение птиц, впитать местную природу. И еще они подолгу смотрели на вулкан – впрочем, Райя по большей части любовалась Алишей, лицо которой уже никогда не сможет забыть. Ах, эти бусинки карих глаз, черный вихор на голове и ямочка на подбородке – единственно, чем девочка отдаленно была похожа на своего отца, и этого достаточно.
Кто-то сказал Райе, что мать Алишы была итальянкой. Поэтому Райя стала петь для нее единственную известную ей песню с нотками итальянского, That’s Amore[163], – под нее когда-то, будучи старшеклассницей, она танцевала со своим парнем в Ломпоке[164]. Песня в основном была на английском, но в самой мелодии действительно было что-то итальянское. Особенно был хорош куплет про amore. Распевая «Динь-динь-динь, есть для радости много причин – вита белла[165]», Райя щекотала пяточки Алиши, и, хотя голос ее никак не напоминал голос Дина Мартина, Алиша все равно улыбалась. Говорят, младенцы не способны улыбаться, но видели бы вы Алишу.
Самым трудным для Райи было совместить уход за малышкой с зарабатыванием денег. Даже когда Алиша не сосала соску и не пила молоко из бутылочки, она привыкла оставаться на руках у Райи. Стоило той положить ребенка рядом, чтобы заняться вязанием, как Алиша сразу же начинала плакать.
У Райи уже почти закончились деньги, и нужно было что-то придумывать. И тут, на счастье, подвернулась Кларинда. Увидев малышку, она сразу же попросила разрешения подержать ее. Вот так все и уладилось: теперь Райя могла спокойно вязать крючком топы, которые шли на ура у девушек-хиппи, любящих оголять животы. В лучшие из дней Райе удавалось продать по пять, а то и по восемь топов.
Еще две недели назад, оказавшись в Эсперансе, Райя и представить не могла, что на ее попечении окажется младенец. Но чего только в жизни не бывает. Поскольку денег, чтобы расплачиваться с Клариндой, у Райи не было, она связала ей школьную сумку, а потом юбку, а потом еще и шляпку. Кларинда не знала английского, Райя – испанского, но их объединяла любовь к малышам.
Райя больше не нуждалась в ветоши, купив на рынке у молодой мамочки пеленки и шаль для переноски Алиши. Девочка находилась на ее попечении вот уже больше месяца, пора было серьезно поговорить с Вейдом. Поэтому, придя днем в ресторан, она села и стала ждать. Пока ребенок тихо сопел в слинге, уткнувшись носом в Райю, та молча наблюдала, как вокруг бегает и суетится персонал, подметая полы, расстилая свежие скатерти и расставляя вдоль стен клетки с кроликами. Где-то на кухне плакал Матео. С Алишей такого вообще не случалось, да и с чего бы? Райя почти никогда не спускала ее с рук, а теперь еще подоспели в помощь слинг и Кларинда. Ребенок просто переходил из одних любящих рук в другие. Не удивительно, что она все время улыбалась.
Наконец появился Вейд.
– Как посмотрю, вы поладили друг с другом, – обратился он к Райе, устроившейся спиной к клеткам с кроликами. Матео продолжал реветь.
– Мальчишка не затихает ни на минуту, – пожаловался он. – А вы-то что делаете, что она у вас молчит?
Райя могла бы объяснить этому отцу, что всегда держит Алишу под сердцем, чтобы та слышала его биение. Но это была слишком личная информация, слишком сокровенная, чтобы делиться ею с этим человеком. Интуиция подсказывала, что не стоит показывать, насколько сильно она хочет получить Алишу, на что требовалось согласие Вейда.
– Она легкий ребенок, – просто ответила Райя. – С ней вообще никаких хлопот.
– У вас есть дети? – поинтересовался Вейд. До сих пор никого не интересовала жизнь Райи, что вполне ее устраивало.
– Нет. У меня никогда не было детей.
– Наверное, сейчас уже поздновато озаботиться этим, – бесцеремонно заметил Вейд, отхлебывая пиво из кружки.
– Если хотите, я могу и дальше присматривать за вашей девочкой, – осторожно вставила Райя. – Мне нравится в Эсперансе, так что думаю остаться тут надолго.
Из Штатов Райе должны были переслать кое-какие деньги, и тогда она смогла бы снять небольшой домик, о чем и сказала Вейду.
– Заберу туда Алишу и буду за ней ухаживать, – прибавила она. – Для меня это не составит большого труда.
– Вы это серьезно? – хмыкнул Вейд. – Вам нравится менять грязные пеленки и терпеть детский плач?
– Мне это не в тягость, – ответила Райя и затаила дыхание в ожидании ответа.
– Что ж, я не возражаю, – сказал Вейд. – Если честно, прямо гора с плеч. Мне и с одним-то ребенком не управиться, что уж говорить о двух.
Он открыл бумажник и положил на стол деньги.
– Вот, в порядке материальной помощи.
Она посмотрела на деньги – там было не менее десяти купюр по сто гарса. А она-то всю неделю перебивалась арахисовом маслом и галетами. На завтрак, обед и ужин.
– Спасибо за заботу, – сказала Райя. – Но у нас все хорошо. Я хорошо зарабатываю на вязании. Лучше приберегите эти деньги для мальчика, – прибавила она, – прекрасно понимаю, что Матео не от голода плачет. Ребенку просто не хватало внимания. Но с Алишей такого не произойдет.
65. Макраме и младенец
И Райя сняла домик, совсем крошечный, но ведь Алиша тоже была крошкой, и для сна им вполне хватало одной постели на двоих.
– Я постоянно думаю о том, как много месяцев она провела в мамином животике, – поделилась со мной Райя. – А рядом с ней, свернувшись клубочком, лежал Матео. Должно быть, ей теперь одиноко без него.
Но Алиша вовсе не грустила и была лучезарным ребенком. Я частенько видела их на рынке: натянув на заборе леску, Райя развешивала на ней свой товар, а Алиша сидела у нее в слинге, а позднее – в импровизированном манеже (циновка, огороженная идеально гладкими досками, чтобы ребенок не занозил пальчики). И почти всегда дитя улыбалось.
В Эсперансе всегда много маленьких детей, и на них можно вдоволь насмотреться, следуя по единственной дороге (она же торговый ряд), что ведет от пристани до двух основных достопримечательностей, а именно – католической церкви и баскетбольной площадки (футбольное поле находилось немного в стороне). Так что Райя была не единственной, кто брал с собой ребенка. Торговка пончо, например, приходила с тремя детьми, старшему из которых было не больше пяти лет. Торговка банановым хлебом – с двумя. В каждой тиенде вы обнаружите под прилавком коробку с малышом, который либо спит, либо мусолит во рту тортилью, либо пытается встать, хватаясь ручонками за ящик с морковью или луком.
Единственное, что отличало Райю от остальных мамочек, был ее возраст. Ведь остальным – не считая тех, кто родил уже по шестому или седьмому ребенку – было не больше двадцати. Если ваш малыш устал или проголодался, вы даете ему грудь и продолжаете заниматься своим делом. Райя же могла воспользоваться лишь бутылкой с соской.
Все дети были черноволосы и смуглы, как и их родители – коренные жители. Но Алиша, хоть и жила как остальные, все же оставалась гринго. Ее покойная мать была любительницей итальянской оперы, ее старшая сестра жила в городе и училась в университете. А отец был коренным калифорнийцем и имел адвокатский диплом.
Так что Алиша и остальные дети в Эсперансе принадлежали к разным мирам. Райя разговаривала с ней на английском, но подбиралась и к испанскому, купив англо-испанский разговорник. Алише еще не было и года, а Райя уже использовала в общении с ней испанские фразы, пока что в виде вводных слов пор фавор[166] или грасиас[167]. Кто-то из постояльцев «Игуана Пердида», оставил детскую книжку Buenos Noches, Luna[168] на испанском, и хозяин гостиницы Израэль отдал ее Райе. Райя читала ее вслух для Алиши по несколько раз в день.
«En la gran sala verde, habia un telefono y un globo rojo y una pintura de una vaca saltando sobre la luna…»[169]
Произношение у Райи было ужасное, но Алиша обожала слушать ее. Порою я останавливалась рядом с Райей, дивясь на эту женщину и этого ребенка. Прямо сейчас они жили настоящей счастливой жизнью – гораздо более счастливой, чем в других семьях с их домами и машинами, качелями, непомерно большим количеством игрушек, с их компьютерами и внушительными банковскими счетами.