Прочитав письмо, я испытала странное в такой ситуации чувство радости.
Разумеется, заказы на ближайший месяц нам пришлось отменить. Затем, по зрелым размышлениям, оценив всю серьезность урона, мы отказались вообще от всех заказов на текущий год. Денег на счету почти не оставалось, прибыли никакой не предвиделось, но по крайней мере я исправно платила жалованье Марии, Луису и Мирабель. Позволить себе услуги Гаса я больше не могла. Странное дело – вопреки моим ожиданиям, он так и не объявился в «Йороне». Должно быть, восстанавливал дом. Что ж, вполне объяснимо.
Денег на замену разбитой черепицы не было, и мы выбрали самый дешевый вариант, а именно – солому. Крышей занялся Элмер, пока Луис восстанавливал разрушенную кухню, вставлял окна, спасал в саду все, что еще можно было спасти. Мы же с Марией выгребали лопатами грязь со второго этажа, отскребали и мыли все поверхности.
На следующий день после бури на пороге возник Уолтер с букетом горного белокрыльника. Взяв лопату, он тоже принялся за работу.
71. Торговка тортильями
Чтобы вернуть саду его прежний облик, требовалось заново посадить не менее десятка фруктовых деревьев и около сотни кустов. Конечно, можно было брать побеги от своих растений, но тогда «Йорона» преобразится не раньше чем через полгода, а деревьям так вообще придется расти несколько лет. Поэтому я приняла решение, довольно странное в моем положении – потратить остатки денег на цветы и деревья. Ведь «Йорона» была не только отелем или рестораном – ее нельзя было представить без сада. Поэтому именно в него и следовало вкладываться.
Когда дороги открыли для проезда, я наняла водителя грузовичка, Мигеля, и мы отправились в город. Потратив почти все мои деньги, мы загрузили покупки и поехали обратно.
Путь был неблизким, и по пути домой я думала об урагане и о том, что он сотворил с садом. Мое решение отправиться за сотню километров от «Йороны» частично имело под собой и деловые соображения. Если отель гордится садом, усладой для глаз постояльцев, то надо держать марку. Но была и вторая причина.
Она касалась Лейлы. Вот уже семь лет, как она умерла, но я повсюду ощущала ее присутствие. За короткий период нашего знакомства я прониклась ее пылкой любовью к саду и считала своим долгом поддерживать то, что она создала. Сад был живым существом, требующим каждодневного ухода.
– Ничто не длится вечно, – сказала мне как-то Лейла, когда мы гуляли по тропинкам «Йороны», время от времени останавливаясь, чтобы полюбоваться на то или иное растение. – Отцветают сады, гаснет любовь. Проходят и радость, и печаль. Животные умирают. Дети становятся взрослыми. Главное – научиться принимать перемены с благодарностью. Полюбить жизнь такой, какой она не была прежде.
Трудно было приветствовать то, что натворил оползень. Но, расхаживая по питомнику и ставя в тележку горшки с рассадой, я испытала восторг, сродни тому, когда я, гораздо более юная, перебирала цветные карандаши в магазине художественных принадлежностей или просматривала на распродаже старые виниловые пластинки.
Покупки я оплатила где-то часа в три, и мы с Мигелем взяли курс на Эсперансу. А тряска при езде по горной дороге – это вам не болтанка на озере, это гораздо хуже.
Когда до дома оставалось всего полчаса езды, а на землю начал опускаться вечер, прямо посреди дороги мы увидели женщину, торгующую тортильями, и никак ее было не объехать.
Выйдя из кабины, Мигель попросил ее сойти на обочину, но та только замотала головой.
– Придется обождать, – сказал мне Мигель. – Она с места не сдвинется, пока не распродаст все свои тортильи.
– Скажи ей, что я готова их купить, – попросила я, вручив ему несколько банкнот и горсть мелочи. Через минуту Мигель вернулся расстроенный.
– Она отказывается, – сказал он.
В девять часов вечера была продана последняя тортилья, и только тогда женщина убрала с дороги складной столик, чтобы мы могли проехать дальше. Когда мы добрались до отеля, в нем не горел свет: Луис, Мария и Элмер спали. Они так наработались после бури, что я не посмела разбудить их.
Мигелю предстояло вернуть арендованный грузовичок, но он был забит под завязку. Как перенести вниз двести горшков с рассадой?
Я окинула взглядом Мигеля. Он был молод и силен, но вдвоем мы точно не справимся.
Мимо по дороге проходила женщина с маленьким ребенком и своей, кажется, мамой.
– Вы не хотите подработать? – предложила я. – Позовите подруг и знакомых, помогите мне вытащить все из машины.
Лишних объяснений не требовалось. Местным женщинам редко выпадала возможность заработать – разве что иногда гринго нанимали их в качестве уборщиц.
Через десять минут Джозефа привела десять подруг.
Они все поняли без слов, распределившись по ступенькам, а две самых крепких женщины забрались в кузов. И закипела работа: женщины передавали по цепочке горшки с рассадой, а последняя, стоявшая внизу, составляла их на землю. Вот и прекрасно. Теперь можно будет заняться посадками, но это уже завтра. Вот такая у нас получилась «ведерная бригада».
Работали женщины бойко, весело переговариваясь и обмениваясь шуточками. Все они пересекались на рынке, в церкви, но никогда не оказывались в ситуации, подобной этой. Ведь сейчас они делали то, чем обычно занимались их мужья. Оттого-то они так веселились и радовались. В кои-то веки им хорошо заплатят за их труд.
К одиннадцати разгрузка была окончена, и Мигель уехал, чтобы вернуть грузовичок хозяину. Вытащив из джинсов последние деньги, я вручила каждой из работниц по пятьдесят гарса, и мы попрощались. Они шли по дороге, и еще долго до меня доносились эхом их веселые голоса.
На протяжении последующей пары месяцев со мной произошла странная метаморфоза. Мне пришлось восстанавливать «Йорону» гораздо дольше, чем я предполагала, и все же справилась с этим. В какой-то момент даже нашелся покупатель, что тоже входило в мои планы.
А потом грянула буря. Но я не сдалась, не опустила руки и не сбежала, как в свое время сбежала из Сан-Франциско. Вдруг впервые я почувствовала себя в «Йороне» своей. Шли недели. Мы перекладывали плитку в доме и на патио, обшивали дом, штукатурили и красили стены, высаживали растения. И все эти недели, а потом и месяцы я ловила себя на мысли, что никуда не собираюсь уезжать. Мой дом был тут.
72. Школа из бутылок
Прошло не менее полугода, прежде чем деревня зажила прежней жизнью – впрочем, это было не совсем так. Теперь Эсперанса оказалась разделенной надвое рекой с трехметровым руслом, а значит, требовался мост. Кроме того, нужно было вырыть и отводной канал. И тогда, вооружившись кирками и лопатами, все работоспособные мужчины взялись за дело. К Рождеству канал был готов.
Трудно было не заметить, что Эсперанса всегда жила крайностями. Это касалось и природных явлений, и топографии, и самих людей, которые проявляли все самые ужасные и прекрасные качества.
В первые же дни после бури по деревне прошел слух, что местные гринго быстренько подсуетились, скупив все самые ходовые продукты – рис, бобы, муку и арахисовое масло. А самый богатый из пришлых отправился на «Лендровере» в город, затоварился жареной курицей, чипсами и стал продавать их местным с пятидесятипроцентной наценкой. Вдобавок он втюхивал кому можно растворимый протеиновый напиток, в котором якобы находились все необходимые для младенцев витамины. Мол, это даже лучше материнского молока.
Какие-то мамочки никак не отреагировали, но многие отдавали за этот «волшебный» порошок свои последние гарса.
Ураганный ветер нагнал на улицы много мусора. Но, когда выглянуло солнышко, Амалия созвала свою армию детишек. И они откликнулись на ее зов. Они знали наизусть все ее песни, с коими и пошли в бой на горы мусора. Весело распевая, они начали распихивать весь этот мусор по пластиковым бутылкам. Под Новый год можно было приступать к восстановлению начальной школы. Пока экоблоков хватало только на три класса, но запас их увеличивался ежедневно, и наконец его стало достаточно, чтобы отстроить заново школу. Вот так обстояли дела в Эсперансе. Налетали беда и ужас, сродни тем, что были изображены на картине в моей «Йороне». А потом беда отступала, и люди продолжали жить. Они не боялись никакой работы.
Так что, не считая новоявленной реки, что протекала теперь через деревню и благодаря трудам местным мужчин получила отводной канал, к наступлению ежегодной ферии ничто не напоминало о пронесшемся тут урагане.
73. Какая-то там трава
Наконец объявился Гас. Прежде чем спуститься и завалить меня новыми строительными идеями, он захватил мою почту. Я получила от него конверт, обклеенный китайскими марками. Адрес был написан знакомым почерком.
К письму была приложена фотография счастливой азиатки с младенцем на руках: с одного боку к ней прижимался двухгодовалый ребенок, а с другого, положив руку жене на плечо, стоял мужчина с очень серьезным выражением лица.
Я даже проявила несвойственные мне эмоции, слегка всплакнув.
– Э, подруга, да у тебя глаза на мокром месте, – сказал Гас. – В последний раз я видел такое выражение лица в 1996-м, когда Роверсы продули турнир.
– На самом деле я получила хорошие новости, – сказала я. – Помнишь китаянку Цзюнь Лан, которая приезжала три года назад?
– А, любительница растений. Как же, как же. Она еще ползала по горам в самый сезон дождей и вроде бы нашла какую-то там траву.
Гас отпил большой глоток пива и продолжил рассуждать о поисках Цзюнь Лан.
– Знаешь, я тоже любил травку. Но никакая травка не заставит меня ползать в грязи под дождем. Это с какой радости? Ради жалкого кустика? Ради горстки семян?
– Вообще-то, наркотики тут ни при чем, – сказала я. Пока Цзюнь Лан пыталась забеременеть, я не могла выдавать ее тайн, но теперь, судя по фотографии, у нее двое детей, и не было повода больше скрывать что-то от Гаса.
– Об этом растении она узнала от своей бабушки, – пояснила я. – Врачи сказали, что она бесплодна, и она решила действовать, приехала сюда на поиски этой детородной травы. И вот результат: недавно у нее родился второй ребенок.