– Свиньи они и есть свиньи, – сказала она, протягивая мне ломтики карамболы на треснутом, но изящном блюде.
– Я велела Кларинде держаться от них подальше. Думаю, теперь она будет обходить их стороной.
– Да, и перевести бы ее в школу поприличней, – сказала Амалия.
Достаточно было краем уха услышать, как проходят уроки в местной начальной школе, чтобы понять одну вещь: такой смышленой девочке как Кларинда делать там нечего. Я знала, например, как проходят уроки английского. Учительница произносит фразы, а дети хором повторяют заранее предоставленные ответы.
– Good morning, – говорит учительница с густым испанским акцентом. – How are you today?
– Good morning, – хором отвечают дети. – I am fine, thank you.
– А во сколько обойдется обучение в Сан-Луисе? – поинтересовалась я у Амалии.
Чтобы посещать хорошую школу, придется каждый день добираться до города на лодке. Хотя некоторые дети так и делают. Дети гринго.
И я проинформировала Амалию, что обязательно поучаствую деньгами в обучении Кларинды.
Через неделю нашу любимицу зачислили в «Академию жизни» в Санта-Кларе. Амалия заранее съездила с ней в город и закупилась всем необходимым. Ранец, карандаши, тетради, логарифмическая линейка, словарь. Новые туфли, три пары белых носков с бантиками по бокам, заколки и синяя школьная форма с плиссированной юбкой. Я советовала купить две, но Кларинда объяснила, что форму можно каждый день стирать и к утру она высохнет. Так что хватит и одной.
В Эсперансе школьникам давали на обед по миске риса или бобов, но в академию нужно было приносить собственную еду. При этом мы с Клариндой прекрасно понимали, что Вероника не станет этим заморачиваться.
– Еду обеспечим мы с Марией, – сказала я. – Наш дом все равно по дороге, так что мне ничего не стоит подняться и передать Кларинде все необходимое.
В первый день учебы мы провожали Кларинду вдвоем с Амалией и к четырем уже ждали ее возле пристани. Мы знали, что у девочки будет много впечатлений, а дома никто не станет ее выслушивать.
И вот стоим мы, две бездетные тетки, и ждем, когда приплывет наша «сиротинушка». Кларинда сошла на берег самой последней, подождав, пока выберутся старухи со своими овощными корзинками, старик с кукарекающим петухом и девочка, старше Кларинды года на три, но уже с младенцем в слинге.
Кларинда спрыгнула на пристань: ее два обвитых ленточками хвостика весело подпрыгивали в такт движениям. И чего мы только не узнали: сегодня на уроке биологии дети проводили эксперимент с бобовым ростком, который требуется довести до конца, – вот он, этот росток. А на уроке по искусству Кларинда нарисовала мексиканскую сливу и птиц на ветках – вот он, этот рисунок.
– Я сразу же сказала учительнице, что собираюсь стать врачом, – доложила нам Кларинда. – А один мальчик меня поправил: «То есть медсестрой?» А я ему: «Нет, врачом».
Путь наш пролегал мимо кафе Гарольда. Люди-ящерицы сидели на своем обычном месте – уже под градусом в это время дня, как и мать Кларинды.
Покосившись на троицу, я крепко взяла девочку за руку.
– Никто тут тебя не обидит, – тихо сказала я.
– Soy un pez, – рассмеялась девочка. – Я же рыбка.
77. Императорский окунь
В течение следующего месяца в «Йороне» был большой наплыв гостей, и я сказала Паблито, что времени на уроки плавания у меня нет. И вот в один прекрасный день он принес мне роскошного черного окуня.
– Я за ним три года гонялся, – сказал Паблито. – Умен чертяга. Только нацелюсь гарпуном ему в пузо, как он сразу же ускользает.
– И как же вы его перехитрили? – спросила я.
– На самом дне озера есть место, которое мне показывал отец еще много лет назад, когда только учил меня нырять. В этом месте есть пещера. В ней я и прятался, поджидая этого окуня. И вот однажды он таки приплыл.
Из наших бесед я знала, что Паблито способен находиться под водой дольше, чем какой-либо другой гарпунщик Эсперансы. Он годами разрабатывал легкие, чтобы задерживать дыхание на возможно максимальное время, которое на сегодня составляло девять с половиной минут, но из них двадцать секунд нужны, чтобы вынырнуть на поверхность.
– Отец мой тридцать лет искал эту пещеру, – сообщил мне Паблито. – Ходила в наших краях такая легенда, будто на дне озера есть древнее поселение майя. Его искали многие дайверы, но повезло только моему отцу Пабло. Мне было десять лет, когда он показал мне это место. Я помню все, как будто это случилось вчера, – продолжал рассказывать Паблито. – Помню, как мы плыли вдвоем – впереди мой отец в ластах, а я следом. И вокруг нас возвышались огромные камни с резными орнаментами и письменами на языке майя. Некоторые из них я даже сумел прочитать.
Во времена, когда Паблито плавал с отцом по тому древнему поселению, оба они могли оставаться под водой не более семи минут. Паблито до сих пор помнит увиденные им картинки: храм с длинной лестницей, по бокам на ступенях – глиняные сосуды. Круглые пúлы[181] из камня, очень похожие на те, которыми и по сей день пользуются деревенские женщины, стирая белье. На многих предметах, увиденных тогда Паблито, были изображены головы воинов и богов.
Побывав в той деревне, отец Паблито связался с ученым из университета в Сан-Фелипе, и в Эсперансу приехала команда антропологов, владеющих дайвингом. Только Пабло с Паблито были фридайверами, а эти ныряли с аквалангами.
– Нам сказали, что возраст этих развалин – более трех тысяч лет, – рассказывал мне Паблито. Было непонятно, почему они оказались под водой, но, по мнению антропологов, произошло извержение вулкана, отчего уровень воды в озере кардинально изменился.
Потом приехали другие специалисты, на этот раз из Соединенных Штатов и Европы, а скоро в каком-то журнале вышла статья, рассказывающая об этой находке. Паблито плохо знал английский, но сумел понять, что имя его отца там не упоминалось, речь шла только об изысканиях ученых. А ведь основная заслуга принадлежала не им, а Пабло. «Это одна из самых крупных находок по цивилизации майя за последние сто лет», – говорилось в статье. По крайней мере это предложение Паблито точно смог прочитать от начала и до конца.
Чтобы защитить руины от разграбления, их местонахождение держалось в секрете. А вскоре после обнаружения пещеры и самого древнего поселения отец Паблито погиб.
– Он нырнул в воду с высокой скалы, – объяснил мне Паблито. – Отец полагал, что знает в озере каждый камень. Кроме того, о который он разбился.
И вот многие годы Паблито искал эти развалины. Он знал примерное место, но озеро было огромное, площадью в сто квадратных километров, и такой глубины, что найти древнее поселение было практически невозможно. Но сегодня это свершилось.
– Я подогнал лодку в тому месту, где никогда не нырял прежде, – сказал Паблито.
Он нырнул и сразу же натолкнулся на поселение майя. Среди развалин он обнаружил еще кое-что – гигантского окуня, которого пытался отыскать с юных лет его отец Пабло, а до него – его дед и прадед.
И вот этот момент настал, но только для Паблито. Он прятался в пещере уже около четырех минут. Время шло на исход, и тут мимо проплыл черный окунь. Бросок – и рыба была повержена.
Паблито хотел подарить свою добычу мне. Потому что я хороший покупатель, даже самый лучший из всех. Была и другая причина, по которой он отказывался брать деньги.
– Я принес вам эту рыбу, чтобы отдать дань вашей настойчивости. Другие бы сдались, так и не научившись плавать, а вы добились своего.
Он распотрошил для меня черного окуня и почистил, а потом я проводила его к лодке.
– В жизни не видела такого большого окуня, – сказала я.
– Но там был еще один, еще больше этого. Они плыли вместе, – сказал Паблито. – В того я не попал, но теперь знаю, где его искать, и обязательно вернусь туда. И уж тогда устрою пир для своей семьи.
Вечером Мария приготовила королевского окуня, второго по величине окуня в озере Ла Пас. А первый, еще не пойманный, звался императорским. Мария сделала надрезы с двух боков рыбины и нашпиговала его смесью из петрушки, эстрагона, чеснока, лука порея, кинзы и чипилина. Открыв бутылку пива, Мария залила его в рот окуню и поставила томиться на пару. К рыбе она приготовила соус чимичурри и кокосовый рис. За ужином гости сказали, что не пробовали в жизни ничего вкуснее. Лучшая еда и, пожалуй, лучшая пора в их жизни.
Тремя днями позднее, разыскивая Марию, я заглянула на кухню. Она стояла возле раковины, разглядывая на стене скелет огромной рыбины – это Луис специально его повесил, чтобы мы подивились.
– Паблито пропал, – сказала Мария.
К ней заходила жена рыбака и все рассказала. Паблито снова отправился к тому месту, где поймал королевского окуня, как раз возле развалин древнего поселения на глубине ста метров. С гарпуном в руках он нырнул на дно, желая отыскать императорского окуня, которого ему не удалось поймать в прошлый раз.
Паблито снова спрятался в пещере. Каждому известно, как долго он может находиться под водой. И вот он стал ждать, что мимо проплывет императорский окунь.
То ли что-то случилось с ремнем, к которому он крепил грузики, чтобы отстегнуть его при всплытии. Например, могла заесть застежка. То ли пальцы его так окоченели, что перестали слушаться. А может быть, воздух в легких был на исходе, и Паблито потерял сознание.
Как бы то ни было, он не смог вынырнуть. Гарпунщики из Эсперансы и Санта-Клары отправились его искать, ориентируясь по оставленной на воде лодке.
Они много раз ныряли, пока наконец не обнаружили тело Паблито, зажатое между накренившимися стелами. В ногах его лежал императорский окунь, насквозь пронзенный гарпуном. Должно быть, охотник и рыба умерли одновременно.
Гарпун рыбаки отдали жене Паблито.
– Буду хранить гарпун, пока Пабло не будет готов, – сказала женщина.
К чему?