Или, например, я. Я хотела убить себя, а потом села на зеленый автобус и попала в Центральную Америку, став владелицей красивейшего отеля на берегу волшебного озера с видом на величественный вулкан. А потом мне ополовинивают мой сад, а сам отель, оказывается, принадлежит совсем другим людям. Можно было бы назвать это страшной трагедией. А на самом деле это просто жизнь.
Райя была права. Ведь никто же не умер. Жизнь продолжается. По крайней мере, до поры до времени. Но и это тоже в порядке вещей.
Мы решили сделать перерыв и собрались на патио: Мария приготовила для нас кувшин охлажденного чая, настоянного на ямайской розе, и блюдо с макарунами. Алиша выбрала розовое. Я принесла цветные карандаши, и вместе с ней мы стали рисовать глиняные фигурки животных, пересмешника, пьющего нектар из цветка тунбергии, облака над вулканом.
Итак, благодаря друзьям в моем половинчатом саду появились десятки новых растений. Розы. Гардении. Жасмин. Эвкалипт. Хельсиния. Стрелиция. Было у меня особое растение, для которого в свое время я выделила отдельный уголок, который теперь оказался на участке Доры и Гаса. Орхидея Доче апостолес, Двенадцать апостолов. Луковица этой орхидеи столь нежная, что пришлось извлекать ее вручную, а потом присыпать ямку, чтобы замаскировать следы кражи. Позаимствовав лопатку у Алиши, мы с Райей высадили орхидею возле водопада.
Под конец дня Мария вышла на улицу полюбоваться проделанной работой и сказала:
– Только красота, приложенная к красоте, красоту умножает. Это как в приготовлении кальдо[183]. Налей в кастрюлю хоть литр, хоть три воды, но вкус всему блюду придает краб.
Через несколько дней на участке Гаса и Доры появилась бригада рабочих и начала выгружать мешки с цементом. Я-то надеялась, что достаточно будет высадить по границе бамбук, но мои бывшие друзья предпочли возвести между нами стену из ужасных шлакобетонных блоков – точно таких, из каких они построили себе дом.
Глядя, как рабочие выкладывают блоки, шлепая между ними лепешки раствора, я подумала, что стена эта похожа на тюремную: высотой в три метра, она тянулась от дороги до самой воды, причем поверх блоков раствором уложили бутылочные осколки. Этот сигнал прекрасно считывали те из местных, кому пришлось проделать долгий путь до границы Мексики со штатом Техас и потерпеть неудачу. Так и здесь: перелезть через такую стену было просто нереально.
Через несколько дней ко мне заглянула Амалия. Увидев эту ужасную стену, она и бровью не повела, так как сама долгое время проживала на «неправильной» стороне Берлинской стены, которая, кстати, потом пала. Так что для Амалии ничего на свете не было безнадежным.
– Сначала мы все это отштукатурим, – сказала она, – а потом распишем.
Вечером, когда Мария собрала посуду после ужина (у нас гостили всего два человека), я сказала, что нам надо поговорить.
Мария, разумеется, знала о разделе земли, но я не стала делиться подробностями – что именно сотворили Гас и Дора Гульдены. Для Марии все обстояло следующим образом: эти двое захватили часть моей земли, а я по какой-то неведомой причине не стала этому противиться.
Когда гости разошлись по комнатам, мы с Марией заварили себе чаю и устроились на террасе.
– Я хотела бы знать, как Лейла относилась к Гасу, которого я потом наняла, и к Доре, – сказала я. – Как ты думаешь, они дружили?
Мария долго молчала, явно подбирая слова. Она не любила наговаривать на людей, не считая одного-единственного постояльца, который раскуривал у себя в комнате сигары, а потом еще пролил на покрывало красное вино.
– Гас сюда частенько наведывался, иногда вместе с женой, – ответила наконец Мария. – А потом они словно испарились.
– Но почему?
– Сеньора никогда мне с Луисом не рассказывала, но мы же не слепые. Сеньоре стало известно, что они ее обкрадывали.
Оказывается, Гас раскрутил Лейлу на покупку очень красивого мрамора, из которого соорудил для нее столешницу. Но однажды, не предупреждая, она занесла подарок ко дню рождения их сына и увидела такой же стол из такого же мрамора. А на нем – антикварный чайный набор из серебра, привезенный ею из Франции. И хрустальный графин под вино, пропавший больше года тому назад.
– Она тогда очень расстроилась, – поведала Мария. – Она ведь хорошо относилась к этой паре, считала их своими друзьями. Ведь если б Дора с Гасом попросили у нее этот мрамор, она бы им сама его подарила.
– А потом оказалось, что они украли не только эти вещи, – продолжила рассказ Мария. – Оказывается, брус и шлакобетон, из которого они построили свой дом, он выписывал за деньги сеньоры. Уж не знаю, что она сказала этому англичанину и его жене, но после этого они перестали приходить в «Йорону». До тех самых пор, пока вы его не наняли.
Теперь мне было ясно, почему Мария с Луисом, по природе будучи очень дружелюбными людьми, все эти годы сторонились Гаса.
– Сеньора очень любила «Йорону», – сказала Мария, – и беспокоилась за ее судьбу после своей смерти. Она обсуждала это и со мной, и с моим мужем, но мы слишком стары для этого. Нужно много сил, чтобы заниматься всем хозяйством одновременно. Да вы и сами это знаете.
Я осмелилась спросить:
– Вам не показалось странным, что Лейла оставила мне «Йорону»?
Мария сказала, что вовсе не была удивлена.
– Когда вы только приехали, она сама говорила мне: «Мне нравится эта женщина».
С Гасом и Дорой Лейла промахнулась, но не перестала доверять собственной интуиции. И за месяц до смерти рассказала Луису и Марии о своих намерениях.
– Мы знали, что она сделает вас хозяйкой, – сообщила мне Мария.
И что же из этого вышло? Я допустила огромную оплошность, позволила, чтобы любимое детище Лейлы оказалось в руках тех самых людей, которые обманули ее когда-то.
– Но, когда я нанимала Гаса для строительных работ, разве вам не хотелось рассказать мне всю правду?
– Это уже не нашего ума дело, – ответила Мария. – Вы тут главная, и вам было решать.
80. Красный фонарь
Шли месяцы, и я уже не так сильно переживала, пусть даже сад мой уменьшился в два раза. Оштукатурив стену, Амалия расписала ее узорами с помощью Кларинды (явно обладавшей художественным талантом) и детишек из мусорного проекта «Пура натура». Вдоль стены Элмер высадил бугенвиллею необычного пурпурного оттенка. Кусты вошли в силу, разрослись и на следующий год заслонили собой всю стену.
Как оказалось, ужаснее всего была даже не эта эпопея с ограблением и предательством, а то, что Дора с Гасом сотворили с садом, за которым так любовно ухаживала сначала Лейла, а потом и я. Когда мы пересаживали растения с их участка, я боялась, что они выкатят нам очередной иск. Да только мои псевдодрузья не очень-то страдали из-за цветов. Скорее всего, они даже не заметили их исчезновения.
С верхней дороги можно было прекрасно разглядеть, что же они там себе построили. Это была почти точная копия их собственного дома. Те же неоштукатуренные шлакобетонные блоки с торчащими наружу лепешками затвердевшего раствора. Крыша – из композитного шифера, а маленькие окна, из которых хоть и открывался волшебный вид на озеро, не пропускали достаточно света.
Спускаясь по лестнице, я видела, что сад был полностью выкорчеван: сейчас рабочие террасировали землю под какую-то сельскохозяйственную культуру, вероятно кофе.
И самое ужасное. Гас с Дорой повесили на мексиканскую сливу фонарь такой яркости, которой хватило бы для освещения целого футбольного поля. Фонарь этот горел всю ночь напролет, и я больше не могла любоваться созвездиями.
И они ввинтили красную лампочку.
81. Вулкан во веки веков
В моей жизни случались такие периоды, когда время словно останавливалось и день, казалось, тянулся бесконечно. Именно такими я вспоминала свои летние месяцы в Покипси, где мы жили с бабушкой. Телевизор не выключался никогда. Сначала шло игровое шоу «Давай заключим сделку», потом – «Голливудские крестики-нолики», «Опасность!», а следом за ними начинались мыльные оперы. Если другие дети отправлялись с родителями на отдых или в лагеря в Нью-Гэмпшире, желая, чтобы лето никогда не кончалось, я считала дни до начала учебного года. Самое тяжелое время для меня было, когда погибли Арло с Ленни: я месяцами валялась в постели в нашей квартирке на Валлехо-стрит, желая заснуть лет на десять и ничего не чувствовать.
С переездом в Эсперансу время начало вести себя совершенно по-другому. Я перестала смотреть на часы и следить за календарем, разве что за днями, когда приедут гости, забронировавшие комнату. В первые месяцы проживания у озера я мало-мальски следила за мировыми новостями, хоть они и доходили до нас с большим опозданием. Но потом я потеряла к ним всякий интерес. Я, конечно, знала имя действующего президента Америки, но за годы дружбы с Гасом больше разбиралась не в политике, а в рейтинге футбольных команд. В остальном же мой мир сузился до границ одной-единственной деревни с ее прекрасным озером, ну а новости я узнавала, встречая знакомых на одной-единственной дороге от пристани к церкви.
С другой стороны, мир вокруг меня расширился до огромных размеров.
Каждый день я слышала речь на многих языках мира, наслаждалась пением птиц, разновидность которых исчислялась десятками. А еще тут рождались дети. Умирали старики. Местные крестьяне собирали урожай. Хозяйки шлепали ладошками, гоняя тесто для тортилий, на домашних ткацких станках сновали челноки. Туники уипиль расшивались разноцветными птичками. Гарольд чистил манго и включал блендер. Райя вязала веселенькие топы. Элмер подметал мощеные дорожки в саду и обрезал кокосовые деревья. Совершались тысячи и тысячи движений для поддержания жизни.
Лодки увозили и привозили пассажиров. По деревенским тропинкам расхаживали хиппи, подбирая щенков и бросая их через три недели, потому что пора было отправляться на очередной фестиваль. Открывался новый туристический сезон, и на деревьях трепетали разноцветные флажки флаеров, возвещающих об открытии какой-нибудь новой школы по борьбе со старением или мастерской по изучению различий воздействия на воду классической музыки против хеви-метал. Академия лишайников приглашала всех на семинар грибной магии, а объявленный Месяц тишины был строго приурочен к лунным циклам. Фредерико, шаман какао, все еще проводил магические ритуалы, но в дополнение к этому у него появился собственный сайт, через который он продавал по всему миру «преображающее какао».