Наконец на патио вышли мои гости из Коннектикута, которые не могли не услышать череду взрывов.
– И как люди живут в таком шумном месте, – проворчала Марта.
Увидев выражение наших лиц, она запнулась и лишь сказала:
– О боже, я так и знала. И зачем мы только сюда приехали.
Никогда я не взбиралась по сотне ступенек так стремительно – без паспорта, без ключей и без телефона.
По пыльной дороге из деревни убегал народ. Бежали женщины с младенцами в слингах из шалей – их детишки постарше не отставали, вцепившись в материнские юбки. «Скорее, скоро всех накроет!» – перекликались мужчины.
Почти ни у кого в деревне не было легковой машины, но имелось несколько грузовиков. Вот они проехали мимо, битком набитые людьми. Потом проехало штук двадцать пикапов. Мелькали знакомые лица – безногого мужчины, местного сумасшедшего. Много стариков. И мэр.
Туристы покидали деревню на своих двоих – девушки в развевающихся юбках и ярких вязаных топах, юноши в йога-шароварах. Многие босиком, а некоторые еще даже навеселе. Кто-то нес барабан, а кто-то – собаку с тремя новорожденными щенками. Одна местная женщина тащила на веревке свинью, но та упиралась, дети верещали, и свинью пришлось бросить.
Некоторые были на тук-туках, парочка местных – на велосипедах, трое гринго (Алехандро, Роберто, Вейд) – на мотоциклах, а одна пожилая француженка – на розовой «Веспе»[207]. Спешила прочь Андромеда в белых одеждах. Следом бежала Амалия в длинном цыганском платье, с разметавшейся по ветру буйной гривой волос: к ней примостилась стайка двух-трехлеток, потерявшая родителей. Над головой пролетел одномоторный самолет какао-шамана Фредерико: самолет набирал высоту, должно быть, только что выехав из ангара и оторвавшись от земли на краю футбольного поля.
От дыма щипало в глазах, но невозможно было не видеть, как на нас несется стремительный поток лавы. На какие-то краткие мгновения он своевольно сдвигался вбок, погребая под собой чье-то кукурузное поле или тиенду. Люди бежали не оглядываясь, а те, кто кидал прощальный взгляд на деревню, видели, как огненная лавина сокрушает все подряд дома. Кто-то крикнул в толпе, что баскетбольного поля уже нет, школы тоже – но учителя успели вывести детей.
И только я никуда не бежала, оставаясь стоять наверху лестницы. Возможно, я не могла поддаться общему безумию хотя бы потому, что рядом со мной неподвижно замерли Мария с Луисом. Мне казалось, земля ходит под ногами, но скорее дело было в массовом бегстве, когда в воздух летели грязь и мелкие камешки.
– Где Элмер? – крикнула в толпу Мария. – Вы не видели моего сына?
Мой взгляд упал на Алишу, которую на протяжении шести лет растила чужая ей женщина по имения Райя. Рядом с Алишей бежал ее брат-близнец Матео. Я увидела пьяную Веронику с початой бутылкой кетцальтеки: женщина шла спотыкаясь, ведомая своими детьми. Какое счастье, что ее старшая дочь Кларинда сейчас в городе на учебе. А вот и Гарольд – спешит в обнимку со своей драгоценной машинкой для эспрессо.
Я видела, как все они бегут мимо с криком и плачем. Стоявшая рядом Мария все выискивала глазами своего Элмера.
И наконец он появился – весь осыпанный пеплом, словно призрак. Он шел гораздо медленней остальных, и было понятно почему. Он нес кого-то на руках. Мирабель. Одна ее рука безжизненно свисала, длинная черная коса раскачивалась в такт шагам ее спасителя.
– Нужно отнести ее в дом, – сказал он, подойдя к нам.
Что было у меня в голове, когда я молча начала спускаться, тогда как все вокруг убегали? Почему я осталась?
Но, разумеется, я знала, почему так поступила. Просто на тот момент мне было все равно, как умереть: от потока ли лавы, от цунами на озере, от дымных паров, от камнепада или от грузовичка, мчавшегося на опасной скорости, чтобы успеть на трансляцию баскетбольного матча.
Я просто хотела остаться в «Йороне» с дорогими мне людьми, и если мир готов обрушиться – так тому и быть.
Странно, но в эти минуты я думала о Томе. Я представляла его доброе лицо, вспоминала, как мне было спокойно в его объятьях. Несмотря ни на что мне хотелось, чтобы сейчас он оказался рядом.
Вулкан продолжал извергаться, а между тем я, Мария, Луис и Элмер с Марией на руках спустились к отелю. Только что мы наблюдали массовый исход практически всего населения Эсперансы, и при этом в «Йороне» царили мир и спокойствие. Мы уложили Мирабель на кровать, и тут я вспомнила:
– А где же ребенок?
– Когда я добрался туда, дом уже был разрушен. Тело бабушки лежало в саду. Сошла лава, и на женщину упало дерево.
Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: бабушку уже не спасти. Поначалу Элмер решил, что Мирабель тоже погибла.
Он нашел ее под пилой: девушка была в полубессознательном состоянии, но дышала. Она успела заползти под пилу, спасаясь от летящих обломков дома, от лавы и пепла. Когда Элмер увидел ее, девушка была в крови и покрыта пеплом.
В момент извержения вулкана Мирабель рожала.
Когда Элмер склонился над ней, она что-то прошептала – возможно, просто бредила. Накануне у нее отошли воды, рядом с ней постоянно находилась бабушка, но потом на нее упало дерево.
Подняв девушку на руки, Элмер понес ее вверх к дороге. Он прошел до деревни целых две мили, а оттуда еще полмили – до отеля. Есть только одно объяснение тому, как он все это осилил. Любовь.
Вчетвером мы столпились возле постели Мирабель в «Комнате кетцаля».
– Я думала, что погибну, – еле слышно прошептала она. – Но не хотела, чтобы мой ребенок оказался погребенным вместе со мной под пилой.
На кромке воды качался бабушкин каюко.
– Озеро казалось таким безмятежным, когда все вокруг охвачено огнем, – прошептала девушка.
Обхватив одной рукой сына, что родился меньше часа назад, Мирабель кое-как доползла до берега. Поцеловав ребенка на прощанье, она положила его в лодку и отвязала цепь. Мирабель надеялась, что ребенка обязательно обнаружат рыбаки и заберут. Оставшись одна и зная, что умрет, она глядела, как лодка медленно дрейфует от берега, качаясь на воде, – и это было единственное место, где можно было спастись от огня.
И все-таки Элмер успел. Мирабель осталась жива. Но без ребенка, я точно знала, ей хотелось умереть.
Казалось невозможным отыскать каюко с драгоценным пассажиром среди такого огромного озера, но только ноги сами привели меня к пристани. Я уставилась вдаль. Ни рыбаков, ни птиц. Никаких, естественно, перевозчиков ланчас. Всех туристов на каяках и след простыл.
Озеро казалось совершенно пустынным. И вдруг метрах в трехстах я увидела одинокую деревянную лодку, и никто не сидел на веслах.
Сколько себя помню, всегда боялась воды. В памяти навеки осталась картинка, как мамин обкуренный бойфренд бросает меня трехлетнюю в бассейн возле мотеля. Никогда не забуду этот язвительный смех и огромное чувство радости, когда меня обхватили руки Дианы и вытащили со дна.
Был еще один бассейн, возле другого мотеля. Добрый Даниэль надел на меня надувные нарукавники и велел не бояться воды, потому что он будет рядом. Но и тогда я цепенела от ужаса. Помню себя и Ленни в Калистоге. Только он и я на всем белом свете. «Плыви, – говорил он. – Я всегда тебя спасу». Но даже находясь рядом с ним, я все равно боялась утонуть.
И вот я стою на берегу огромного озера, над которым все еще извергается вулкан, смотрю, как на подернутой рябью воде качается лодка с младенцем нескольких часов от роду. Когда еще был жив гарпунщик Паблито, я заходила в озеро и даже плавала, но и тогда старалась держаться ближе в берегу.
Я представила, как Ленни бросается на проезжую часть, чтобы закрыть своим телом сына. Вспомнила утренние заплывы Тома, гребки его сильных рук, когда он плыл к берегу, чтобы выпить со мной кофе.
И нырнула в воду.
Кругом, на сотни километров вокруг, была вода, но тело мое вспомнило заученные движения, и я заработала ногами, поплыла кролем, как научил меня Паблито.
«Soy un pez», – подбадривал меня голос Кларинды. Я рыба.
И я плыла, разрезая воду сильными гребками. Вдали еще плевался огнем и дымом вулкан, с боков горы стекала лава, а я продолжала плыть и уже почти добралась до болтавшегося на воде каюко.
А что, если внутри никого нет и ребенок выпал? Или, хуже того, Мирабель в горячечном бреду только привиделось, что она положила младенца в лодку, оттолкнув ее от берега? Она все это придумала для самоуспокоения, и на самом деле ее крошечный сын лежит погребенный под обломками дома, или его унесло неизвестно куда потоком лавы?
Когда я доплыла до каюко, у меня еще оставались силы, чтобы подтянуться и заглянуть внутрь.
Там, где в лучшие времена сидел бы, упокой его душу, дедушка Мирабель, отправившийся ловить крабов, теперь лежал тряпичный сверток размером с буханку хлеба. Из свертка торчали крошечная ручка и черный хохолок.
Я аккуратно забралась внутрь, стараясь не перевернуть лодку. Весла не было, и мне пришлось грести руками, направляя лодку к берегу.
Когда я вылезла на пристань, прижимая к себе младенца, меня уже ждали. Мария. Луис. Элмер. Мирабель.
Она хотела назвать его Элмером, в честь своего спасителя, но Элмер лишь покачал головой. Мальчику дали имя Моисей.
98. Спасительная стена
Мария сказала, что сам Господь спас ребенка. Господь направил Элмера к истекающей кровью Мирабель и помог ему донести девушку до «Йороны». Мария была уверена, что Господь был рядом, помогая мне благополучно доплыть до лодки с Моисеем, который отныне ее nieto, внук. Неважно, кто отец. Ведь растить мальчика будут Элмер и Мирабель.
Столько домов и тиенд были разрушены в результате извержения вулкана, а вот нашу «Йорону» Господь уберег.
Потоки лавы и пепла обошли нас стороной. Мой сад, вернее уж теперь его половина, остался цел и невредим, что вообще удивительно, учитывая, что случилось с другой половиной участка, превращенного Дорой и Гасом в питомник, а также с их домом из шлакобетона. Лава уничтожила и то и другое, а «Йорону» спасла стена, о возведении которой я так сокрушалась.