Примерно тогда же на руке Хантера появился странный перстень. Он утверждал, будто это подарок некого ювелира. Гейл не придал ему значения: в том же Соле королю преподнесли немало даров. Но с тех пор брат его никогда не снимал.
Глаза отыскали тусклый огонек свечи в окне. Она не спала. Интересно, о чем думала? Хотя и так понятно.
– Правда – как горькое лекарство, – мрачно пробормотал герцог и отвел взгляд. – Пришла пора его выпить. Я могу сколько угодно прикрываться родством, клятвой верности, долгом, но это ничего не изменит. Хантер действительно изменился. Он давно отдалился от меня, перестал чем-либо делиться. Наверняка порадовался, что я больше не пользуюсь титулом его высочества. Он вечно занят собой, а до других ему нет никакого дела. Те же певицы… Не понимаю, как можно быть таким жестоким!
От событий давнего прошлого мысли его перетекли к происшествиям последних дней – пропаже книг.
Передумав ложиться спать, Гейл принялся мерить шагами просеку.
Ритуал.
Зловещее слово повисло в воздухе.
Шесть жертв.
Герцог никогда не рассматривал все с позиции магии, а следовало бы! Вот до чего доводит самоуверенность! Гейл полагал, что чернокнижие в Энии давно истреблено, за что и поплатился.
– Гексагон. – Он нарисовал носком ботинка шестиугольник. – Равновесие, стабильность, сила. Обычно говорят о пентаграмме, но с ее помощью вызывают темные силы. Гексагон же их собирает, аккумулирует в центре. Вдобавок его можно начертить иначе, вот так.
Гейл стер прежний рисунок и вывел новый – шестиконечную звезду.
– Вот так все гораздо хуже. Если убийца выкрал тела жертв, если в каждой была хоть капля магии, он способен призвать демона, а то и самого Темного.
Герцог в волнении потер ладонями лоб. Ему требовалась Ирен, самому ему не справиться. Пусть Гейл прилежно изучил трактаты о магии, девушка обладала не теоретическими, а практическими знаниями, видела то, что не видел он. Вдобавок существовали секреты, которые не доверили бумаге.
Эх, жаль с похищенных книг не сняли копии! Тогда бы… Но чего нет, того нет.
Неведомый враг ловко обвел Гейла вокруг пальца. Не хорошенькой ведьмы из охотничьего домика следовало опасаться!
Сделав пару глубоких вздохов, Гейл зафиксировал в сознании мысль о ритуале и убрал ее в дальний ящик. Он мог строить какие угодно догадки, но без фактов они останутся на уровне домыслов.
– Начни с самого простого – проверь слова Ирен. Ты знаешь, что король был в замке, запонка тому свидетельство. Выясни, с какой целью. Полагаю, Эдисон Миштон не откажется с тобой поболтать. Уж он-то в курсе!
Мысль о том, что собственный брат доверял ему меньше, чем какому-то провинциальному чиновнику, больно кольнула. Выходит, Хантеру было что скрывать. А то, что он скрывал это от Гейла, свидетельствовало о преступности его деяний. Герцог всегда отличался честностью и тягой к справедливости – не поэтому ли в тот день его услали прочь от Соля?
Гейл сжал виски. Голова раскалывалась. Вот бы Ирен прогнала проклятую мигрень, как прежде! Обвила ладонями его голову, нашептала слова заклинания, согрела даром. Он бы уснул на ее коленях. Там, в Охотничьем домике, где не существовало двуличия и дворцовых интриг. С утра они бы позавтракали. Гейл показал бы ей лес. О, он любил этот лес, исследовал чуть ли не каждый уголок! Они бы лакомились дикой малиной, обсуждали травы – тут бы Гейлу нашлось чему поучиться у Ирен. Сладкие мечты! Ничего этого не будет, все – химера, дым.
– Нельзя никому верить на слово, – в продолжение собственных мыслей озвучил герцог избитую истину. – Да и верить вообще. Порой даже самому себе. Я пытаюсь быть беспристрастным, а думаю о ней.
В последний раз окинув взором ночное небо, Гейл бесшумно вернулся в охотничий домик. Подниматься наверх, скрипеть половицами не стал, скромно устроился на ночлег в общем зале. Диван или кушетка – большего не надо. Гейл собирался уехать с рассветом, а неудобное ложе – лучший противник крепкого долгого сна.
Разомкнув веки, Ирен не сразу поняла, где она. Размяв затекшее тело, – почти всю ночь девушка провела в кресле, в ожидании ареста, она подслеповато огляделась. При утреннем свете спальня показалась милой, гораздо симпатичнее порой аляповатых, пафосных дворцовых покоев. Деревянные панели, небольшой камин, одинокая картина с лесным пейзажем, пара кресел, прикроватный столик, собственно постель под тяжелым пологом – ничего лишнего. За ширмой притаилась ванна. Вчера Ирен от нее отказалась, а сегодня с удовольствием бы погрузилась в горячую воду. Она продрогла: камин догорел. Хотя, может, дело вовсе не в нем, а в расшатанных нервах?
Вчерашний день казался дурным сном, но Ирен не позволила иллюзиям завладеть своим разумом. Она сказала то, что сказала.
– Он пожалел меня.
Полная легкой грусти улыбка тронула ее губы.
Ирен поднялась с кресла и тут заметила на столике что-то темное. Подойдя ближе, она в недоумении уставилась на бархатную маску Гейла. Под ней обнаружилась короткая записка: «Я уехал восстановить справедливость».
Девушка в задумчивости поднесла маску к лицу, приложила. Она все еще пахла Гейлом, хранила толику его тепла. Шершавая снаружи, гладкая внутри. Сколько лет он за ней прятался? А теперь снял, оставил ей. Выходит, герцог заходил утром, когда она заснула.
Справедливость.
Девушка завязала ленты маски. Она была ей велика и спадала на глаза.
Чью сторону он примет?
Глупый вопрос, конечно, своего брата! Но не Гейл ли говорил, что устал от бесконечного долга?
– Брось, он не для тебя.
Ирен сняла маску и бережно убрала за корсаж, поближе к сердцу.
– Что между вами общего? – продолжала вслух рассуждать она, пользуясь редкими моментами одиночества, когда могла быть откровенна с собой. Во дворце везде глаза и уши, тут – только лес. – Ты – ведьма, несостоявшаяся убийца, заноза для рода Авелонов. Он – брат короля, герцог, действующий наследник престола, Верховный инквизитор.
И все же ее тянуло к нему. Ирен поймала себя на мысли, что хотела бы вновь ощутить вкус его поцелуя. Позволят ли ей это в качестве последнего желания?
Она не солгала вчера, когда назвала его красивым. Несмотря на юный возраст, Ирен рано поняла, что за смазливой внешностью порой кроется уродство. Однако Гейл умудрялся сочетать прекрасную душу с не менее прекрасным лицом. Все видели только его шрамы, не обращали внимания на идеальной формы нос, точеный подбородок, чувственные губы… Ох, о губах лучше не думать!
– Глупая девчонка! – Ирен опустилась на кровать и, дернув за ленту, распустила волосы. – Ты кончила так, как кончают все женщины. Приехала отомстить, влюбилась и погибла.
Осмотр колена показал, что опухоль постепенно спадала. Ирен сама это чувствовала: движения давались с меньшей болью, чем прежде. Еще пара дней, и припухлость исчезнет. Другой вопрос, есть ли у нее в запасе эта пара дней.
Однако требовалось себя чем-то занять. Не сидеть же сиднем в ожидании торжества справедливости, не важно, королевской или божьей. О побеге Ирен даже не помышляла. Какой в нем прок? Если Гейл примет ее сторону, потребуются ее показания. Если нет, объединившись с Тайным сыском и армией, служащие инквизиции найдут ее даже в глотке Темного. И она надумала вышивать. Кропотливое занятие успокоит нервы, заодно поможет скоротать многие часы. А начнет Ирен, пожалуй, с монограммы «ГА» – надо же что-то подарить на память Верховному инквизитору? Пусть сам решит, какие воспоминания навеет этот платок.
– Ваша светлость!
Тюремщик торопливо посторонился, пропуская Гейла. Судя по бегающему, растерянному взгляду, его тут не ждали. Еще бы, особам королевской крови в столь ранний час полагалось спать, а не навещать узников.
– Мне нужен тьес Миштон, – на ходу распорядился герцог. – И комната, где мы могли бы побеседовать с глазу на глаз. Никакого конвоя, я справлюсь сам.
Бушевавшие ночью эмоции улеглись, и утром Гейл начал претворять свой план в действие. Убедившись, что Ирен не сбежала, чего он втайне опасался, герцог поспешил в столицу, однако не во дворец, а прямиком в тюрьму инквизиции.
Давненько он не захаживал к узникам!
– Послушай, – все так же, не глядя на следовавшего за ним тенью провожатого, осведомился Гейл, – по-моему, прежде заключенных было больше.
– Совершенно верно, ваша светлость, мрут. О, – бросив короткий взгляд на одну из камер, равнодушно констатировал тюремщик, – еще одну выбрасывать пора. Преставилась, старая ведьма!
Обернувшись, герцог увидел недвижную женщину на полу. Она показалась ему знакомой. Ну конечно, та самая старуха из Соля! Но ее доставили сюда бодрой и крепкой, к тому же герцог не чувствовал дара, а ведь тот сохранился бы в Розе даже после смерти.
– Погоди!
Он взмахом руки удержал провожатого, гремевшего ключами от камеры Эдисона, и вплотную приблизился к решетке. Гейла тут же накрыло удушливой волной. От неожиданности он отпрянул от камеры, но затем вновь приблизился, опустившись на корточки, вгляделся в лицо Розы.
– Воняет, ваша светлость, но что поделаешь! – оправдывался тюремщик, но Гейл его не слышал.
Он сосредоточился на собственных ощущениях, на подсказках, которые давал ему дар.
– Ее пытали. – Герцог говорил сам с собой, практически бесшумно шевелил губами. – И не только физически. Кто-то пытался проникнуть в ее сознание, а потом иссушили. Дар забирали несколько раз, понемногу. Последний стал смертельным.
Выпрямившись, Гейл шумно втянул носом воздух. Ему не нравились сделанные выводы. И если пытки, различные виды воздействия производились в рамках закона, то забрать силу мог только тот, кто давно за них вышел. Черная магия. За такое убивали на месте. И она творилась в самом центре королевства!
Поборов искушение прямо здесь и сейчас выяснить, кто занимался погибшей ведьмой, просмотреть протоколы ее допросов, Гейл развернулся к камере Эдисона. Все нужно делать последовательно: сначала разобраться, почему начальник Тайного сыска оговорил Ирен, выяснить подробности гибели графа Дориана и его домочадцев, а лишь затем заняться Розой.