И тут Мотя вспомнил о бромиде.
– Мам, ты пузырек с желтыми таблетками в ящике не видела?
– Да, – по лицу Лидии Родионовны прошла тень, будто ей напомнили о чем-то неприятном, – видела. Я все хотела спросить, сынок, что это за таблетки?
– Успокоительные. А где они?
– И давно ты пьешь успокоительное? – проигнорировала вопрос матушка. Смотрела на сына как на бомбу с часовым механизмом.
– Да нет, только когда кобыла околела и конюшня сгорела, – сострил Мотя. – Твои любимые соседи задрали. По утрам разучивают музыкальные произведения крупной формы. А почему ты спрашиваешь?
– Сынок, я узнала очень неприятные вещи об этих таблетках, – скорбно прошептала маменька. – Григорий Иванович сказал, половое возбуждение они тоже тормозят. И могут даже снизить потенцию. Не до такой же степени тебе соседи спать мешают, правда?
Обескураженный, Матвей пытался совладать с лицом:
– Снижают потенцию?
– Сынок, я тебя умоляю, не пей эту гадость, зачем они тебе? Я о внуках мечтаю, а ты… – Лидия прибегла к проверенному средству – слезам.
– Мам, мам, – Мотя неуклюже обнял матушку, – не плачь, ну не плачь. Не пью я их.
От слез матушки, а еще больше от ее слов у Моти в голове запустился сложный механизм – воспоминание о том, что предшествовало появлению этих таблеток в его доме.
Ну конечно! В аптеке, куда он заглянул накануне вечеринки с совершенно конкретной целью, за презервативами, Августа покупала бромид – успокоительное, снижающее половое возбуждение. Интересно, зачем оно ей понадобилось?
Хм…
– Правда не пьешь? – вывел Матвея из задумчивости голос матери.
– Да я всего несколько штук принял… Только когда выспаться хотел. Она из своего брата делает Рихтера. Вон, слышишь? – Мотя поднял указательный палец. – Слышишь? Достала уже. А еще врач. Бедный парень, как он ее переносит?
Проявлявшая до этого мгновения все признаки спешки, Лидия Родионовна плавно опустилась на стул:
– Врач?! Ава врач?
– Да.
– Так это она тебе скорую вызвала?
– Она.
– Значит, вы знакомы… И как она тебе?
Матвея всегда поражала способность матушки не замечать главного, но раздувать мелочи. Он дернул кадыком:
– Красивая.
– Я же говорила, – возликовала Лидия, – вот какая жена тебе нужна!
– Браки совершаются на небесах, – блеснул эрудицией Матвей.
От внезапного озарения Лидия Родионовна порозовела:
– Сынок, что ж ты теряешься? Если вы уже знакомы, сходи попроси перенести занятия музыкой на другое время, скажи, что у тебя отпуск, – по-хорошему поговори. Вот увидишь, она войдет в твое положение.
– Как же, войдет она, – буркнул Мотя, – говорил уже. Сказала, что я ей мешаю намного больше.
Настроение у Лидии Родионовны моментально изменилось.
– Ты опять за старое? – всплеснула она руками. – Опять на весь дом врубаешь эти свои хали-гали?
– Мам, – стушевался Мотя, – ну не волнуйся ты так. Ничего страшного, немного пошумел. Уеду на семь месяцев – отдохнут.
– Да ты хотя бы извинился перед ней?
– Как-нибудь все само утрясется, – уклонился от ответа Мотя. Извинения ничего не значили для соседки, так что единственное, что осталось, – положиться на судьбу.
– На Бога надейся, а сам не плошай! – прикрикнула мать. – Ты хоть что-нибудь делай, а? Нельзя же, как Емеля, сидеть на печи и ждать, когда тебя посетит с визитом принцесса в изгнании и предложит себя в жены.
Матвей вздохнул: печальная правда состояла в том, что к нему прилипали сами только такие, как нудистка. Других нужно было чем-то уд ерживать – тут матушка права. Но чем? Чем?! Ему же категорически нечего предложить серьезным девушкам!
– Мам, не грузи меня, пусть все идет своим чередом. В конце концов, отпуск у меня еще не закончился.
Лидия Родионовна взглянула на ручные часики и спохватилась.
– Так. Вечером зайду, поговорим об этом, – забыв, что собиралась на дачу, пригрозила она и умчалась на работу.
… А ведь как все красиво вышло! Эх! Если бы не случилось этого грабежа, его стоило бы придумать – отличная, блестящая идея, если, конечно, забыть о помятом бампере.
В своем воображении Мотя пошел гораздо дальше: представлял, как отбивает Августу у насильника, а еще лучше – у похитителей…
Этой ценной мыслью он – святая простота – поделился с Витасиком.
Шутихин глушил коньяк и закусывал остатками прежней роскоши – икрой и заливным языком.
Вместо того чтобы порадоваться за друга, проныра Шутихин так и норовил принизить чудесное обретение кошелька соседкой, но, услышав о похитителях и насильниках, внезапно идею поддержал:
– У меня есть связи в криминальных кругах, могу устроить.
– Ништяк, – резвился Мотя, – умыкнут девушку, а я типа спасу.
– Если ты серьезно – берусь все исполнить в лучшем виде.
Где-то в районе солнечного сплетения Матвей почувствовал холодок: вот так и скатываются в бездну порока – под шуточки друзей на собственных кухнях.
– Ты что, шуток не понимаешь? – поспешил откреститься от собственных фантазий Степура.
– Проехали. Как твоя тачка? – сменил тему порядком захмелевший Витасик. – Сильно пострадала?
– Бампер пришлось менять.
Известие о бампере навело Витасика на следующую ценную мысль.
– Помяни мое слово: это только начало, – тоном мэтра изрек он, – дальше будет все хуже и хуже, потому что какое начало, такое и скончало.
Мотя не выносил, когда говорили под руку.
– Ты, случайно, гороскопы в свободное время не составляешь, Витася?
– Нет, я по руке гадаю, – огрызнулся тот. – У тебя линия ума короче линии жизни. Это о чем говорит?
– О чем?
– О том, что ты, старичок, из ума выжил. Не твоя это девушка, забудь о ней. Докторше нужен настоящий мужик.
– Настоящий – это от которого постоянно несет перегаром, так, что ли? – взъелся Мотя.
На пассаж с перегаром Витасик обиделся:
– Почему всегда все лучшее – тебе?
– Да вовсе не все и не всегда, – сдал назад Мотя.
– Все и всегда, – неожиданно закапризничал Шутихин.
Матвей еще не верил, что эти капризы – предвестники ссоры.
– Витася, что за наезд? Ну и сказал бы мне тогда, в восьмом классе, что тебе нравится Ритка. Или сейчас – про Таньку. Почему молчал-то?
– Хорошо, – Витасик преобразился, – хорошо. Я скажу: мне нравится твоя соседка. Нет, не то: я влюбился и хочу, чтобы ты сошел с дистанции. Доходчиво объяснил?
– Алаверды. Почему я?
– Потому что ты ей не нравишься.
– Откуда дровишки? – вскинулся Мотя.
– Интуиция.
В глубине души Мотя был согласен с интуицией Витасика, но признаваться в этом не собирался.
– Если я ей не нравлюсь, чего тогда ты дергаешься?
На самом деле у Витасика была причина нервничать: внутри себя Мотя уже все решил. Он не отступится, он покорит высоту. И это не прихоть, не каприз, не причуда изощренного ума – это голос свыше, судьба.
– Она не сможет ничего решить, если ты будешь виться рядом.
– Я не сойду с лыжни, – рассматривая клетки на тапках, тихо, но твердо объявил о своем решении Мотя.
– Это твое последнее слово?
– Последнее. Я женюсь на Августе.
Витасик в характерном жесте положил правую руку на сгиб левой:
– А вот это ты видел?
Больше ничего сказано не было.
Грохнув дверью так, что под обоями тонкой струйкой посыпался песок, Витасик отбыл, а Матвею понадобилось время, чтобы прийти в себя.
Господи ты боже мой, что с ними происходит? Двадцать лет дружбы псу под хвост. Из-за чего? Из-за бледной тени love story, которая маячит на горизонте, как парус в тумане? Бред какой-то! Может, у них с соседкой ничего не сложится, а он уже пожертвовал другом, сексом, бампером и даже аппендицитом, если на то пошло.
Все-таки смотреть фильм одному не так уж и приятно. Клево, когда в компании. Особенно если вы на пару запиваете попкорн соком и перебрасываетесь замечаниями по поводу происходящего на экране – в точности так, как они с Матвеем смотрели «Карты, деньги, два ствола».
Положа руку на сердце, Данька немного запутался в бандах и не понял, кому в итоге достались коллекционные ружья, а Матвей все объяснил. Клево!
Ну и ладно. Один так один.
«Счастливое число Слевина» – диск, который дал посмотреть Матвей, – уже загрузился, когда в дверь позвонили.
Данька никого не ждал: близнецы Левчик с Санькой на данный момент были отправлены в ссылку на дачу, а Петька грел бока на одном из песчаных пляжей Крыма.
Кто бы это мог быть?
Искривленный линзами дверного глазка, за дверью маячил незнакомец.
До судорог запуганный Августой криминальными сводками, Данька несколько секунд разглядывал интригующую физиономию, прежде чем спросил баском:
– Кто?
– А мне бы Августу Михайловну, – раздался приглушенный голос.
Что такое? Поклонник?
Данька чуть не поддался искушению открыть дверь. Вовремя вспомнил о разгуливающих по городу насильниках детей и воздержался впускать посетителя, но не отказал себе в удовольствии устроить допрос с пристрастием:
– А зачем?
– По делу, – сообщил подозрительный тип, причем Даньке показалось, что он опасливо косится на дверь соседней квартиры номер 22.
– По какому?
– По личному.
– По какому еще личному? – стебался Данька, но тип заподозрил, что его морочат, и обломал юмориста:
– Так Августа Михайловна дома или нет?
В дисководе ожидало просмотра и призывно манило «Счастливое число Слевина», да и стеб через дверь утратил вкус новизны.
– На работе! – выкрикнул Данька, но от глазка оторвался, только когда тип отчалил в лифте. – Носит всяких идиотов, – проворчал Даниил, направляясь на кухню за чипсами.
Сначала был коньяк – наплевав на этикет, начинал Витасик всегда с благородных напитков.
Сдав сюжет к выпуску, он с несколькими коллегами опрокинул по стопарику.
Потом у кого-то из операторов нашлась початая бутылка вискаря. Затем стихийно возникшая компания распалась, и дальше Витасик поплыл по жизни один.