– Пошла в машину. Быстро. – Бовбель железными пальцами схватил Августу за плечо.
– Константин, – удивляясь собственному хладнокровию, произнесла Августа, – зачем вам неприятности? Я же на своей территории – это мой двор, тут все меня знают, стоит мне открыть рот, и здесь моментально будет милиция. Полиция, – исправилась Ава, в подтверждение переложила пакеты в одну руку и помахала старушкам, оккупировавшим скамейку.
– Здравствуй, здравствуй, Августа Михална! – вразнобой закивали те.
Повернувшись к психопату спиной, Ава устремилась к подъезду.
– Тварь, – услышала она хриплый голос и в то же мгновение вскрикнула от боли – в спину вонзились тысячи игл, к ногам, пугая ассоциацией с кровью, посыпались багровые лепестки.
Розы – поняла Августа. Психопат употребил цветы как оружие мести.
– Псих, – процедила она.
– Августа Михална, – всполошились старушки, – милицию, милицию надо. Полицию! У кого мобильный есть?
– Не надо милицию и полицию тоже не надо, – остановила самаритянок Августа, – врач на больных не обижается.
… В лифте Августа еще крепилась, глотала слезы, но, попав домой, закрылась в ванной и отчаянно разрыдалась.
Несчастная, никому не нужная неудачница, вековуха – легкая добыча для психопатов и маньяков – вот кто она такая.
Все ужасно, ужасно.
Скинув блузку, Августа зарыдала еще горше: шипы превратили легкую ткань в решето.
Спину было не так жалко, как блузку.
Кое-как обработав ранки перекисью, Ава осторожно надела халат, глотнула валерьянки, понемногу успокоилась и направилась в детскую.
Странно, но за это время Данька никак не проявился – обычно брат выскакивал из своего закутка и совал нос в пакеты.
Оглядев его пустую комнату с раскиданными вещами, Августа с нарастающим беспокойством прислушалась к соседней квартире. Квартира номер 22 не подавала признаков жизни. С непонятной настойчивостью Августа увязывала отсутствие брата с отсутствием соседа. Куда они подевались?
Неужели? Неужели сосед сдержал обещание и сейчас дает Даньке уроки вождения?
Она им, паршивцам, преподаст урок. Убьет обоих, век будут помнить.
Уже зажглись фонари, уже старушек на скамейке сменила стайка молодежи, а Даньки все не было.
Тщетно прождав брата больше часа, Августа забеспокоилась по-настоящему.
Воображение услужливо подсовывало душераздирающие подробности дорожных происшествий. Кому, как не врачу, знать: жизнь – опасная штука.
Закончилось тем, что она, шипя от боли как кошка, влезла в футболку и джинсы и спустилась во двор.
Все места тусовок дворовой шпаны были ей известны, но возникало одно но.
Если покинуть пост у подъезда, то можно разминуться с Данькой и проститься с радостью справедливого возмездия – по закону подлости брат в этот момент как раз и прошмыгнет домой. А потом будет с пеной у рта доказывать, что он давным-давно пришел, вплоть до того, что вообще никуда не уходил.
Подъехавшая светлая иномарка поставила точку в метаниях Августы.
Машина припарковалась в конце дорожки, ведущей к подъезду, прямо под фонарем.
Из иномарки друг за другом нарисовались сначала Данька, потом Матвей собственной персоной.
Августа хотела сорваться навстречу, но заставила себя остаться на месте и теперь подбирала выражения поточнее: кровопийца и змееныш показались ей подходящими случаю.
Змееныш двигался бочком, прикрывая ладонью щеку, и Ава не сразу разглядела устрашающих размеров пластырь на физиономии.
Перевела взгляд на кровопийцу соседа и не удержалась от возгласа: на ненавистной физии тоже красовался пластырь. Более того – на том же месте, что у Даньки. Прямо Кастор и Полидевк.
Ну надо же! Кто-то сделал то, о чем мечтала Ава со дня появления соседа за стеной: засветил ему под глаз!
Брата Августа встретила шипением:
– Быстро домой. – Рука так и чесалась влепить подзатыльник шпаненку, но Августа приберегла силы для растлителя малолетних.
– И где вас носило?
– Дома поговорим. – Невероятно, но Матвею удалось одним взглядом укротить разъяренную Августу – что-то было в этом взгляде, что убеждало без слов.
Гнев застрял у Авы в горле, она с покорностью потрусила следом за соседом.
В лифте молчание стало невыносимым, оба старались не встречаться взглядами, и к пятому этажу воздух в тесном пространстве наэлектризовался до предела.
Августе стало нечем дышать, на площадку она вывалилась раскрасневшаяся и возбужденная, и что интересно: Данькино предательство уже не выглядело таким вероломным, а пластырь на скуле показался чем-то вроде зеленки на коленке.
Но порядок есть порядок. Как старшая сестра, она обязана прояснить происхождение пластыря.
– Ну и где же вас носило? – Оказавшись в собственной прихожей, Августа обрела голос.
– Мы ездили в травмпункт, – порадовал Матвей.
Краем глаза Августа увидела промелькнувшего Даньку – он смылся в свою комнату, предоставив новообретенному заступнику право объясняться с сестрой.
– Зачем? – Августа уставилась на соседа. Если это способ уйти от наказания, то вы оба пожалеете об этом, говорил ее взгляд.
– Даньку избил отец одноклассницы, и я возил его снимать побои.
Если бы Матвей сказал, что он доверил Даньке руль и они врезались в столб, в продуктовую палатку, в остановку или еще во что-нибудь, Августа бы знала, как себя вести, но к подобной новости она готова не была и действовала инстинктивно – рванула в детскую.
В комнате брата горел ночник. Сложив руки на груди, Данька спал, не раздеваясь и не расстелив постель, прямо на покрывале – привычка, за которую много раз подвергался остракизму.
Этот внезапный сон выглядел крайне подозрительным. Августа не помнила случая, чтобы брат заснул голодным и так мгновенно.
Ава прислушалась к дыханию брата – оно было поверхностным и свистящим.
Всякий раз, когда Августа смотрела на спящего Даньку, у нее возникало желание прижаться к нему лицом. На этот раз тайное желание прорвалось наружу: Августа присела и зарылась в рассыпанные по подушке Данькины волосы. Они пахли… курицей. Точнее – куриным пером. Почему-то Данька с самого рождения источал именно этот запах.
Ава открыла глаза, рассматривая брата.
Отцовский лоб (черт бы побрал этого папашу, везде успел), надбровные дуги с еще по-детски редкими бровями. Пластырь. Покраснение и гиперемию никакой пластырь не мог скрыть.
Какая же скотина посмела поднять руку на ее брата?
У Августы защипало в носу от бессилия и горечи.
Вопросы выстроились в очередь, разрывали черепную коробку и ждали ответа. Пора прижать к стенке этого лжесвидетеля, кровопийцу и растлителя.
Смахнув слезы, Августа осторожно поднялась и вышла из детской.
За то время, что Ава отсутствовала, сосед передислоцировался на кухню и успел освоиться: с умиротворенным видом прихлебывал чай из желтой чашки хозяйки.
В воздухе плавал аромат бергамота – вот гад! Самый дорогой чай выискал.
Метнув в соседа колючий взгляд, Августа в полном молчании налила себе чаю и устроилась напротив.
– Ничего, что я так – по-свойски, – осведомился нахал.
– Проехали. Так что случилось с Данькой?
Нахал не спешил докладывать оперативную обстановку, сделал еще один глоток, насладился вкусом и ароматом бергамота и только потом соизволил ответить:
– Говорит, бросил камешек и попал в лицо Светке – однокласснице.
– Маслаковой, что ли?
– Кажется, да. И вроде бы рассек ей щеку. За это Светкин отец заманил Даньку за гаражи и избил. – Матвей подвинул справку с освидетельствованием и наблюдал, как сгущается цвет, как собирается гроза в серых глазах, бегающих по документу.
– Мразь, тварь, гнида! – рычала во время чтения Августа.
Листок дрожал в ее руке.
– По-моему, надо подавать на него в суд, – осторожно предложил Матвей.
Августа прищурилась:
– Ты знаешь, сколько это будет стоить?
– Я дам тебе денег. Выиграешь процесс – вернешь, – быстро добавил Мотя, поежившись под прицелом расширенных черных зрачков.
На кухне воцарилось гробовое молчание.
Механические ходики с гирями громко отстукивали время. Матвей поднял голову: ничего себе – первый час.
– А если не выиграю? – наконец отозвалась Августа.
– Как это – не выиграешь? Обязательно выиграешь!
– Ты-то откуда знаешь?
– У любого спроси, что будет, если избить чужого ребенка. А для верности мы Витасика с телевидением подключим, придадим, так сказать, резонанс делу.
Августа задумчиво молчала.
За четыре года их с Данькой совместного проживания (неудачной попытки симбиоза) это был первый случай, когда кто-то предложил добровольную помощь.
И это был первый случай за всю ее жизнь, когда помощь предложил мужчина.
– Откуда такое благородство? – Неисправимый скептик в душе Августы отказывался верить в благие намерения. Наверняка этот прохиндей потребует что-то взамен. Что-нибудь из репертуара Бовбеля.
– Зачем ты так? Никакое это не благородство. Понятно же, что выходка папаши не должна остаться безнаказанной.
– Н-да уж, выходка, – с выражением произнесла Ава. – Не знаю, что тебе ответить. Я должна подумать.
– О чем?
– Обо всем. Может быть, до суда дело даже не дойдет. Возможно такое развитие событий: мы… – Августа вспыхнула и разозлилась на себя, – я показываю этому уроду справку, и он дает отступные.
– Не думаю, что этот тип согласится все решить без суда – выглядит он очень воинственным. Не исключено, что срок мотал. Я на таких насмотрелся у нас в артели.
– Где?
– В артели. Я работаю в старательской артели.
– Понятно.
– Что тебе понятно?
– Понятно, что ты работаешь в старательской артели, – с сарказмом произнесла Ава. «Понятно, почему ты трахаешь все живое», – читалось в подтексте.
– Хочешь сказать, это не самый главный мой недостаток? – проявил сверхъестественную сообразительность Матвей.
– Какая разница, что я хочу сказать? Или ты не выносишь, когда о тебе не говорят хотя бы пять минут?