– Нет, почему? – добродушно возразил Мотя. – Центропупией не страдаю. Просто почему-то последнее время приходится защищать территорию.
– А сейчас? Сейчас что ты защищаешь? Территория ведь не твоя?
– Сам удивляюсь, – честно признался Мотя, – наверное, есть какой-то скрытый смысл в этом.
– Открылась тяга к миссионерству?
– Если это тяга к миссионерству, то почему такая избирательная? Заметь: никому другому я не предлагаю взять на себя судебные издержки.
– Нам выпала большая честь.
– Или это мне выпала честь? – тихо спросил Мотя и накрыл ладонью руку Августы.
Узкая рука с тонким запястьем застыла и не шевелилась, лицо Августы напряглось, скулы заострились, глаза заметались.
– Пойдем, я дам тебе на адвоката.
– Давай завтра.
– Нет, давай прямо сейчас, – заартачился Мотя.
Не очень понимая, что ее заставляет, Августа все же поднялась и последовала за соседом.
В мыслях у Авы воцарился хаос.
Вдруг сосед наелся шоколада и уровень гормона серотонина в его крови поднялся, пронеслась сумасшедшая мысль. Сначала поднимется уровень гормона, а потом кое-что другое… Нет, это ни на что не похоже. Это не сосед, это она – примитивная озабоченная особь.
– Чай будешь? – оглянулся на нее Матвей.
– Нет, уже поздно.
– У меня хорошие конфеты, – соблазнял он.
– Ну тогда наливай.
– Вы давно одни с братом? – пытаясь избавиться от неловкости, поинтересовался Матвей. Он поставил перед Августой чашку с кипятком и опустил пакетик.
– Четыре года, – нехотя отозвалась Ава.
– И как?
– Все хорошо, – соврала она.
Конфеты и впрямь были отличные. Августа не удержалась и съела три «мишки на севере» – она не помнила, когда ела их в последний раз.
Слова оказались ненадежным прикрытием, напряжение росло.
– Да! – спохватился Матвей. – Деньги на адвоката.
Он вышел из кухни, Ава быстро развернула и сунула в рот еще одну конфету.
Матвей вернулся и положил на стол конверт:
– Вот, возьми.
Практически не разжевав конфету, Ава проглотила ее. Пальцы судорожно смяли горку фантиков.
– Слушай, давай я сначала поговорю с отцом Светкиным, а потом решим насчет адвоката.
– Ну, как знаешь, – не стал настаивать Матвей.
– Спасибо за чай. Я пошла. – Ава поднялась.
Пальцы Матвея обвились вокруг тонкого запястья.
– Может, еще чаю?
– Нет, мне действительно пора. – Августа высвободила руку и задом отступила – боялась себя, боялась повернуться к Матвею спиной.
– У тебя есть друг? – внезапно спросил Мотя.
– Друг? – Соседка казалась удивленной.
– Разве у тебя нет друга?
Августа во все глаза смотрела на соседа: в нем произошли разительные перемены. Брови хмурились, челюсть затвердела, от фигуры исходили опасные токи.
– У меня есть друг. – Августа была уже в коридоре.
– У вас с ним серьезно? – Мотя нагнал ее.
– У нас дружба. Дружба – это всегда серьезно, – продолжала пятиться к выходу Ава.
– Я не хочу с тобой дружить, – неожиданно заявил Матвей глухим, срывающимся голосом.
– Не дружи. – Спасительная дверь была уже совсем близко.
– А что мне с тобой делать? – совсем тихо спросил Матвей и коснулся пальцами пунцовой щеки Августы.
Ловушка захлопнулась. Дышать стало нечем, Августа открытым ртом втягивала воздух, но облегчение не приходило.
С нарастающей паникой она прижалась к двери и смотрела прямо в гипнотические зрачки Матвея. Зрачки расширились и почти поглотили радужку… Еще секунда, и они поглотят и ее саму.
Матвей жадно вбирал в себя желание, хозяйничавшее на лице Августы: впервые северное море в потемневших глазах затянуло дымкой, кровь отхлынула от щек, но прилила к губам…
Не отдавая себе отчета, Мотя потянулся к Августе, лицо ее приблизилось и расплылось, и теперь он видел только глаза – они тянули на дно.
– Нет.
Матвея бросило в жар: его отвергали…
– Что – нет?
– Все – нет.
– Но почему? – взмолился Мотя.
– Потому что в твоем вкусе дешевые одноразовые шлюхи.
– Но я же здесь, с тобой, а не с ними.
– Вот-вот. Мое время истекло.
Августа взялась за дверную ручку – она не поддавалась.
– Открой дверь. – Горло перехватило, голос не слушался.
– Не решай за меня. – Идиот, тут же обругал себя Мотя, ничего глупее ты сказать не мог.
– Я решаю за себя. – Искуситель был так близко, что от его запаха кружилась голова. Спасибо, крашеная выдра, которая приходила за солью, – она возникла в памяти и, можно сказать, спасла Августу от грехопадения.
– Там открыто.
Августе наконец удалось нащупать ручку, и она вывалилась на лестничную площадку.
… Не сумев сорвать поцелуй, Матвей только укрепился в своем убеждении: все из-за подлеца Шутихина.
Наплевав на позднее время, набрал номер предателя и, не дав тому рта раскрыть, изрек:
– Завтра. Ты все сделаешь завтра.
– Что я сделаю завтра? – сонно поинтересовался Шутихин.
– Ты повинишься перед Августой не в субботу, а завтра.
– И сколько ты принял?
– Ничего я не принимал, – с некоторой долей сожаления признал Матвей, – и мне не до шуток.
– Милый, – кривлялся Витасик, – ты забыл, что завтра суббота? Счастливые часов не наблюдают и дней тоже? Может, уже мое вмешательство не требуется?
– Не надейся! – рявкнул в трубку Мотя.
– Спокойствие. Только спокойствие. Шутихин уже все закрутил, Шутихин все завертел и оплатил. И будет тебе завтра счастье.
В душе у Моти шевельнулось что-то похожее на ревность.
– Не переусердствуй. И вообще, главное, чтобы ты ей сказал правду: что я не имею никакого отношения к карманнику.
– Все будет о'кей. – Витасик находился в наилучшем расположении духа: на сделке в праздничном агентстве удалось выторговать в свою пользу несколько тысяч.
– Тогда до завтра, – как-то неуверенно простился Мотя. Может, Витася прав и лучше было бы ему самому постараться убедить Августу, что Шутихин его оклеветал?
Мысль о необходимости вмешиваться доставила почти физическое неудобство: все вдруг стало таким сложным, запутанным… Нужно слова искать, тратить нервы и драгоценное отпускное время. И еще черт его знает, что из этого выйдет.
Пусть уж Витасик сам распутывает узел, в который все завязалось по его милости.
Сборы были недолги, от Кубани до Волги мы коней запрягали…
Наконец-то…
Наконец-то они стояли на привокзальной площади, перед открытыми дверями ЛиАЗа. Вожатые вели перекличку, родители давали последние указания, на пятачке перед автобусами стояли гомон и толчея.
Невзирая на возражения, до площади они добрались с ветерком – на фуре Тетерского, который сразу после этого отбывал в рейс (должен был отбыть, но почему-то никак не мог проститься с родным городом, топтался поодаль и смущал Августу внимательным взглядом). Очевидно, совет племени во главе с мудрой Любочкой решил, что пора переходить к решительным действиям, брать невесту под уздцы, поняла Августа. Теперь под взглядом Тетерского она чувствовала себя мишенью и, чтобы избавиться от этого настойчивого чувства, приставала к Даньке с глупостями:
– Ты взял кружку?
– Взял.
– А платки?
– Взял.
– Аптечку не забыл?
– Не забыл.
Все карманы и кармашки рюкзака были забиты какой-то дребеденью, оставалось радоваться, что это не презервативы, а все еще сушеные насекомые.
– Значит, какой должна быть вода, чтобы можно было купаться?
– Двадцать один градус.
Аве показалось, что брат ее стесняется, и она снова с раздражением подумала о Сергее: ехал бы себе с Богом.
– Носков у тебя десять пар. Пересчитаю, когда вернешься, – пообещала она, – убью, если потеряешь. Двадцать рублей зашиты во внутреннем кармане рюкзака. Не потрать – это на обратную дорогу.
Этот текст с небольшими вариациями она произносила каждый год, и у Даньки выработался иммунитет.
– О'кей, – вяло кивал он, слушал вполуха и озирался по сторонам.
– Если я не смогу тебя встретить, что ты должен сделать?
– Да что я, маленький? – Данька не выдержал, возмутился. – Сам доеду.
– Ключ от квартиры в том же кармане, что и деньги. Не потеряй!
Данька набрал воздуха в легкие.
– Да что я… – начал он, но его ломкий басок заглушила команда «По местам!», усиленная громкоговорителем.
Все пришло в волнение, смешалось перед посадкой. Наконец автобусы тронулись, провожающие замахали руками, и все стихло.
Негромко переговариваясь, родители стали расходиться.
Ава подошла к Тетерскому и в очередной сто первый китайский раз поблагодарила за помощь.
– Не чужие, – глухо отозвался Серега, – брось. И ты это, давай не стесняйся, если надо чего… Ну, там прибить что-то или переставить мебель. Или Даньку приструнить.
Такого программного выступления Августа от Сергея не слышала ни разу. Под впечатлением от спича она пришибленно кивнула:
– Хорошо.
– Может, тебя это… подбросить назад?
От предложения Августа категорически отказалась – с нее вполне хватило проезда в одну сторону из серии «прокати меня, Ванюша, на тракторе».
Простившись с Серегой, Ава побрела к остановке, уговаривая себя смотреть на жизнь с оптимизмом. Повод нашелся. И не один.
Под влиянием адвоката, нанятого Матвеем, отец Светки Маслаковой пошел на мировую, до суда дело не дошло, и теперь Августа была обладательницей нескромной суммы в десять тысяч. Рублей.
Кроме того, неожиданно оказалось, что впереди воскресенье и двадцать один день свободы от Данькиного ига. И чай с карамелью, и финальные серии «Интернов», и пенная ванна без ограничений.
Сидя в троллейбусе, Августа представила, как приедет, откроет дверь в притихшую квартиру, переоденется в старенький халат, заварит чай с бергамотом, устроится на балконе и насладится одиночеством и тишиной.
При упоминании о тишине Августа издала тихий стон: нет никакой гарантии, что клинический идиот Степура не пустится во все тяжкие.