— Сразу видно, что вы медик: привыкли к чистоте и порядку, что о Кире Дмитриевне не скажешь — букет цветов валяется на полу, в доме полно животных…
— Вот видите, в каких условиях приходится жить моему сыну! — удовлетворенно подхватила женщина нелицеприятные факты о нерадивой невестке. — Сколько раз я ей говорила, что нельзя потакать девочкам в их желаниях держать животных в доме — они наиграются с животными, а родителям потом за ними ухаживать.
— У вас тоже есть животные?
— Боже сохрани! От них столько грязи!
— А вот Кире Дмитриевне показалось мало собаки и морской свинки, — правильно сделанная пауза разожгла женское любопытство, и Федин успокоился — он владел ситуацией, задавая «неправильные» вопросы и угадывая ответную реакцию, — она приобрела кота и попугая, а недавно купила лошадь.
— Лошадь?
— Ну да, лошадь.
— Чистокровную?
— По-моему, да, — неожиданно растерялся Федин. Его снова удивила реакция этой женщины — никакого возмущения и неприятия, лишь заинтересованное любопытство — подумать только такая категоричная в отношениях к животным дама и интересуется лошадьми! — Кажется, арабскую… — по инерции уточнил он.
— Я же говорила вам, — обрадовалась Маргарита Леонидовна представившейся возможности посудачить о невестке с посторонним человеком, — Кира странная девочка с большими причудами, хотя и из хорошей семьи. Когда сын рассказал мне, чем увлекается его невеста, поначалу я была в шоке, но, узнав Киру поближе, даже пожалела, что она оставила конный спорт — оказывается, как это ни странно, столько достойных людей увлекаются этим примитивным видом спорта, и Толе были бы весьма полезны такие знакомства. Но (как гласит народная мудрость: «Свой ум не приставишь к чужой, пустой голове») — Кира решила отказаться от спортивной карьеры и полностью посвятила себя воспитанию дочерей. С одной стороны это решение похвально, а с другой нанесло большой урон карьере Анатолия… Так говорите, она опять занялась лошадьми? Кстати, хотите посмотреть наш семейный альбом?
— С большим удовольствием. — Федин никогда не отказывался при разговоре со свидетелем выпить чашечку чаю или посмотреть семейные фотографии — кто знает, что можно услышать в откровенной беседе или увидеть на семейных фотографиях.
Пока Маргарита Леонидовна ходила в другую комнату, он быстро поднялся и бегло осмотрел комнату — ничего интересного на первый взгляд он не нашел.
Полчаса он терпеливо разглядывал фотографии из семейного альбома, выслушивал объяснения, но потерянное время оказалось с лихвой вознаграждено: на каждой фотографии семейного альбома был Анатолий — с матерью, дочерями, женой, машиной, домом, дачей…
И Федин сделал единственно правильный вывод из этого посещения: Маргарита Леонидовна безумно любила своего единственного сына!
64
В себя Кира пришла только в машине — после вселенского холода в машине было тепло и безопасно. Ледяной панцирь, защищавший ее изнутри, начал оттаивать и боль навалилась с новой силой, ломая кости и выворачивая суставы. Кира сжалась, скрючилась на сиденье, подтянула колени к подбородку, ища позу, при которой боль немного бы отступила. Но пытка продолжалась и продолжалась — боль накатывала волнами с периодичностью в несколько секунд, казавшиеся Кире часами. А боль все не утихала и казалась бесконечной, скрипя зубами, Кира уже стонала, корчась на сиденье.
«— Потерпи, потерпи, — жалостливо уговаривал ее Гном, — сейчас полегчает, горемычная… говорил же тебе, уходи оттуда, а ты еще прощаться с ним решила — вот и получила «подарочек» от ведьмачки… Водички чистенькой выпей, да умойся три раза, хорошо бы поспать после таких-то дел…»
Превозмогая боль, Кира потянулась за бутылкой с водой, но руки ее не слушались: дрожали и скрючивались. Она сжимала и разжимала пальцы, стараясь вернуть им подвижность, но пальцы еле двигались, словно опухшие. Наконец, ей удалось вытянуть бутылку, но сил не хватало, чтобы открыть крышку, тогда Кира зубами вцепилась в крышку и двумя руками повернула бутылку — бутылка открылась и Кира с жадностью стала глотать воду, с трудом удерживая бутылку в трясущихся руках. Выпив воды и даже умывшись, она почувствовала себя значительно лучше: боль отступила, но в голове все кружилось и, по-прежнему, не было ни одной мысли.
К открытой двери «Ягуара» подошел Евгений Краснов.
— Кира Дмитриевна, тут Дмитрий Викторович спрашивает, почему вы на звонки не отвечаете?
— На какие звонки? — не поняла Кира и закашляла, в горле першило и саднило.
— Ну, на обычные… на телефоне.
— На телефоне… — вытирая влажной салфеткой искусанные в кровь губы, Кира посмотрела на охранника такими пустыми, отрешенными глазами, что тот невольно попятился.
— У вас что-то случилось?
— У меня всегда что-то случается… — равнодушно, хрипловатым голосом, произнесла Кира и отпила из бутылки еще воды.
— Так что с телефоном?
Не отвечая, она снова сжала и разжала руки — пальцы по-прежнему не слушались, были словно чужими. Кира посмотрела на охранника, пытаясь сообразить, что она только что хотела ему сказать…
— А-а, вы же машину водите? — вспомнила она.
— Конечно, — кивнул головой Краснов и открыл заднюю дверь Лариону, который уже давно крутился на сиденье и просился «на выход». — Гуляй…
— Тогда… пожалуйста, садитесь за руль моей машины, а я посплю немного…
— А Дмитрий Викторович? Что ему то сказать?
Кира перебралась на соседнее сиденье и заглянула в свою сумку — телефона не было.
— Я забыла телефон, и спросите, что он от меня хочет.
— Он говорил, что захоронение в двенадцать.
— Поедем куда угодно, но только потише и подольше — я хочу спать! — Кира закрыла глаза и мгновенно уснула.
Краснов посмотрел на спящую, бледную и какую-то замученную, женщину и покачал головой — и чего ей дома не сидится, мотается целый день в разные концы — вот и срубило не вовремя. Он позвал Лариона, закрыл за ним дверь и достал свой мобильный.
Проспав два часа, снова выпив воды и умывшись, Кира почувствовала себя гораздо лучше: в голове немного прояснилось, боль почти ушла, но тело ломило, как после многочасовой тренировки.
«— Получшело тебе, что ли? — проявил человеческую заботу ворчливый Гном, — мороженку съешь, а то мой ледяной запас подъиссяк… нечем тебя, горемычная, прикрывать будет».
«— О, ты там что «мохито» попиваешь? — услышав про лед поинтересовалась Кира. — Я здесь от боли загибаюсь, а ты к коктейльчикам со льдом пристрастился».
«— Ну, ты и дурища! Я надеялся, что просто дура, а ты ДУРИЩА! Помучаюсь с тобой еще лет сто и сбегу на море, на золотой песочек».
«— Я еще сто лет буду жить? — но Гном не ответил, махнул рукой и ушел спать в темный уголок…»
Кира тут же почувствовала непреодолимое желание: съесть «мороженку» и попросила Краснова остановиться у палатки.
— Похороны я оплачу, но на кладбище не пойду! — равнодушно-хрипловатым голосом говорила Кира по мобильному телефону охранника с Дмитрием Викторовичем, с наслаждением доедая вторую порцию «мороженки».
— Надо все проконтролировать.
— Хоронить любовницу бывшего мужа! Это издевательство какое-то! У меня что, на лбу написано: «Лохушка — хороню любовниц своих мужиков!».
— С такой надписью все женщины ваших мужиков стороной обходить будут, — прокомментировал Краснов, и охранники дружно засмеялись.
— Нет, не пойду! — не согласилась Кира и махнула рукой на охрану, чтобы не мешали.
— Ты чего хрипишь? Заболела? — насторожился Дмитрий Викторович — болеть Кире сейчас было нельзя: «на кону стояло» наследство Каплан.
— Не-е, — мотнула головой «будущая наследница», — мороженое ем, вторую порцию, вот думаю осилю третью или нет…
— Ты там ерундой не занимайся!
— Ребят не ко-орми мо-ороженым — за-аболеют, а у меня за-амены нет, — подключился Павел по громкой связи.
— Они тоже по второй едят… Обещаю, больше не будем. А на кладбище я не поеду!
И, как всегда, с ней случалось…
На похороны Кира пошла.
Не на сами похороны, конечно, а так, мимо проходила…
Накинув на голову серебристый шарфик, Кира под руку с Евгением Красновым медленно «прогуливалась» по аллее, где проходили похороны Татьяны Мельник и ее ребенка, вернее, захоронение урн в колумбарии на центральной аллее.
В одну из ячеек в «бетонной стене» поставили две урны с прахом, положили белые гвоздики и плюшевого, розового зайца. Закрыли толстым стеклом с именем и фамилией женщины, ниже было написано «младенец».
Ах как жаль, ах как жаль…
Они прошли туда-обратно несколько раз и направились к выходу.
— Словно шпионы какие-то, — улыбаясь во весь рот, шептал Краснов, искоса поглядывая на свою «сонную» спутницу.
— Не улыбайся, — тихо просила его Кира.
Но охранник не слушал, поглядывал по сторонам и улыбался, и тогда Кира ущипнула его за руку пониже плеча, от неожиданности он ойкнул и перестал улыбаться.
— Больно же, Кира Дмитриевна, — потирая руку, обиделся Краснов.
— Не улыбайся, прошу же…, - прошептала Кира и, споткнувшись, сильнее схватилась за руку мужчины. — Кажется, каблук сломался. До машины далеко?
— Я могу вас на руках донести, — предложил Краснов, наклоняясь к рассматривающей сломанный каблук спутницы.
«— На руках меня носил только мой «милый, славный Ланселот», я обнимала его за шею, нежно целовала в губы, и он кружил меня по комнате, а потом мы долго-долго занимались любовью, лежали в обнимку, он рассказывал мне про гейшу и мне захотелось надеть кимоно и выйти к нему… Какие бы у него были глаза! Нет, не надо вспоминать, — приказала себе Кира, но воспоминания о Валентине роились в голове, налезали друг на друга и избавиться от них не было никакой возможности, — Как тебе живется с новой королевой, теперь уже не мой «милый, славный Ланселот»? Да и Ланселот ли ты теперь…»
Расставаться с Валентином было тяжело — тело просто изнывало от разлуки с ним, а вспоминать о нем было невыносимо больно….