— Ну, ты даешь, Чичерина! Чуть заикой меня не сделала… — осуждающе покачала головой Галина и быстро сунула в рот надкусанную конфету. — Уехал твой знакомый. Минут пятнадцать, как уехал.
— Фу-у… — с облегчением вздохнула Кира и полезла в окно кабинета. — Попугая забрал? — спросила она, уселась на подоконник и, морщась от боли, стала стаскивать сапоги со стертых в кровь ног — оказывается, дальняя дорога пешком в таких хлюпающих сапогах не столь безопасна для здоровья.
— Забрал, забрал. Не волнуйся. Только очень сердился на задержку — даже матом ругался.
— Какую задержку?
— Тут у нас в твое отсутствие целая криминальная история произошла: первая серия «Похищение попугая», вторая «Возвращение попугая и кобылы».
— !!! — «- Ты знаешь о моем похищении?» хотела спросить Кира у компаньонки, но промолчала — молчание золото — и лишь удивленно вскинула бровь. — Значит, Дебби в конюшне? И мне не надо за ней тащиться в деревню? Это просто здорово — хоть одна хорошая новость.
— Ну да, я тебе об этом и твержу — «возвращение попугая и кобылы».
— Слава Богу! Я волновалась за нее: бросила без присмотра…
— Кстати, куда это ты пропала, Чичерина? Охрана твоя с ног сбилась — я поначалу тоже заволновалась, но потом решила, что ты в поля подалась, а это надолго…
— Я в деревню ездила к поселковому «голове» на счет грейдера.
— Договорилась?
— Пока нет… Галь, дай свой телефон — ребятам из охраны позвоню, я свой дома оставила.
— Бери, — Галина протянула телефон, — только у меня их номеров нет.
— А как же быть… — Кира немного растерялась, — и Шубина я номер не помню — все номера в телефоне…
— Арсену звони — он свяжется с охраной.
Кира позвонила Арсену, попросила его связаться с ребятами из охраны и передать, что она нашлась и уже на конюшне.
— А что за криминальная эпопея? Рассказывай.
— Дед Михалыч постарался: уволок твоего говорящего попугая в деревню.
— Как это уволок?
— А так! — развеселилась Галина, вставая из-за стола. — Как только ты уехала, взял клетку с попугаем и поперся с ней в деревню. Твой знакомый приехал попугая забирать, а попугая то и нет! Представляешь, как он злился?! Совал мне в нос твою записку, зубами скрипел, кричал, что опаздывает на поезд. Пришлось конюха в деревню за дедом посылать, но пока он дошел, пока нашел Михалыча в одном из домов, пока они назад вернулись, прихватив Дебби, твой знакомый так нервничал, что всю коробку твоих шоколадных конфет умял. Остались всего три штучки — две я съела… Хочешь последнюю? — Галина взяла со стола «почти» пустую коробку и протянула ее Кире, но та, с тоской посмотрев на одиноко лежащую конфету, отрицательно покачала головой — ей было не до конфет. — Не хочешь — как хочешь!
И последняя шоколадная конфета «Вишня с ликером» отправилась в рот Галины.
В открытую дверь кабинета робко всунулась седая голова виновника «криминальной эпопеи» в синей бейсболке — Михалыч редко что одобрял из заграничных «придумок», а вот бейсболку оценил сразу: во-первых, большой козырек, закрывающий подслеповатые глаза от солнца, а во-вторых, сзади меняющая размер липучка — этак на любую голову подойдет.
— Ты уж не серчай на меня, Дмитриевна, что я без спроса твою птицу то унес, — залебезил дед, пряча хитрые глазки в морщинах. — Уж больно птица у тебя диковинная. Не подумай, чего плохого — я только хотел соседке Матрене и Сашке — внучку ее говорящую птицу показать. Я его только орешками кормил — он разговаривает, а когда яблоком или грушей — орет, как ненормальный — "Руки вверх" и все прочее.
Кира махнула рукой на дедовы отговорки и потерла лицо руками — как устала она за эти несколько часов! — сейчас бы «принять ванну, выпить чашечку кофе» (в ее случае большую чашку сладкого-пресладкого какао) и поспать часов двадцать.
— Спасибо, Михалыч, что забрали мою лошадь из деревни. Пришлось оставить ее там на время… Но все хорошо, что хорошо кончается! — сказала она, подхватывая сапоги с пола. — Слава Богу, что мой знакомый уехал и можно забыть о его существовании.
Поняв, что на него больше не сердятся, дед вдвинулся в кабинет полностью и, сдернув бейсболку с головы — входя в официальное учреждение принято снимать головной убор, озабоченно глянул на одну из «начальниц».
— Еже ли ты, Дмитриевна, про знакомца своего говоришь, который птичку твою забрал, то Бог тебя не услышал — не уехал он.
— Не может быть! — вскочила с подоконника Кира, в волнении прижимая к груди пыльные сапоги. — Как не уехал?
— А так. Туточки он.
— Ты что-то путаешь, Михалыч, — Галина обошла письменный стол и подошла к деду. — Я сама видела, как он отъезжал от конюшни.
— Отъезжать то отъезжал, но далеко не уехал. Его машина у съезда на шоссе стоит. Долгонько уже стоит…
— Как стоит? — воскликнули обе женщины и удивленно уставились на деда.
76
— Пал Палыч, это Краснов, мужика допросили, он все рассказал: мужик из джипа дом снимал пустующий — целую неделю там жил — видимо, за конюшней наблюдал. Кира Дмитриевна каждый день на конюшню ездила, а к мужику из совета обещала на днях приехать — он мужику из джипа сообщил. В общем, тот Киру Дмитриевну ждал… О чем они там разговаривали мужик из совета не слышал, но уехали они вместе. Мы этот дом нашли, что тот снимал. Кира Дмитриевна там была — Ларион запах ее учуял, залаял и в окно сиганул — мы за ним, в чулан забежал и у кровати сел. Там на кровати веревки развязанные и дверь в чулане сломана — значит, убежала Кира Дмитриевна…
— Ни-ичего это не зна-ачит, Жень — одно ясно, что она в чу-улане была, а дверь, может, давно сло-омана… По-остарайся дальше след про-оработать с со-обакой, тогда и будем вы-ыводы делать.
— Только, Пал Палыч… у нас лошадь пропала.
— Какая ло-ошадь?
— Киры Дмитриевны, серая, которая к забору была привязана. Пока мы с мужиком «беседовали», лошадь пропала. Может отвязалась и в конюшню побежала…
— С ло-ошадью потом ра-азберемся. Отра-аботай обра-атный след… — Павел с сожалением вздохнул «Эх, мне бы туда…»
— Минутку, Пал Палыч, у меня вторая линия — Арсен.
Эта «пара минут» ожидания стоили Павлу год жизни.
— Нашлась! Нашлась, Пал Палыч! — кричал в трубку Краснов. — Арсен сказал, что Кира Дмитриевна ему сама позвонила — на конюшне она с Галиной Петровной и Михалычем…
— Это Смирницкий из второй бригады. Пал Палыч, я машину ребят за ними в деревню отправил. Нам что делать?
— На-айдите Киру Дми-итриевну и глаз с нее не спу-ускайте — если по-опытается сбежать, на-аручниками к себе при-истегни!
— Серьезно? — растерялся охранник, первый раз в его практике звучал такой приказ: «объект охранения» приковать к себе наручниками!
— Нет, шучу! — Павел едва сдерживался. — Если на пять шагов от тебя ото-ойдет — при-истегивай!
— Слушаюсь, пойдем поищем ее.
— Это Краснов. Пал Палыч, машина пришла — нам возвращаться к Кире Дмитриевне?
— Во-озвращайтесь, — Павел, наконец то, перевел дыхание.
— Ну, что? — Дмитрий Викторович пытался говорить как можно равнодушнее, стараясь не показать сыну свое волнение. — Выяснили, где Кира?
— Она на ко-онюшню ве-ернулась.
— Я же говорил, что с ней все в порядке, — улыбнулся Дмитрий Викторович сыну. — Вечно ты волнуешься по пустякам.
— Спро-оси лучше, что про-оисходило с ней по-оследние не-есколько ча-асов, — не успокоился Павел. — Сми-ирницкий, что у тебя там? Нашли Киру Дми-итриевну?
— Нет, никого в кабинете нет. Сейчас из здания выйду, в бинокль окрестности осмотрю.
— Кра-аснов, ты где?
— Подъезжаем.
— Пал Палыч, Смирницкий, две женщины по дороге бегут к машине… черная, вроде джип…
— Это Шубин! — стараясь говорить громче и не растягивать слова, уверенно и спокойно произнес Павел. — Всем слу-ушать мою ко-оманду! Пора кончать эту бо-одягу! Приказ: «Всех брать!».
— Ты, что, Паша? С ней же все нормально! — возмутился Дмитрий Викторович.
Павел повернул коляску и подъехал к окну. Он не хотел ни с кем разговаривать — главное сейчас было обезопасить Киру. И как это отец не понимал таких простых вещей?! Без нее сейчас ему незачем жить! Если бы он мог ходить!!! Если бы мог…
А что он мог сделать отсюда? Из больничной палаты в «медвежьем углу», в который он добровольно залез зализывать свои раны. Зализывать и страдать, но разве могут его страданья сравниться с человеческой жизнью… Ее жизнью!
— Е-едем! — повернулся Павел.
— Куда? — удивился Дмитрий Викторович, а когда понял, куда собрался ехать его сын, не на шутку рассердился.
И Дмитрий Викторович уже собрался возразить, начать убеждать и разубеждать, но, увидев насмешку и решимость в серых глазах сына, неожиданно для самого себя промолчал.
«— Пусть, едет! — ревниво подумал он, справляясь с затопившими его эмоциями, и нажал кнопку вызова медсестры на пульте. — Намучается в дороге, увидит жалость в глазах подчиненных в агентстве и окружающих людей и вернется в госпиталь. Вернется и не захочет в таком состоянии больше покидать больничную палату. Здесь он среди равных, а там…»
77
Подбежав к джипу, Кира резко остановилась, будто налетела на стеклянную, невидимую стену, сапоги выпали из ее рук на пыльный асфальт, но похоже Кира этого даже не заметила.
Она передела дух и, обойдя джип, заглянула в салон сквозь лобовое стекло.
Двигатель ритмично работал, а мужчина, согнувшись пополам, лежал головой на руле и не шевелился. Белая ковбойская шляпа с широкими полями съехала на бок, прикрывая лицо мужчины, но он не поправлял ее.
Кира подошла к водительской двери, громко постучала в затемненное стекло и прислушалась.
Ответа на ее стук не последовало.
Мотор все так же ровно, почти неслышно работал, и от этого мирного, размеренного звука чувство опасности только возрастало — в любую минуту мужчина мог очнуться ото сна, поднять голову, нажать на газ, и машина рванется вперед. Рванется, вильнет, и Кира окажется под огромными, смертоносными колесами джипа.