— Да, она с ним развелась, и правильно сделала. Ей встретился добрый, чуткий человек. Я уверена, что она будет с ним счастлива. Они отправились к какому-то далекому острову. Сейчас вряд ли вспомню его название.
— А братья?
— Один в монастыре, а другой — в госпитале.
— Ах да, помню, это тот, что был сильно искалечен на войне.
— Да-да, все так и есть.
— Он может ходить?
— Да, с палочкой.
— Тогда мне непонятно, почему бы ему не приехать к брату. На вашем месте я бы все-таки связался с ним. Ну, еще увидимся.
Доктор ушел, а Агнес после некоторого колебания открыла дверь и вошла в спальню.
Чарльз ждал, пока она подойдет.
— Дорогая, — протягивая к ней руку, позвал он.
— Да, милый, — откликнулась она. — Ты что-то хочешь?
— Я хочу поблагодарить тебя за все то счастье, что ты мне подарила.
Агнес молчала, ибо чувствовала, что стоит ей только открыть рот — и она неминуемо разрыдается.
— Ну же, не надо так расстраиваться. Мы оба знаем, что все идет к этому. К тому же ты ведь такая рассудительная.
— Не надо, не говори так, — с трудом произнесла она, слова мужа причиняли Агнес мучительную боль.
— Послушай, моя милая. Я хочу повидать Реджи. Попроси его приехать… Наш вихрь… — он попытался улыбнуться, — сделал мне укол… я скоро усну… но мне хочется увидеться с братом. Ты ему передашь?
— Да, дорогой, немедленно. С тобой побудет Маккэн. — Она взглянула на дверь, потом наклонилась и, коснувшись губами его влажного лба, поспешно отвернулась.
Спустившись в холл, она сразу же позвонила в госпиталь и попросила позвать к телефону подполковника Фарье. В ожидании Агнес наблюдала, как прислуга на цыпочках сновала взад-вперед, все чувствовали, что близится неизбежная трагическая развязка.
У нее даже дернулась голова, когда в трубке внезапно зазвучал голос Реджинальда.
— Это ты, Агнес? Что у вас стряслось?
— С Чарльзом беда, ему очень плохо.
— Что ты хочешь сказать?
— То, что сказала, — начала она громко, но ее голос тут же понизился до шепота. — Он… умирает, Реджи.
— Нет, не может быть! Вчера он приезжал ко мне, и все было нормально. Он, правда, немного подкашливал, но в остальном чувствовал себя вполне прилично.
— Он уже несколько месяцев неважно себя чувствует. А сегодня у него был тяжелейший приступ. Приезжал доктор, он сказал, — Агнес закрыла глаза и продолжала, — это может произойти очень скоро.
Молчание длилось так долго, что она не выдержала.
— Ты слушаешь?
— Конечно, я не повесил трубку.
— Ты должен приехать.
Снова воцарилось молчание.
— Где ты? — закричала Агнес. — Он требует тебя. Ты всегда так много для него значил. Можешь ты это понять? Он хочет увидеть тебя, и ты просто обязан приехать.
— Проследи, чтобы прислуга не попадалась мне на глаза.
— Они все о тебе знают. Они будут рады тебе.
— Эгги, ради Бога. Они помнят меня таким, каким я был раньше. Так что, пожалуйста, сделай так, как я прошу. Пусть меня никто не встречает.
— Значит, ты сейчас приедешь?
— Мне надо известить главврача. Думаю, буду у вас через час. А что делать с Генри?
— Я ему позвоню.
— Странно, но факт: я волен свободно уйти, а у него могут возникнуть проблемы с его монастырем.
Агнес слышала, как на другом конце провода положили трубку. С минуту она смотрела на трубку в своей руке, размышляя о том, что Реджи действительно прав. Он мог свободно покидать госпиталь, а вот Генри они не видели уже полтора года, с тех пор как он стал членом монашеского ордена. На Рождество он прислал им радостное письмо и три бутылки монастырского вина. При этом Генри пошутил, что приложил руку к его изготовлению: а точнее сказать, он мыл бутылки. С того времени они получили от него лишь одно коротенькое письмо. Прочитав его, Чарльз сделал вывод: «Генри счастлив, его послание красноречиво говорит об этом».
Поэтому Агнес размышляла, стоит ли ей звонить в монастырь, но потом решила, что должна это сделать.
Ей ответил бодрый голос. Агнес объяснила, в чем дело, и тот же бодрый голос сказал ей, что брат Генри в данный момент находится в часовне, так как проходит вечернее богослужение. Но ей пообещали, что все передадут отцу Эбботу, а тот, в свою очередь, уведомит брата Генри. Тем временем о душе Чарльза непременно будут молиться. Благослови его Бог. На том дело и закончилось.
Прежде чем встать, Агнес обвела взглядом комнату. Две свисавшие с высокого потолка люстры заливали ее теплым светом, смягчая краски и гармонично смешивая их. Это была красивая комната с пологой широкой лестницей. Впрочем, все убранство дома было выполнено изысканно и со вкусом. Агнес мало что изменила, с тех пор как обстоятельства заставили ее принять на себя ведение дел. Но ощущение, что здесь она не в своей тарелке, никогда не покидало ее, несмотря на то что дом наполовину принадлежал ей, а в скором времени Агнес предстояло остаться его единственной хозяйкой.
Женщина порывисто поднялась со стула. Нет, она не должна думать об этом. Не должна. Она не даст ему умереть, потому что, даже больной, Чарльз всегда был для нее защитой и опорой, той силой, что не давала страшной правде вырваться из глубин ее сознания.
— Укол пока не подействовал, но ему стало легче, — шепотом сообщил Маккэн вошедшей в спальню хозяйке.
Стоя у постели, Агнес печально взирала на бледное, осунувшееся лицо мужа. Губы его шевельнулись.
— Что, дорогой? — тихо спросила она.
— Реджи, — чуть слышно произнес Чарльз.
— Он уже едет, милый, — успокоила его Агнес. — Скоро ты его увидишь.
— Спасибо, моя радость, — Он улыбнулся, медленно закрывая глаза. — Теперь я могу уснуть.
В кухне Мэри Тайлер делилась впечатлениями с кухаркой и Роуз Пратт.
— Боже, я чуть не умерла, когда открыла дверь. Хотя нет, сперва я мало что разглядела: шляпа надвинута на глаза, воротник поднят. Но вот когда он снял верхнюю одежду и посмотрел на меня, я подумала: вот ужас! Бедняга. Правда, с глазами у него все в порядке, да и когда он заговорил, лицо уже не так пугало. Впрочем, мне приходилось видеть кое-что и похуже.
— Мэри Тайлер, здесь удивляться особенно нечему, — произнесла кухарка, грозно взглянув на молодую девушку. — Видела бы ты его раньше. Такого красавца еще надо было поискать. Как Бог мог допустить подобное? Но, откровенно говоря, я ожидала худшего. Помните, Маккэн говорил, что лицо мистера Реджинальда кроили и перекраивали заново? А еще он говорит, и я полностью согласна с ним, что голос мистера Реджинальда все такой же, и осанка как у настоящего военного, хотя он и потерял ступню.
— Да, ходит он хорошо, — вставила Роуз Пратт. — Только чуть-чуть прихрамывает. Даже не скажешь, что у него протез. Мне кажется, хозяйка права: нам надо сдерживать себя и помнить о том, что он все равно остался мистером Реджинальдом, и не отводить глаза в сторону.
— Сколько он уже наверху?
— Вчера я впустила его в половине восьмого, — произнесла Мэри. — Мистер Маккэн сказал, что мистер Реджинальд просидел у постели мистера Чарльза большую часть ночи, а его самого отправил отдыхать. И хозяйка тоже там. Видели бы вы ее лицо — белое-белое, ни кровинки. Мне кажется, ночью она не сомкнула глаз. И оба они не завтракали: только выпили кофе с гренками. Конечно, откуда же силы возьмутся?
— А что будет, когда хозяина не станет? Как вы думаете, хозяйка останется здесь?
— Сомневаюсь, — сказала Роуз. — Как говорит мой Питер, одна она оставаться здесь не захочет. Ее всегда тянуло в Ньюкасл к магазинам. И это можно понять: она там выросла, и магазины были ее делом.
— Господи! Если дом продадут, для нас настанут тяжелые дни. Вся моя жизнь прошла здесь. — Кухарка оглядела просторную чистенькую кухню.
— Ну, работа и в другом месте найдется, — заметила Мэри Тайлер.
— Ты сама не знаешь, что говоришь, — сердито оборвала ее кухарка. — Такие дома, как этот, надо поискать, их можно пересчитать по пальцам. Здесь платят приличное жалованье, хорошо кормят и по-человечески относятся. И так было всегда, и при новой хозяйке, и раньше, когда еще были живы полковник и его жена. Она была леди от рождения. Не хочу ничего сказать против молодой хозяйки, но жена полковника была настоящей леди, вы понимаете, что я имею в виду? Ну а теперь за дело. Узнайте, что там творится наверху.
А наверху ничего нового не происходило. Агнес и Реджинальд с предыдущего вечера не отходили от постели Чарльза. Оба они понимали, что развязка близка. За ночь у Чарльза было два тяжелейших приступа, и каждый раз им казалось, что он умрет. Теперь он лежал спокойно, прерывисто дыша, силясь что-то сказать. Агнес взяла его за руку, но он смотрел на брата.
— Ты… вернулся… домой. Все будет… хорошо. Все наладится.
— Не надо говорить, старина, не утомляй себя.
— Мне надо сказать… это последний шанс. — Он слабо улыбнулся.
Агнес изо всех сил старалась крепиться. Она наклонилась к мужу и уловила едва слышный шепот:
— Моя дорогая, я так счастлив… я был так счастлив с тобой… и ты должна быть счастливой, слышишь? Я люблю вас обоих… мне повезло… так повезло…
Чарльз умер в одиннадцать часов утра, и дом вновь погрузился в траур.
Глава 2
— Мне надо возвращаться, пока не стемнело. Дороги такие ужасные… Если подморозит, перестанут ходить автобусы. Хорошо, что остановку теперь сделали у самой дороги. Не нужно просить Робби выводить машину. А тебе, моя девочка, пора бы уже определиться. Дальше так продолжаться не может. Ты страшно похудела: просто кожа да кости. Думаю, уже пришло время продать дом и вернуться. И мы заживем, как в старые добрые времена.
«Какие это времена?» — очень хотелось спросить Агнес. Но она промолчала, продолжая слушать мать.
— Но, как говорит Робби, много за это имение тебе получить вряд ли удастся, по крайней мере в наше время. Везде так неспокойно: то там, то здесь возникают стачки. Из-за работы и денег люди готовы перегрызть друг другу горло. А как испортились женщины. Робби считает, что все из-за того, что правительство не выполняет своих обещ