Круглая печь с черным зевом, обращенным к яркому лазурному небу, жаждала начать новый день. Совсем скоро Тинки-Мэ бросит на ее внутренние бока круглые ровные лепешки, и аромат свежего хлеба наполнит двор.
Но они – Нок, Еж и новенькая девочка – подкрепятся холодными вчерашними лепешками. Им некогда ждать, когда повар протопит печь и замесит тесто. Пока жара не накалила улицы города, а песок на косе не стал обжигающе горячим, надо торопиться. Чтобы успеть к полудню – в полдень общая молитва за процветание, и все домашние рабы обязаны быть на ней.
Нок заскочила в круглую деревянную хижину с соломенной крышей, достала из-под застеленной цветастым покрывалом кровати сандалии с деревянной подошвой и нанизанными на кожаные ремешки крашеными деревянными бусинами.
Травка, видимо, только что проснулась. Она терла глаза и пыталась убрать со лба спутанные волосы. Ей едва сравнялось пять лет, но росточком девочка явно не вышла и выглядела значительно младше.
– Кто это? Еще одна Нок? – с опаской спросила за спиной новенькая.
Голос у нее оказался звонким и нежным. Наверняка умеет хорошо петь – мама Мабуса такие вещи сразу распознает. Девочка с хорошим голосом и слухом в храме Набары будет пользоваться особенным успехом. А потому и продать ее можно за большие деньги.
– Нет, это Травка. Она все время молчит.
Утренние лучи проникли через дверной проем в сумрачную хижину и упали на лицо пятилетнего ребенка. Суровое, неприятное лицо. Почти черные глаза, твердо сжатые тонкие губы и нервно подрагивающий небольшой нос с узкими ноздрями. В ноздре блеснуло медное колечко – знак принадлежности к храму духов Днагао.
Травка принадлежала храму. Всегда. Была рождена там, посвящена с младенчества. Но растить ее выпало Нок. Так легли пророческие кости в руках Главного жреца. И вот уже два года Травка жила в маленькой хижине. Она была молчаливой, медлительной и странной. Странной до леденящего душу ужаса. Она то начинала хрипло кричать ночами и биться об пол, то смотрела вот так, серьезно и пронзительно, будто не глаза у нее, а черный камень, из которого сделан жертвенник в храме духов Днагао. Холодный, непроницаемый камень.
Травка не говорила. Вообще. Ни одного слова. Кричать – да, кричала, когда хватала ее падучая. Билась головой об пол. И помогало тогда только одно – прижать ее изо всех сил к полу, руки, ноги, и шептать на ухо древнее заклинание, которому научила Нок ведунья Хамуса.
Мама Мабуса ругала Травку и называла проклятой девкой.
– Чего это жрецы удумали? И что за напасть такая? А если она больна и передаст нам заразу? – ворчала она. Но выгнать Травку не решалась. Кто же осмелится ослушаться жрецов? Воля жрецов – это воля духов.
Нок сунула Травке в руки кусок лепешки и кинула на колени малышки деревянные бусы. Это займет ее надолго. Травка любит гладкие бусины, перебирает их в сумраке хижины. И медленно поедает лепешку. Ест она совсем мало, потому ручки и ножки у нее тонкие, точно палочки. Зато глазищи на пол-лица. Глянет – и сердце стынет.
– Вот теперь пойдем, – сказала Нок и перевязала концы своих кос тонким зеленым шнурком с бусинами. Браслеты на ее руках при этом тихонько звенели.
– Зачем тебе столько браслетов? – спросила новенькая девочка, когда они бодро шагали по тенистой улице, гладким темными камням мостовой, поднимаясь на городской холм.
– Ты ничего не знаешь о браслетах? – удивился Еж. – Ты же из Верхнего королевства. Там тоже стоят храмы духов Днагао. А в них должны святить браслеты-обереги. Чтобы духи не убили тебя и злые люди не сглазили. Браслеты есть у всех, и у меня тоже. – Мальчик вытянул руку вперед и показал кожаные ремешки, украшенные медными позеленевшими бляхами.
– У меня был амулет, – тихо ответила новенькая.
Она провела рукой по груди, точно желая убедиться, что амулет все еще там, и добавила:
– Рыцари Ордена сняли его с меня. Сказали, что все мы мерзкие идолопоклонники. Сестра моя осталась у них и два брата.
– Сколько дождей было сестре? – спросила Нок.
– Восемь. Она младше меня. Нас у отца десятеро. Шесть девочек и четверо мальчиков. Отец задолжал магу нашего удела, вот он и продал нас рыцарям. У него еще остались старшие мальчики, которые обрабатывают поле и охотятся.
– Так всегда делают. Хвала духам, что тебя не оставили у рыцарей. Иначе выбрили бы тебе все волосы, одели бы в длинную темную юбку и заставили бы всю жизнь работать на чужих людей. И ты бы никогда не узнала, что значит отдавать свою любовь мужчинам. Потому что для рыцарей это страшная мерзость, как и наши храмы.
– Говорят, что у них в храмах Всех Знающих холодно и страшно, – осторожно заметил Еж.
– Там не страшно, – ответила новенькая, – но холодно. И много работы. Я видела, как люди трудятся на полях.
– Ну, работы много и тут. Вот попала бы ты к торговцу рыбой, так узнала бы, что по чем. Целый день чистить рыбу – это тебе не хворост повару таскать, – пояснила Нок.
– А куда мы сейчас идем?
– В храм духов Днагао, как мама Мабуса велела.
– Вы хорошо знаете дорогу туда?
– Как говорит жрец Дим-Хаар, тут все дороги ведут в храм, потому ты никогда не заблудишься. Просто поднимайся вверх по любой улице и непременно придешь.
Узкая улочка с теснившимися друг возле друга домиками из разноцветного глиняного кирпича внезапно повернула вправо и оборвалась. Перед детьми открылась просторная площадь, залитая ослепительными лучами солнца. Ларьки, лавки, палатки и многочисленные подводы с лошадьми заполняли ее так плотно, что рыжая, не мощеная земля, утоптанная копытами лошадей и ногами людей, едва проглядывала. Кричали женщины, нагло торгуясь и возмущаясь, зазывалы нахваливали товар, толстые купцы оглядывали людей, невозмутимо щурясь и высоко задирая синие бороды.
Нок знала, что купцы красят бороды семенами вохи – дикой степной травы. Это знак принадлежности к Торговой гильдии, что давало возможность торговать не только в Одиноких королевствах и на землях Свободных Побережий, но и гораздо дальше, до самой Благословенной Земли Суэмы.
Нок тихо пояснила новенькой:
– Это рынок, сюда тебя будет посылать мама Мабуса. Еж покажет тебе все, что ты должна покупать и где. Основное закупает повар Тинки-Мэ, но зелень, лук, чеснок и приправы иногда придется покупать и тебе. А еще сметану у Носи – у нее лучшая сметана на рынке, и она обязательно оставляет кувшин для мамы Мабусы.
Людей здесь всегда была пропасть. И загорелые до черноты моряки с большими круглыми сережками в ушах, с заплетенными в тонкие косички бородами и с цветастыми платками на шее. И жители Королевских островов с кучерявыми головами и широкими носами. На их бедрах висели загнутые сабли, украшенные золотом и нефритом. Попадались даже высокие светловолосые суэмцы в расшитых бисером рубахах и темных брюках. Говорили, что они не строят храмов и не признают власти ни духов Днагао, ни Ордена Всех Знающих. Ходили даже слухи, что у суэмцев есть повозки, которые умеют двигаться без лошадей, и свечи, которые горят и никогда не сгорают. Много чего чудесного рассказывали об этом народе, но мало ли чего болтают люди…
Сразу за рынком начались стертые, осыпающиеся ступени, уходящие вверх на холм. По краям храмовой лестницы росли кипарисы и можжевельник, а потому, несмотря на жару, тут пахло кипарисовыми шишками, можжевеловыми ягодами и – совсем немного – морем. Это легкий бриз приносил соленые запахи на вершину холма.
– Мы пришли, – выдохнул Еж, вытирая рукой лоб, – вот он, храм духов Днагао.
#3. Нок
Остроконечные крыши храма и храмовых построек сияли на солнце ярким красным цветом. Как любила рассказывать мама Мабуса, черепицу обжигали и покрывали глазурью специально обученные жрецы, чтобы она была багровой и блестящей. Переплет окон, окрашенный в насыщенный синий цвет, гармонировал с синими деревянными колоннами, увитыми цветочными гирляндами.
У ворот грозно поднимали головы деревянные фигуры зменграхов. Вытянутые зубастые пасти, маленькие глазки, раскрашенные оранжевым цветом… Зменграхи были мелкими драконами. Духи, которые им покровительствовали, считались злыми и опасными, потому этих духов задабривали специальными деревянными и медными браслетами.
У Нок на правой руке был один такой, медный, с длинной змейкой и двумя знаками, обозначающими слово «зменграх». Еж носил такой же браслет. За них мама Мабуса заплатила сущие гроши.
Никто не осмелится впустить в дом человека, если у него не будет на руках охранных браслетов. Кроме разве что людей с Королевских островов, чьи короли – а их было не мало – признавали только своих духов и своих вещателей. И еще загадочных суэмцев, которые вообще не поклонялись духам.
Вот потому Нок и Еж привели новенькую в храм: чтобы жрец провел белой глиной по ее лбу, насыпал на алтарь зерен, произнося ее имя, и надел на руку охранные браслеты. Хотя бы парочку браслетов – от зменграхов и падучей.
Странно, конечно, что Травке обереги ни капельки не помогали, и если уж у нее начинался припадок, то остановить его можно было только прижав девочку к полу и прошептав заклинание. Но это не всегда действовало и тогда – прощай спокойная ночь. Приступы у Травки случались только по ночам.
Поднявшись по деревянным, выкрашенным в ярко-желтый цвет ступеням, Нок шагнула в сторону, пропуская огромную крысу. Еж торопливо поклонился. Крысы считались священными животными, потому что ими питались зменграхи. Одни священные животные вполне могли питаться другими священными животными – таков закон жизни.
Большой круглый зал, куда попали дети, не имел крыши и представлял собой дворик с дощатым полом и множеством деревянных статуй по краям. Здесь, в этом дворике, могли находиться рабы. Внутрь, в комнаты храма, попадали только свободные люди, когда совершали специальные молитвы и покупали особые талисманы. Жертвенник находился под открытым небом – широкий круглый камень, черный и чуть влажный. Его каждый день трижды омывали водой.