Ог с ленивой улыбкой произнес:
– Матнуг забывается. Я могу убивать, не используя стрелы и копья.
Птица вздрогнула от этих слов и поняла, что так и есть. Ведь ночью химаи умирали не от чего-то, а из-за кого-то… Из-за охотника.
И сейчас глаза его потемнели, стали почти черными. Девушка не могла отвести взгляд от этих глаз, яростных и уверенных в своей силе. Вот теперь их обладатель проявит свою волю. Что он станет делать? Почему заволновалось озеро, точно Тот-Кто-Всех-Видит услышал напоминания Ога о договоре с шаманом и решил принять сторону охотника?
Плот резко качнулся, и один его край ушел под воду, а другой – задрался вверх. Воины, потеряв равновесие, упали: кто покатился по влажным бревнам, кто шлепнулся в реку, подняв тучу брызг. Вода залила меховую накидку Матнуга, сбила с его головы череп зменграха и заставила шамана лихорадочно цепляться обеими руками за шест, чтобы не свалиться в беспокойное озеро.
– Вот видишь, Матнуг, Тот-Кто-Всех-Видит возмущен твоим вероломством. Ты клялся на воде, что предоставишь мне плот и пропустишь через озеро. Твои клятвы – что водоросли на дне реки: не стоят ни одной головы надхега, шаман. Тогда Тот-Кто-Всех-Видит заберет твою жизнь и отдаст ее рыбам. Это будет справедливо, – низкий голос Ога звучал лениво и презрительно.
Плот еще раз качнулся, все больше наклоняясь, и Матнуг закричал, поднимая вверх правую руку:
– Да будет плот, этот плот, что сейчас заливает вода, охотника Ога!
Вода тут же успокоилась, и крепко связанные между собой бревна опустились, медленно и осторожно. Речные люди не боялись воды, это Птица понимала хорошо. Но они страшились гнева водяных духов. Как они их называли? Те-Кто-Все-Видят?
Матнуг ступил на берег, с достоинством поклонился. Теперь, без черепа зменграха, его голова казалась небольшой и слегка сплюснутой по бокам. Объем ей придавали лишь мелкие редкие косички, скрепленные в один узел и проткнутые длинной рыбьей иглой.
Из озера выбралось несколько воинов. Белая глина сбегала с них вместе с потоками воды, обнажая поджарые тела. Луки за плечами Речных людей уже не выглядели так угрожающе, но на лицах – в глазах, в уголках сомкнутых губ – таилась угроза и недоверие. Они встали рядом с шаманом Матнугом, готовые напасть в любой момент, и темные шесты в руках некоторых из них показались Птице опасным и страшным оружием. Таким шестом Речные люди проткнут человека в мгновение ока, с одного удара. Словно кролика или индюшку.
Трава под босыми ногами воинов слегка вздрагивала, успокоившаяся вода озера ласково поблескивала. В наступившей тишине стало слышно, как звенят стрекозы и надрываются дневные цикады.
Матнуг какое-то время пристально вглядывался в лицо Ога, и морщины на его лице не двигались. Бесстрастно, уверенно, надменно глядел шаман, словно в голове у него созревала какая-то мысль, которая нравилась ему, но он не спешил высказать ее вслух.
– Вы поплывете через воды озера. Все, – наконец проскрипел колючий голос Матнуга.
Воины отступили. Двое из них тут же вернулись на пустующий плот, который уже начал потихоньку уплывать. Воткнули шесты в дно, оттолкнулись. Большой крепкий плот из огромных, очищенных от коры бревен. Воины управлялись с ним легко, точно это была лодочка-долбленка. Они повернули его, подвели к самому берегу, к длинным деревянным мосткам.
– Удачи тебе, шаман Матнуг, – с достоинством и скрытой улыбкой в голосе ответил Ог. Потом повернулся к Птице: – Заезжайте на плот по мосткам. Я помогу провести лошадей.
#18. Птица
Блики солнца слепили крохотными искрами. Волны играли ими, перекатывали, передавали друг другу. Неторопливые, ласковые волны. Птица сидела на краю плота и прижимала к себе Травку. Хозяин строго велел смотреть за ребенком, чтобы он не свалился в озеро. Выполнить наказ оказалось гораздо легче, чем девушка думала. Травку тут же сморило, и она, устроившись прямо на гладких, чуть влажных бревнах, уснула. Голова ее покоилась на коленях Птицы, и хоть это и оказалось неудобно и жарко, зато можно было быть уверенной в том, что малышка – вот она, тут, и все с ней в порядке.
Еж то мотался к стреноженным и привязанным лошадям, то заскакивал под навес к хозяину. Мальчишку впечатляло все: и молчаливые суровые воины, ловко управляющиеся с шестами, и высокие оранжевые скалы над самой водой, и мелькающие где-то в глубине озера большие рыбы, широкие темные спины которых парень не раз замечал и указывал на них Птице.
– Не разглядывайте дома в деревнях, – велел Ог, когда они только устроились на плоту, – иначе получите стрелу в горло, я могу и не успеть защитить вас. Вообще не поворачивайтесь в ту сторону. Держитесь у навеса рядом со мной или со стороны скал, где нет поселений. И ты, Птица, лучше сядь, чтобы не стать удобной мишенью. Так за навесом и воинами тебя и малышку не будет видно. А Еж невысокий, его не особо заметно.
Сам Ог устроился под травяной крышей, на плетенных из травы ковриках. Прислонился к широким, частым столбам, оплетенным ветвями без листьев, закрыл глаза, и девушка поняла, что самое страшное, можно сказать, позади.
– Неужели водяные духи услышали охотника Ога и вступились за него? – спросил задумчиво Еж, опустившись на бревна рядом с Птицей.
Глаза его весело и бесшабашно поблескивали, а рот разъезжался в белозубой улыбке. Будто привалило ему невесть какое счастье, и он никак не может понять, что с этим счастьем делать. Еж просто дурачок, не осознает опасности, исходящей от хозяина. Ему кажется, что данное путешествие в неизвестность – просто отличная забава, хорошее приключение.
– Это не духи послушались его, – почти шепотом ответила Птица, – это он управлял водой и плотом. Ог это может.
– Да ну, где такое видано? Кто может управлять священными водами Белорыбья?
– Наш хозяин как раз и может.
Птица отвернулась от Ежа и заглянула в зеленоватый сумрак спокойной воды. Далеко внизу двигались широкие рыбьи спины – их не было видно, но девушка чувствовала движение в глубине. Лениво шевелились озерные травы и с тихим плеском опускались шесты, которыми управляли воины.
О Речных людях много рассказывала мама Мабуса длинными дождливыми полднями, когда сидела за своим ткацким станком, а Ежа и Птицу заставляла перематывать колючую, крашенную в красные и синие цвета шерсть. О том, что они живут на воде, поклоняются духам озера и своих врагов приносят в жертву химаям, а также иясам – небольшим, узкоголовым крокодилам, что водились в их реках.
Еще мама Мабуса много рассказывала о празднике Золотых колокольчиков. О том, как наряженные жрецы храмов приносят множество черных быков и овец в жертву духам. О нефритовой чаше крови, которую пьют жрецы перед всем народом. О странных и диких плясках, устраиваемых прямо перед храмом Набары, и о красивых, тонких жрицах с золотыми украшениями, которые отдают свою любовь мужчинам и женщинам прямо на празднике, на шумных улицах, под кронами орехов и кипарисов. Во время праздника даже знатные горожане могут позволить себе безумства и вольности.
Мама Мабуса не пропускала ни одного такого праздника. А на следующее утро выглядела больной, помятой и уставшей. Заваривала себе серую траву игото – траву, предотвращающую беременность, – и жаловалась на то, что все ее тело ломит, точно по ней пробежалось стадо диких кабанов.
– Станешь жрицей Набары, Нок, и для тебя будут заваривать такую траву, – говорила в такие дни она, – это хорошая травка, о ней должна знать каждая женщина, чтобы не понести дитя после больших праздников и не плодить выводок лишних ртов у себя во дворе. Уж жрицы богини любви знают толк в таких вещах, поверь мне, девочка, они тебя всему и научат.
А теперь и научить Птицу некому. Что если она зачнет ребенка после первой же ночи с хозяином? Куда девать тогда дитя?
Рядом все еще бубнил себе под нос Еж. Доказывал, что воды озера не могут подчиняться людям, это невозможно. Птица не слушала его. Она давно поняла, что не так прост охотник Ог, как кажется.
Плот, послушный воле воинов, двигался по воде быстро и плавно. Ни качки, ни заливающих бревна волн. Озеро будто уснуло, разморенное беспощадно палящим солнцем.
Вскоре они пересекли Белорыбье, и низкие бревенчатые домишки с плоскими крышами, крытыми сухой травой и землей, выстроились в неровный ряд на расстоянии двадцати шагов. Утоптанный, лишенный травы берег забирался вверх и переходил в рыжие, рыхлые скалы, вершины которых украшали причудливо вылизанные ветрами и выжженные солнцем камни.
Плот причалил к темным мосткам бесшумно и послушно, слегка качнулся и замер. Все, путешествие по воде закончено. Перед путниками пролегали незнакомые, чужие земли, и совсем скоро отряд окажется в полной неизвестности. Там, где Птица отродясь не бывала и не желала бывать. Куда все-таки направляется охотник?
– Не оглядывайтесь, и не медлите. Надо убраться отсюда как можно скорее, – негромко велел Ог, подсаживая в седло только что проснувшуюся Травку. – Не бойтесь, главное – не бойтесь. Речных людей тоже не стоит бояться, с ними я справлюсь.
Обхватив талию малышки рукой, девушка послушно кивнула, хотела добавить: «Да, Ог», но заметив брезгливую усмешку на лице хозяина, промолчала. Схватилась за повод, перевела взгляд на Ежа. Тот радостно улыбался, поглаживая холку лошадки, и выглядел так, будто только что получил наследство и множество благословений от духов. Ума у него нет и никогда не было, это точно. Чему тут радоваться?
Теперь они не просто ехали – скакали верхом, преодолевая узкие петли оранжевых троп, и солнце, опускаясь, нещадно палило им в спину. Временами Травка принималась хныкать и мотать головой, и Птица подумала, что надо обязательно прочесть заклинание. Но нужные слова вылетели из головы, лошадка подпрыгивала, перескакивая через небольшие камни, и ничего у девушки не выходило с этим самым заклинанием.
Отряд поднялся на круглую горку с гладкой вершиной, поросшей кустами и соснами. Густая трава, питаемая, видимо, туманами и щедрой росой, завивалась тонкими усиками, цеплялась за ноги лошадей, ползла по стволам деревьев. Яркая, изумрудная, свежая и сильная трава питалась древесными соками и лишала жизни