кизил и дикую сливу. Только сосны оказывались свободными от вьющейся травы, может быть потому, что липкая смола склеивала усики и не давала побегам двигаться дальше.
На вершине Ог приказал остановиться и дать отдых лошадям. Птица тут же спрыгнула на землю, сняла малышку и спросила у Ежа:
– Воды у тебя не осталось? Пить хочется ужасно, а Травка выхлюпала все.
– Есть немного, держи вот, – тут же отозвался Еж.
– Вода есть у меня, дети, – донесся до них голос Ога, – и тут должны быть ручьи. Сейчас я поищу. Птица, давай сюда свою флягу.
Почувствовав, как задрожали ее пальцы, девушка повернулась, подошла к Огу и, не глядя ему в лицо, протянула кожаную, вместительную фляжку с тугой деревянной пробкой. Прикосновения теплой сильной руки хозяина заставили ее вздрогнуть и сжать плечи. Неловкость вызвала краску на щеках и жар в груди девушки. Ог усмехнулся, покачал головой и пошел разыскивать ручей.
– Солнце припекает, – проговорил Еж, усаживаясь на землю под одной из сосен, – скорее бы уже ночь. Отдохнули бы хоть чуть-чуть от этой жары.
– Если только не остановимся снова на землях химаев или Речных людей.
– Ха, химаи уже позади, и Речные люди тоже.
Птица подняла голову, прислушалась. Неприятная тревога зазвенела в душе, точно струна гемуза, на котором играют жрицы Набары, натянулась обнаженным нервом, вывернула наизнанку душу. Сейчас они в опасности, в страшной опасности!
Взгляд ее пробежал по склонам соседних холмов, и Птица увидела отряд полуголых воинов, перескакивающих с камня на камень. Люди двигались бесшумно, и можно было хорошо рассмотреть пучки перьев в их косах и тонкие рыбьи иглы, скрепляющие прически. Воины тоже заметили детей и схватились за луки.
– Прячьтесь! – едва успела прокричать Птица и кинулась в глубь сосновой просеки.
Спрятаться подальше от Речных людей и их стрел! В тень от сосен, быстрее!
Еж кинулся за ней, и слышно стало, как в такт его бега врезаются в землю стрелы. Свист, крики, лай псов. Жаркое солнце и равнодушная, присыпанная иглами земля. Птица упала плашмя, закрыла голову руками и подумала, что теперь охотник Ог вряд ли спасет их. Значит, Речные люди все-таки решили напасть, но не у своих домов и не на своей воде, а дальше, там, где клятвы можно спокойно нарушать. На холмах, где часто охотятся, подстреливая зайцев и оленей.
– Мы оставили Травку! – крикнул Еж, который лежал на земле недалеко от нее.
Так и есть. Малышка все еще сидела у кустов, на видном месте и бестолково ковыряла землю. Она не замечала летящих стрел, не слышала вопли Речных людей. Реальный мир не интересовал ее – погружаясь в странные, только ей понятные занятия, Травка не обращала внимания ни на что. Один из псов оставался рядом с ней, надрывался от лая, и стрелы чудом не доставали его.
– Надо забрать ее. И лошади сейчас разбредутся, – Еж напрягся, беспомощно глянул на Птицу, – может, ты скажешь заклинание и сделаешь стену, как с химаями?
– Тут же не проем двери, тут знаешь, какая стена нужна?
– У тебя получится, давай…
Птица медлила. Стену можно сделать, если собрать все силы, приложить умение, соединить собственные волю и интуицию. Тогда что-то и выйдет. Но может лучше дать Травке возможность погибнуть? Снять с себя это бремя, наваленное жрецами?
Девочка вдруг заплакала, тихо и как-то беспомощно, поднялась с земли. Стрелы не касались ее, да и стрелять стали гораздо реже. Воины спешили перебраться на холм, чтобы напасть на путников. Конечно, главная месть направлена у них на охотника, но и рабам тоже перепадет хорошенько.
Птица растерянно смотрела, как ковыляет к лесу Травка, как семенит рядом с ней пес, и думала, что надо бежать. Прямо сейчас. Бежать изо всех сил подальше от Речных людей и от самого хозяина.
Еж метнулся вперед, вылетел из соснового укрытия, обхватил малышку руками и рухнул вместе с ней на землю. Тотчас стрелы полетели градом. Одна из них вонзилась в ногу мальчишке, и тот зло вскрикнул. Надо все-таки попробовать сделать стену. Птица дотронулась до запястий и тут же опустила руки. Бесполезно, на ней же нет амулетов. Духи не станут помогать ей, ни за что не станут!
Охотник появился внезапно. Бросился вперед бешеной тенью, и воздух задрожал от его ярости. Ог закрыл собой Ежа, поднялся во весь рост. Он не прятался и не боялся. Его не пугали стрелы Речных людей, это Птица поняла очень хорошо. Ни одна из стрел не долетела до него, хотя воины закричали что-то гортанное и радостное, и тетивы на их луках запели с удвоенной силой.
Так странно и так ужасающе было стоять и смотреть, как обрывается полет стрел и они падают у ног хозяина. Видеть, как наливаются черным глаза Ога, как дрожит в напряжении воздух, вздыхает беспокойно земля под ногами. Миг – и камни на верхушке противоположного склона, с которого стреляли воины, полетели вниз. Огромные валуны катились, тяжело подпрыгивая и увлекая за собой поток мелких булыжников и земли. Верхушка холма обрушилась на воинов грохочущим камнепадом, погребая под собой кричащих, испуганных людей.
Птица замерла, чувствуя, как разрастается внутри огромная черная яма ужаса. Ноги приросли к земле, руки стали безвольными и влажными.
Ог, наконец, взглянул на нее, сверкнул злыми глазами и молча склонился над Ежом.
– Молодец, парень, – сказал он тихо, и голос его вдруг показался необычайно мягким и добрым.
#19. Нас Аум-Трог
Для мага и его спутников накрыли щедрый стол. Жареный барашек, запеченный гусь, пироги с ягодами и множество кувшинов с вином. Нас и его люди вино не пили, потому попросили принести воды.
Игмаген обедал вместе с ними, но ни словом не обмолвился о том, что на самом деле стоит за его желанием якобы скрепить мирный договор. Глава клана понимал, что договор – это просто предлог. Что-то было на уме у Праведного Отца, но его глаза блестели равнодушно, будто никаких замыслов и нет. Он говорил о налогах, неурожае, беспорядках на границе. Все это Наса совершенно не интересовало.
Старшая дочь Игмагена, хрупкая девушка с огромными глазами, сидела рядом с отцом, опустив голову, покрытую прозрачным светло-голубым покрывалом. Нас видел ее длинные сережки с изумрудами, так удивительно сочетающимися с темно-зелеными глазами, тонкую золотую цепочку с неизменным символом колеса на точеной шейке, и это зрелище нравилось ему гораздо больше разговоров Праведного Отца.
Игмаген представил свою дочь, назвав ее Илаей, и больше к ней не обращался. Рядом с девушкой сидела ее нянька, покрытая черным платком, и постоянно что-то бубнила сердитым шепотом, на что ее воспитанница только гневно сверкала глазами.
Нас ловил на себе ее быстрые взгляды и понимал, что нравится Илае. Он рассматривал девушку в упор, слегка улыбаясь, и медленно потягивал холодную воду из кубка. Он этой же ночью овладел бы дочерью Игмагена, такою хрупкою, зеленоглазою, злою и порывистою. Так было принято в его землях – девушки для того и были созданы, чтобы отдавать свою любовь мужчинам. А если бы Илая понравилась Насу настолько, что душа его загорелась бы огнем страсти, то он даже женился бы на ней. И тогда она бы родила ему детей, мальчиков и девочек.
Но не здесь, не в Нижнем королевстве, Илае познавать ласку и предаваться утехам любви. Здесь принято соблюдать свои правила, и любовь между мужчиной и женщиной названа тут злом. Потому Нас лишь слегка улыбался девушке, не сводя с нее глаз.
Он знал, что красив – еще ни одна прелестница не устояла перед взглядом его черных глаз и перед его белозубой улыбкой, – и не сомневался, что дочь Праведного Отца в эту ночь не уснет, думая о черноглазом молодом маге из соседнего королевства.
Поздний обед затянулся до вечера. Выводили грустные напевы музыканты в углу, терзая струны странных, вытянутых арф, подпрыгивали невеселые шуты, звеня бубенцами на одежде и шапках. Рычали под столом охотничьи собаки. За окнами медленно садилось солнце.
Железные рыцари – а их собралось за столом немало – пили много вина, разрывали руками мясо и кидали куски на пол, своим псам. Игмаген, немного захмелев, завел разговор об охоте и предложил завтра же затравить оленя.
– Это будет славное развлечение, – пыхтел он, не переставая отрывать зубами мясо барашка.
Нас ел мало – все это застолье казалось ему глупым фарсом.
Наконец, когда забили колокола на башне храма, возвещая о приближении ночи, Игмаген поднялся, сказал, что комнаты для гостей приготовлены, и пожелал всем спокойного отдыха.
Отряд разместили в правом крыле сруба, длинном и более низком, чем остальной дом. Две широкие комнаты, хорошо протопленные, показались Насу душными и унылыми. Его воины тут же устроились на полу, а для Верховного мага в одной из комнат стояла широкая деревянная кровать с подушками и толстыми одеялами. Нас усмехнулся, глядя на подобные удобства. В его клане на кроватях спали только женщины и малые дети. Воины и маги всегда располагались на полу, на шкурах, готовые в любой момент встать на защиту своего клана и своей семьи. Так было принято, такие были обычаи. И Нас не собирался их нарушать.
В полночь, когда Маниес остановился над самой крышей сруба и в окна полился бледный, неуверенный свет, в дверь к Верхним магам постучали. Пришел посыльный и пригласил Наса на совет к Праведному Отцу, одного. Замгур неодобрительно поднял брови, как бы говоря, что не следует доверять здешнему правителю, но Нас чувствовал, что подвоха тут нет. Да и один из Невидимых, выступив из мрака, одобрительно кивнул головой. И маг последовал за посыльным, тихо шагая по деревянным половицам огромного дома.
Вот теперь окончательно стало ясно, что Праведный Отец собрал всех не просто так. В душе Наса зашевелилось предчувствие чего-то необыкновенного и нового. И вовсе не в договоре о мире тут было дело. Игмаген среди ночи собирал совет и позвал на него Верховного мага. И, видимо, не только его.
Комнатка, куда привели Наса, была совсем небольшой. Ее стены, деревянные, ровные, теплые, были украшены оружием и красно-черными коврами. На полу тоже лежал пушистый ковер, и Праведный Отец, уже без кольчуги и без плаща, в одной рубахе, ходил по нему босиком. Толстые белые пальцы на его ногах вызвали легкую улыбку на губах Наса.