приезду. Ее зовут Имафа, она всегда заботилась обо мне. Но теперь, Птица, это будешь делать ты, если, конечно, останешься у меня.
Девушка едва заметно поклонилась Имафе и смущенно застыла у печи. На мгновение, всего лишь на одно мгновение, ей показалось, что и плита, и чугунки со сковородками, и даже стоящие на окошках диковинные цветы ей хорошо знакомы, что она уже все это видела. Но видение тут же исчезло. Что ж, раз Саен предлагает ей остаться, значит, она останется. И рассуждать тут нечего.
Дом оказался большим и просторным. От огромной горницы отходил коридорчик, в котором – о, чудо! – Птица увидела стеклянные двери. Полностью стеклянные, от пола до потолка, с частым темным переплетом и деревянными ручками. А за дверями удивительный садик, зеленый и гостеприимный.
Саен, перехватив ее взгляд, шагнул вперед, взял гостью за руку и потянул за собой.
– Посмотри, какая у меня красота, – тихо проговорил он.
Стеклянные двери бесшумно распахнулись, и в лицо пахнуло прохладным воздухом, терпкими травами и покоем. В деревянных кадках едва заметно дрожали длинные изумрудные папоротники, отцветали под крышей веранды последние розы, прятались под листьями сочные ягоды малины и полз по всей узенькой терраске еще зеленый виноград. Посередине этого крошечного садика высились кроны абрикоса и персика, вишни и яблони. Дом Саена огибал садик с трех сторон, а с четвертой возвышалась прямая отвесная скала.
Птица чуть не спросила – неужели Саен сам сажал все эти растения, но тут же прикусила язык. Спрашивать почему-то показалось неудобно.
Однако Саен немедленно ответил на ее незаданный вопрос:
– Это я посадил садик. Здесь просто замечательно завтракать летними и весенними утрами.
Травка удивленно прошла вперед, присела на корточки перед папоротником и осторожно провела пальцем по листьям. После подняла голову и с выдохом произнесла:
– О-о…
Птица вздрогнула и уставилась на малышку. Это первый раз, когда девушка слышала ее голос. Не вой, не рычание, не скрип, а спокойный и удивленный голос пятилетней девочки.
– Ей нравится, – заметил Еж, протискиваясь за спиной Птицы, – мне тоже. Нам надо будет здесь все поливать и подметать, да?
Саен усмехнулся и подтвердил:
– Ты правильно меня понял, Еж.
После они пообедали картофельным супом на сале и попили чай с яблочным пирогом. Саен заметил, что Имафа обязательно научит Птицу печь пироги.
Солнце уже опустилось за верхушки гор, когда хозяин велел всем искупаться – в этом доме тоже была комната, отделанная плиткой, в которой находился железный бак для воды. Еж снова громко удивлялся и брызгался так, что вся плитка оказалась мокрой. Птицу охватило странное волнение, когда она смывала с себя душистую пену. Вот теперь, наверное, хозяин потребует от нее любви, как и положено богатому и знатному мужчине. Потому она особенно тщательно расчесала волосы и распустила их по плечам. Натянула новую тунику, которую купил хозяин, и босая, теплая и немного влажная, вышла в коридор.
На огромной табуретке сидела нахохленная и недовольная Травка, опустив голову так, что подбородок касался груди. Саен проверял ей голову прядь за прядью.
– У нее нет вшей, – громко и возмущенно сказала Птица.
Вши – это позор и гадость. Они бывают только у грязных бесприютных или у рабов с галер. Ни в одном порядочном семействе Линна не станут терпеть таких мерзких насекомых.
Саен невозмутимо ответил, не прекращая перебирать волосы Травки:
– Я знаю. Но у нее вся голова в ранках и ушибах. Думаю, надо бы ее подстричь, чтобы если что – удобно было смазывать кожу. Сейчас сам и подстригу. Откуда у нее эти ранки? Ее что, били по голове?
Птица вздохнула и устало пояснила:
– Так ведь головой она всегда бьется об пол. А в подземельях билась об землю. Там было много мелких камушков…
Последнюю фразу о подземелье Птица произнесла совсем тихо. Воспоминания нахлынули на нее, точно дождь с неба. И страшный дракон, и залы с белыми трепещущими языками пламени, и загадочная карта… Все предстало перед ее взором в мгновение ока. Не зря они оказались в тех подземельях – вот что поняла девушка.
Саен поднял голову и посмотрел на нее. Пристально и властно. Его голубые глаза вдруг стали менять цвет, быстро и странно. Налились серым, после потемнели и стали совсем черными. Птица глядела на хозяина и не могла отвести взор. Что-то стало происходить с ней, что-то непонятное и неизведанное. Пространство вдруг раздвинулось, стало нечетким и неправильным. А сама она словно оказалась в другой реальности, где материальные предметы не имели веса. Близким и понятным во всем этом оставался лишь взгляд Саена.
Она попробовала отвести глаза, наткнулась взглядом на стоящую на краю стола чашку, неловко дернулась, и посудина полетела на пол. Глухой звон заставил ее вздрогнуть и окончательно прийти в себя.
Саен с улыбкой тряхнул головой и тихо произнес:
– У тебя получается, Птица. Ты первый человек, который обладает… гм… такими же способностями, как и я.
Что он говорит? Какие способности? Девушка попятилась и опустила взор. Что он имеет в виду? Что она тоже Знающая? Глупость, ерунда. Она не может читать мысли так же, как хозяин. Или может?
– Ты не предскажешь меня, Птица. И не пытайся, – с веселой улыбкой продолжил Саен. – Просто доверься мне. С вами, с тобой и Травкой, надо бы разобраться. Странное заклинание на вас обоих. Но это уже после. Потом. Сейчас хорошо бы нам всем отдохнуть. Я пока все-таки подстригу малышку.
Несколько взмахов ножницами – и Травкины волосы стали доставать только до плеч. Ну, что ж, зато теперь их легко расчесывать. Но Птице все равно стало как-то страшно и тревожно. Только Железные рыцари подстригают девочек, это в их обычаях. Но ведь Саен не относится к ним. И тут, в Каньоне, девушка не видела ни одного человека, закованного в железо.
– Не станем смазывать ей голову мазью, – как ни в чем не бывало продолжил Саен, – посмотрим, может и так все заживет.
Он поставил малышку на пол, оглядел ее со всех сторон и, казалось, остался доволен своей работой. После прошелся по кухне, залез в один из своих дорожных мешков и достал что-то, завернутое в тонкую тряпицу. Развернул, подошел к Птице и, взяв ее руку, застегнул на запястье тонкую золотую цепочку.
– Купил вчера тебе вместо твоих ритуальных браслетов. Ты ведь хотела для себя золота, да?
В его голосе снова послышалось веселье. Девушка глянула на изящные золотые листочки на браслете, на выделанные из перламутровых бусин цветочки и не нашлась, что сказать. Надо было бы поклониться, сложить ладони и призвать благословение духов на хозяина в благодарность за подарок. Так учила ее мама Мабуса. Но теперь все правила поменялись, теперь все по-другому. И как поступить сейчас, Птица не знала.
– Тебе нравится? – спросил Саен, не сводя с нее глаз.
– Да, – тихо ответила девушка.
– Вот и славно. Вот и славно. – Хозяин отвернулся и принялся убирать со стола.
Птица кинулась ему помогать, завозилась с казанком и мисками, все еще удивляясь тому, что холодная вода течет прямо в доме, что можно вот так просто взять и помыть всю посуду, не выходя на улицу и не тягая ведра из колодца.
Комната, которую выделил им хозяин, большая, просторная, находилась в самом конце дома, и ее окна выходили во внутренний садик. На ночь Саен протопил небольшую кирпичную печку, встроенную в стену, сам показал, как застилать толстый матрас простыней, как укладывать подушки и одеяло.
– Пусть у вас будет два одеяла, вдруг замерзнете, – пояснил он.
Кровать, на которой они должны были спать все втроем, была просто огромной. Птица свободно могла растянуться на ней поперек, и еще бы место осталось. Еж зачем-то забрался под кровать, вылез с другой стороны и неизвестно кому сообщил, что внизу темно, как в пещере.
– Завтра я куплю вам одежду и занесу ваши имена в Книгу живущих Каньона. Как свободных людей запишу вас, и дам вам имена. Настоящие, не эти прозвища. А сегодня можете отдыхать. Или попить еще чаю в саду, как хотите.
Травка и Еж, уставшие и измученные дальней дорогой, уснули сразу, а Птице не спалось. В большой кухне все еще горел свет, яркий, теплый, необыкновенный. Он просвечивался сквозь щели дверного проема слабой полосой, растекался по крашеным доскам пола.
Лежать на кровати было очень удобно. И очень мягко. Чуть слышно потрескивали остатки огня в печке, и Птица сквозь ленивую дремоту думала о том, что надо будет встать и перекрыть задвижку трубы, когда дрова совсем прогорят. Слышно было, как за окном разгулялся ветер и накрапывает дождь. В Линне дождям всегда были рады, а тут… тут все было новым и неизвестным. Радуются тут дождям? Или влага каждый день наводит тучи и тоску, не давая солнечному теплу пробиться к земле?
Уютную тишину разорвал резкий стук в дверь. После послышались громкие голоса. К Саену пришел мужчина. Сон Птицы как рукой сняло. Встав с кровати, она подошла к двери, неслышно приоткрыла ее. Хозяин называл гостя Енном, говорил громко, нисколько не стараясь скрыть тему разговора.
Беседовали они сначала о карте. Девушка слышала все хорошо, слишком хорошо. Оказывается, Саену нужно было найти карту в подземельях, а в Линн он пришел потому, что почувствовал ее, Птицу.
– Это было именно так, Енн, – говорил охотник, и слышно было, как он возится с чайником, набирает воду, ставит его на плиту.
Птица могла поклясться, что практически видит ловкие руки хозяина, быстро управляющиеся с работой. Повязку на раненой руке и белый длинный шрам – на другой.
– Я почувствовал ее, и не спрашивай меня, как. Пришел в Линн следом за своим чувством, увидел девушку. И понял, что надо ее купить. Отличная находка и не простая. Я тебе после еще кое-что расскажу, сейчас не могу. Она слышит все.
– Знаешь уже?
– Она чувствует меня, Енн. Никто никогда так не угадывал мои чувства, поверь… с таким я столкнулся в первый раз.
– Никто, кроме Аннары…