— У тебя есть знакомый маг? — спросила Птица, чувствуя, как дрожит ее голос.
— Да не дрожи так, Птица, я еще ничего не начал делать. У меня много знакомых, на самом деле меня многие знают, только под разными именами. Кто-то знает как старейшину Каньона, кто-то как охотника на драконов. А кто-то видел меня еще в те времена, когда я был Моуг-Дганом. Славные были денечки тогда, ничего не скажешь…
Не меняя интонации голоса Саен вдруг сделал быстрый надрез, надавил пальцем и дернул. Птица вскрикнула, плечо обожгло нестерпимой болью, свело судорогой, но тут же отпустило.
— Удалось, — все так же спокойно сказал Саен, — вот он, кончик вязи, вот за него и надо тянуть, чтобы распутать. А мы сейчас попробуем понять то заклинание, которое сюда вплели. Вот они, слова, когда тянешь нить, они проступают сквозь узоры, становятся видимыми…
Ничего приятного в этом не было, казалось, что вытягивает Саен что-то буквально из нутра Птицы. В пальцах у него засветилась тонюсенькая нить, которую он осторожно распрямлял, и слабая боль в плече временами нарастала волной, заставляя Птицу кусать губы.
— Последние цветочки тебе наносил один и тот же жрец в храме, я могу даже увидеть его лицо. Дим-Хаар его звали. Ты помнишь? — сказал вдруг Саен.
Птица закивала, не в силах что либо произнести. Перед ней на мгновение предстало светло-голубое небо Линна, высокие кипарисы над крышей храма и послышался звон маленьких бубенчиков… Всего одно мгновение, но показалось, что запахло морем и можжевельником.
— А до этого были другие жрецы, они и вплели в нить татуировки проклятие. "Нелюбовь" — вот что за слово было в твоих цветочках. Ты поняла, Птица? Это как проклятие, чтобы ни тебя никто не любил, ни ты никого. А мы сейчас это распутаем, у нас сейчас все получиться… Вот и второй цветок разошелся… длинная нить получается, и горячая, зараза. Это всегда так, чем сильнее заклятие, тем горячее нить, когда ее распутываешь…
Саен запнулся, дернулся. Резкая боль накатила, как волна в бурю, накрыла так, что стало невозможно вздохнуть. Вспыхнул яркий свет, и на короткий миг Птица вдруг увидела мрачный темно-зеленый зал, узкие арки, черные и оранжевые линии узоров на стенах и потолке. Множество свечей на длинных тонких подставках. И себя, привязанную к крестовине. Голые ноги, голые руки, рассеченные запястья. Кровь на коленях, на животе… собственная кровь… низкий, медленный голос жреца, читающий заклятие… страшная боль, выворачивающая внутренности…
— Я увидел, — прозвучал где-то далеко голос Саена, и его руки подхватили Птицу, затрясли, приводя в чувство.
Видение рассеялось, как дым. Исчезло без следа, и Птица глянула на собственное плечо с тонкими дорожками крови. Красная кровь, совсем как… как в видении…
— Это кровь… — забормотала Птица.
— Я знаю. Я закончил. Все, уже нет клятых цветочков, и я понял, что они сделали с вами, Птица. Я развязал твою связь с Травкой, вы теперь свободны. Только сила останется с тобой, это уже не забрать. Ты будешь Моуг-Дганом, не Травка…
Саен обессилено сел рядом, помахал ладонями, словно сбрасывая напряжение. Слабо улыбнулся и проговорил:
— Не думал, что это будет так сложно. Сейчас смажу твою ранку, и болеть перестанет. Сейчас, только посижу хоть минутку. Устал я, Птица…
Хотелось закрыть глаза и забыть все, что только что произошло. Слишком много для одного дня… Это слишком много. Ноющая боль от раны нарастала с каждой секундой, становилась все нестерпимее. Пальцы руки млели и накатывала бешенная усталость, точно пенный прибой.
Саен, наконец, поднялся, проковылял к полкам, достал что-то. Птица закрыла глаза и поняла, что жутко боится нового видения. То, что промелькнуло перед ее глазами, пугало до ступора, до замирания сердца, до холодного пота. Что она видела?
— Что это было? — вопрос вылетел сам собой.
— Это была часть правды. Твое и Травкино прошлое. Удалось его разобрать и даже немного понять. Сейчас мы не будем о нем говорить или думать, сейчас мы слишком устали, оба. Птица, слышишь, как пахнет мазь? Суэмские травы с мирных земель, вот что это такое. Сейчас станет легче. И тебе, и мне…
Прохладная мазь мигом сняла жжение. Птица, наконец, решилась потрогать свое плечо. Ей думалось, что там огромная развороченная рана, а оказалось, что небольшой, ровный надрез. Словно царапина от ежевичных шипов, совсем неглубокая…
— Как ты… — она непонимающе подняла глаза.
— Как я свел татуировку? Вытянул нить из-под кожи. Это не рисунки, это колдовство, Птица. Я его просто разрушил, вот и все.
Саен грустно улыбнулся, сел рядом и принялся смазывать свои пальцы. Только сейчас Птица заметила, что они обожжены — подушечки покраснели, чуть припухли. Указательный и большой пальцы правой руки.
— Тебе тоже досталось, — проговорила она.
— Это ерунда, к утру все пройдет. Давай просто посидим и помолчим, у тебя молчать хорошо раньше получалось, Птица.
Он вдруг обнял ее одной рукой за плечи и решительно велел:
— Лучше всего поспать. И лучше всего, если ты будешь рядом со мной. Вдруг что случиться, я должен чувствовать тебя. Если ты будешь рядом, я даже во сне пойму, если что-то пойдет не так. Не хочу, просто, чтобы тебя мучили кошмары.
Птица пристроила голову на плече у Саена и позволила чудовищной усталости полностью овладеть собой. Спать, только спать. И ни о чем не думать.
— Вот и правильно, — пробормотал Саен, — не бери в голову. Завтра буде видно…
А утром, проснувшись, Птица обнаружила, что лежит на деревянном диванчике укрытая толстым овчинным одеялом. Под головой у нее подушка, и ей хорошо и удобно. А Саен возиться с дровами у печи и что-то весело рассказывает Ежу. И нахлынуло на Птицу вдруг счастье. Огромное, непонятное и чудное. Она улыбнулась, сунула руку под подушку и подумала, что смогла бы лежать так вечность, слушая, как поет в печке огонь и как дорогие ей люди болтают о совсем неважных вещах. У нее три очень дорогих человека — Травка, Еж и Саен. И это — самое лучшее, что было в ее жизни.
Глава 11
— Внешняя свобода ничего не значит без внутренней. Сам Создатель предпочитает иметь дело со свободными людьми и никогда и никого не порабощает. Только Темные так действуют, это их метод. Это они предпочитают владеть, а не общаться. Ты понимаешь меня, Птица?
Саен стоял у самого края обрыва. Он не переставал обрывать шиповник, и руки его проворно и ловко кидали ягоды в корзину, которую держала Птица. Внизу, за шиповником, за бело-желтыми скалами и редкими кустами ежевики шумела неугомонная Ануса-Им. А чуть выше вилась тропка, уходящая к самому дому.
— Понимаю, — кивнула Птица, хотя мало что разобрала из слов Саена.
Слова о свободе казались нереальными и чужими, и проскальзывали мимо, как те ветки деревьев, что плыли в бурном потоке.
— Я вижу, как понимаешь, — улыбнулся Саен, — давай тогда попроще. Тот дух, который владел тобой и которого я прогнал — он был твоим проводником. Спутником по жизни. Он обязан был вести тебя и направлять, и он контролировал твои действия и мысли. И ты делала не то, что хотелось и нужно было именно тебе, а то, что заставлял делать он. И мысли о привороте вполне могли быть от него. Вот так понятно?
— Ты говорил, что он мелкий дух Днагао…
— Да, говорил. Так и есть. Все духи Днагао действуют одинаково, у них один принцип — забирай и властвуй. Деньгами и золотом их не заинтересуешь, это у них и так в избытке, только им самим это не нужно. Для них этот как мусор. А вот территории, которыми они владеют, дают им больше власти. Чем больше территория — тем сильнее власть. Они воюют между собой на право обладать землями и людьми, которые на них живут. Потому для них каждый человек важен, Птица. Ты еще многое узнаешь об этом племени.
— А в Каньоне нет их территорий?
— Да, сюда им доступ запрещен. Почти запрещен. С тобой вот проник один, и он мог натворить много бед, поверь, Птица. И обвиняли бы тебя. Потому Енн и был против того, чтобы я приводил в Каньон посвященных девушек, которых готовили в жрицы Набары.
— Енн мне не доверяет, — тихо сказала Птица.
— Енн просто еще один старейшина Каньона, он отвечает за здешних людей, переживает за них. Потому и беспокоился. Его можно понять. А доверяет или нет — это уже не так важно. Ну, что? Весь шиповник на этом кусте я обобрал, пойдем, спустимся чуть ниже, там должны быть еще кусты.
— Кажется, к нам Еж бежит и хочет что-то сказать, — Птица махнула рукой вверх, где по узкой тропке торопливо спускался длинноволосый мальчик в зеленой теплой куртке.
— Ага, вижу. Что-то случилось у них там, что ли?
— Не можешь угадать сейчас? — вдруг спросила Птица и глянула на Саена с улыбкой.
— Нет, он слишком далеко. Как только смогу — сразу скажу, идет?
— Давай. Я тоже не могу его понять пока что…
Еж приближался, и Птица сосредоточилась. Хотя уже сама знала, что особого напряжения не надо для того, чтобы уловить простые и милые мысли Ежика.
— Енн пришел, — уверенно сказал Саен.
— А я еще не успела, — разочарованно выдохнула Птица.
— Ну, давай, пробуй еще раз. Как почувствуешь — так сразу скажешь.
— Вот сейчас…
— Эгей, Саен! — закричал вдруг Еж. — Пришел Енн к тебе, хочет поговорить!
Саен широко улыбнулся и хлопнул Птицу по плечу:
— В другой раз точно угадаешь раньше меня, не расстраивайся. И что там Енну нужно? Случилось у них что-то? Давай-ка вернемся…
У Енна были карие глаза, но не теплые и мягкие, а строгие, темно-коричневые и непроницаемые. Он все делал быстро и резко, даже говор у него был торопливым, будто Енн все боялся потерять время за лишними разговорами. Потому едва переступили порог дома, он тут же приступил к сути своего визита:
— Людей из Королевства стало еще больше, Саен. Сегодня пришло еще человек десять, и все они жгут костры рядом с мостом и не собираются никуда уходить. Взывают к нашей милости.
— Лекарства им раздали? — невозмутимо поинтересовался Саен и застучал дверками шкафа, как будто не е