Маг исчез, и вслед за ним пропали и несколько уцелевших Невидимых.
Уставший Саен приблизился, сунул в ножны стальной меч, переложил зачем-то из одной ладони в другую рукоять меча духов и тихо сказал:
— Это был Нас Аум-Трог. И он, судя по всему, не остался равнодушным к твоей красоте. Что скажешь, Птица?
Птица поднесла пальцы к губам, словно пытаясь вытереть невидимые следы поцелуя, печально опустила плечи и проговорила:
— Я упустила братьев…
— Да что им сделается? Сидят себе около лошадей и трясутся от страха. Хоть бы в штаны не наделали. Давай-ка руку, будем выбираться отсюда. Я забрал энергию всех деревьев в этих местах. Лес засох, теперь тут никто не станет жить. Теперь тут разве что для пожара будет пища. Давай-ка побыстрее.
Глава 24
Сначала ей снился звон колокольчиков. Не Тханурских — гулких и медленных. Звучали крошечные золотые колокольчики храма Набары, весело и задорно. Перекликались друг с другом, рассыпали золото мелодии в воздухе, и казалось, что пахнет терпкими травами и морской солью.
И, совсем немного, полынью.
Жара окутывала все тело, заставляя сердце биться гораздо чаще. Где-то, совсем близко, били в барабаны жрецы, но их невозможно увидеть. Хотя Птица и так знала, что барабаны высокие, узкие. Они украшены бахромой и оранжевыми бусинами. И на одежде жрецов тоже бахрома и оранжевые бусины.
И оранжевые огни повсюду. Они скакали в такт барабанному ритму, метались, потрескивали, но не могли сдвинуться с места. Каждый огонь — на высокой медной трехногой чаше. Чаши по залу — правильными кругами, и в центре этого круга Птица. Она привязана, она не может пошевелиться. Она хотела бы закричать, но вместо звуков из горла вырывается только шипение.
Ее лодыжки крепко-накрепко привязаны суровой веревкой, ее руки разведены в стороны и на ней совсем нет одежды. Ее голое тело покрывается потом, потому что в храме очень и очень жарко. Проклятые огни пылают так сильно, так яростно, что не хватает воздуха, и все пропахло горечью и страхом. И где-то за огнями, надрываясь, рычит… Рычит Травка!
Птица вскочила, почувствовала под пальцами мягкость спального мешка, тряхнула головой и поняла, что это был всего лишь сон. Навязчивый, странный, дурацкий сон.
Саен спит совсем рядом, и он спокоен. Мальчишки растянулись недалеко от огня, укрылись одним на всех троих одеялом и сопят слажено и тихо. Над головой неровный свод пещеры, прячущий от ветра и снега. Здесь хорошо и уютно, здесь вовсе не чувствуется никакой опасности. Потому можно выкинуть из головы глупые сны и попробовать успокоиться.
Только не выходило что-то. Птица пошевелила ногами и вдруг почувствовала слишком явную боль в лодыжках. Неприятно закололо в коленях, как будто она действительно стояла связанная, и кровь не могла свободно циркулировать в ногах.
Лихорадочно дернувшись, Птица принялась вылезать из мешка. Стянула носки, осмотрела ступни. Ни следочка от веревок, ничего вообще!
Тогда откуда такое явное ощущение боли? Откуда такое странное восприятие реальности? Будто сон — это тоже реальность, и Птице в ней было очень плохо и очень страшно?
Проснулся Саен, подкинул в огонь веток и удивленно посмотрел на Птицу.
— Что-то приснилось?
— Что-то странное… — глухо буркнула Птица.
Она и сама не могла понять — что ей приснилось.
— Набара? — в голосе Саена зазвучала злость.
— Нет. Какие-то огни, колокольчики…
— Пройдет. Так бывает. Иногда снится то, что с чем приходилось встречаться в жизни. Колокольчики храмов, огни и прочие вещи. Не обращай внимание. Иди сюда, ко мне.
Птица натянула обратно носки, обошла спящих братьев и села на край спального мешка Саена. Тот притянул ее, обнял за плечи, пробормотал:
— Замерзла, что ли? Давай ко мне в спальный мешок, рядом со мной будет теплее.
Мешок у Саена был здоровенным и толстенным. Прямо не мешок — а целое вместилище. Птице было неловко, но Саен подвинулся и просто пояснил:
— Хочу чувствовать тебя даже во сне. Нас Аум-Трог подобрался слишком близко, лучше не рисковать. Надо было бы вообще убраться поскорее в Каньон, но есть еще одно дело. Последнее.
— Что за дело? — Птица натянула меховую полость до самого подбородка и блаженно расслабилась в тепле.
— Я уже говорил. Надо встретить сестру мальчиков, Лису.
— Почему ты уверен, что она непременно появится?
— Ко мне приходил тут недавно Натаниэль, Светлый. Он помогает обычно. Вот он и сказал про братьев, которых надо было выкупить. За братьев много молился Знающий в Суэме, и его молитвы были услышаны, и Создатель послал меня. А Натаниэль передал волю Создателя.
— Натаниэль… это не из наших мест имя, что оно может означать?
— Я не знаю. Это имя Хранителя, и мы не можем знать значения их имен. У них, видимо, все по-другому.
— И что тебе сказал Натаниэль?
— Что я непременно должен найти девочку Лису и понять, что задумал Игмаген.
— Ты ведь видел Игмагена совсем недавно?
— Да, я его видел и даже с ним разговаривал. Но времени было слишком мало, и я больше думал о мальчиках. Потому так и не разгадал его задумок.
Саен хмыкнул в темноту и добавил:
— Пусть, дождемся сестру и разберемся.
Пещеру эту Саен нашел глубокой ночью, той самой, в которой пришлось повоевать с магом Насом и его Невидимыми. Она находилась с внутренней стороны скалы, выходящей на Тракт, и заметить ее было довольно непросто, а уж добраться — так и вообще тяжело. Склон в этих местах был довольно крутым, земля буквально забирала вверх, осыпалась под копытами лошадей и приходилось втаскивать за собой животных, цепляясь руками за кусты в тех местах, где не держали ноги.
Но зато когда, наконец, выбрались на крохотную скалистую площадку и нырнули под низкий каменный свод — сразу оценили возможность не мокнуть под ледяным дождем и не трястись от порывов зимнего ветра.
В пещере развели огонь — благо топливо росло тут же, на склоне. Наскоро поужинали и завалились спать. Мальчишкам Саен очень быстро пояснил, в чем все дело.
— Я знаю вашу сестру, доводилось встречаться. Она должна скоро вернуться, и я с радостью передам вас ей. Рабов из вас делать я не собираюсь, храни меня от этого Создатель, — при последних словах Саен тихонько усмехнулся. — И Птица тоже не рабыня, она свободная девушка и она моя помощница. Так что, — он обвел внимательным взглядом всех троих, — если хотите встретиться с Лисой, то ведите себя прилично и держитесь рядом со мной. Понятно?
Дагур недоверчиво сморщился, но один из близнецов, которого звали Лейн (имя Птица, почему-то, угадала сама) тут же ответил:
— Понятно. Только что будет, если тот клятый маг снова нас найдет?
Дайн, сидевший чуть в стороне, длинно шмыгнул носом и буркнул:
— Он нас убьет тогда, вот что…
— Никто вас не убьет, глупые головы. Маг к нам не сунется, в ближайшее время точно не сунется. Невидимых у него сильно поубавилось, да и он понял, что так просто меня не одолеть. Потому можете не переживать, я сумею защитить вас от мага.
— А ты сам тоже маг? — Дайн поддался немного вперед и вперил в Саена настороженный взгляд.
— Я — Знающий.
— Видали мы Знающих… — пробормотал недовольно Дагур.
— Тот, кого мы видали, умер, — Дайн погрустнел и добавил, — он сказал, что Создатель о нас позаботиться, а ему, вроде как, пришло время отправиться в мир Создателя. Пару дней назад он умер.
— Что за Знающий? — не понял Саен.
— Игмаген держал в тюрьме Знающего, — начал рассказывать Дайн, — старика такого, странного. Он все про Создателя рассказывал и кормил нас. Заботился о нас, то есть. И вот, однажды разбудил и сказал, что скоро перейдет к Создателю — то есть умрет. И тогда о нас позаботиться Сам Создатель. Вот так и сказал.
— Он вообще странный был, все ерунду какую-то говорил, — вставил Дагур.
— Ничего не ерунду. Старый он был просто, вот и все. Но зато добрый, — Дайн толкнул ногой Дагура и увернулся от его ладони.
Саен не стал их больше расспрашивать — слишком все устали.
А на следующий день натаскал воды, развел огонь у большой скалы выступающей из пещерной стены — и за этой скалой устроил помывочную. Всех троих мальчишек оттер сам, поливая кружкой — а воду грел в большом казане, в том самом, в котором обычно варили кашу.
Нательную одежду мальчишек сжег на костре и заставил их надеть чистые рубашки а сверху — шерстяные кафтанчики. Отмытые братья уселись поближе к огню, и Дагур все ворчал, что мыться в такую холодину — страшная глупость, и так поступают только дураки.
Саен его не слушал. Велел помыться Птице, а после и сам себя привел в порядок.
А когда с мытьем было покончено, и грязная одежда превратилась в пепел, оставив в пещере запах горелой шерсти — принялся не спеша месить тесто на лепешки. Достал из седельных сумок мед, купленный недавно в Тхануре, понюхал его несколько раз и заметил:
— Не самый лучший медок, это да. Но сейчас все равно пойдет. Эй, мальцы, вы лепешки с медом едите?
— Кто ж их не ест? — весело сверкнул зубами один из близнецов.
— Мы не мальцы, — хмыкнул Дагур и запустил пятерню во все еще влажные волосы.
— Значит, сейчас поедим, — нараспев протянул Саен и хлопнул первую лепешку на сковородку.
Жарил он на сале, и Птица, разглядывая подрумяненные бока лепешек, чувствовала, что смогла бы свинью целую слопать.
После они ели, а Саен все жарил и жарил. Мальчишки жевали без остановок, облизывали пальцы, пихались и придвигались поближе к огню.
Птица тоже ела. Она согрелась, разомлела, и ей совсем не хотелось никуда ехать. Сейчас бы развалиться у костерка и лежать себе да лежать. Может, даже поспать чуток.
И Саен тут же распорядился:
— Сегодня никуда не поедем. И завтра тоже. Поживем в этой пещерке пока сестра ваша не вернется. Тут нам спокойно будет, тепло и удобно. Что скажете, парни?
— Так откуда ты узнаешь, что сестра приехала? Она, небось, в Тханур сразу сунется… — Дагур быстро глянул на Саена и сунул в рот очередной кусок лепешки.