Она нашла взглядом хозяина, который стоял за стойкой и протирал тряпкой и без того совершенно чистый прилавок. Постаралась придать лицу милое выражение и решительно двинулась к нему.
— Мне нужна комната до вечера, вода теплая, чтобы помыться и еда. Со мной мои троюродные братья, потому еда нужна на троих, — обратилась она к хозяину. После вдруг вспомнила, что не поздоровалась, и торопливо пожелала, чтобы Знающие хранили город и постоялый двор.
— Ну, и тебе всего хорошего, девушка, — басом протянул плотный мужчина, перекинул полотенце через плечо и гаркнул куда-то за спину: — Заим, а Заим! Иди-ко сюда, тут человек комнату желает. Да пошевеливайся, лодырь бестолковый.
Из темного прохода показался лохматый мальчишка, ровесник Дагура. Заулыбался широко и весело и спросил Лису:
— Это тебе, что ли, комната?
— Ты как с гостями разговариваешь? А ну, обратись как положено! — взревел на него хозяин.
— Пройдите за мной, уважаемая, — лукаво блеснул зубами Заим, — вам понравится и комната и стряпня нашей поварихи. Вот увидите.
— Я сейчас приведу братьев, — сказала Лиса и направилась, было, к выходу, как в дверь таверны заскочил еще один парень, очень похожий на Заима, но чуть постарше.
— Кто-то привез в город больного красной лихорадкой! Прямо перед таверной мальчишка, красный и горячий! Умрет на нашем дворе! Чей это мальчик, признавайтесь! Иначе отправим его из города прямо сейчас! Отец! Ты слышал? Красная лихорадка в городе!
Видимо, хозяин тут же все понял, потому что прогудел, глядя растерянной Лисе прямо в лицо:
— Как ты осмелилась, дрянь, привезти в город эту заразу? Паршивка, а ну-ка, забирай свое отродье и убирайся отсюда, чтобы ноги твоей здесь не было!
Грубое обращение этого человека мгновенно зажгло в Лисе яростный огонь.
— Это ты дрянь, если отказываешь в помощи ребенку! — совершенно отчетливо проговорила она. — Что, струсил? Испугался? Пойди, помолись вашим Знающим, чтобы они защитили тебя и твою семью. А я уже тут у вас была и надышала вам заразы. Так что, бегите, зовите Праведных Отцов.
Лиса сузила глаза, презрительно сплюнула и направилась к выходу. Не тронут, не посмеют. Потому что боятся заразы как огня. И поделом им, жадюги подлые! Значит, выгоняют ее и мальчишек на снег, на мороз. Больного, измученного Хаша, который ни в чем не виноват!
— Ого, как повернулось дело, — проговорил кто-то в стороне.
Дорогу перед самой дверью преградил какой-то человек в кожаной крутке с капюшоном. Он положил ладонь Лисе на плечо — так, точно она была его служанкой или доброй знакомой. После сказал:
— Подожди, девушка. Это твои братья заболели красной лихорадкой, так?
Лиса скинула его руку с плеча, обогнула незнакомца и молча вышла на двор. В след ей понеслись злые слова хозяина, но Лиса их уже не слушала.
— Давай, я посмотрю мальчиков, — мужчина нагнал ее во дворе, подошел к лошади и приветливо сказала прыгающем от холода Ошке, — твой больной брат на лошади? А ты сам как? Тоже заболел?
— Ты кто? — стуча зубами, выдал Ошка.
— Это никто. Это просто человек. Нас не пускают в таверну, и нас просто выгоняют из города, — решительно сказала Лиса и взяла повод лошади.
— Никто вас не выгонит. Здесь пограничный город, тут соблюдаются законы Суэмы. А в Суэме не выгоняют больных детей на улицу, — сказал мужчина, решительно снял Хаша с лошади и распорядился, — вас надо отправить в Суэму. Здесь у меня, к сожалению, нет лекарства от красной лихорадки. Пошли сейчас ко мне, в мою комнату, а как только мальчику полегчает — отправимся в путь. Я суэмец, я вам помогу. Вы можете мне доверять, и никто вас не прогонит. Здешнему городу зараза не грозит. Даже если и заболеют — им тут же доставят лекарства.
— Кто ты такой? — не очень вежливо спросила его Лиса, шагая следом за мужчиной обратно в таверну.
— Зовите меня Галь. Просто Галь, — последовал короткий ответ.
Хозяин таверны скорчил недовольное лицо, но не посмел возразить Галю. Буркнул что-то своим сыновьям и пожелал, чтобы Создатель хранил всех от беды. Галь со своей горячей ношей поднялся на второй этаж, завернул в одну из дверей комнат и устроил Хаша на широкой кровати с пологом. Снял с него обувь, повернулся к ошарашенной Лисе и распорядился:
— Протопи тут как следует. Я напою его бальзамом и попробую сбить жар. Хоть немного, чуть-чуть. Иначе он просто сгорит у нас, и мы не довезем его. Давай-ка побыстрее. И сама разденься, когда тут будет тепло. И еще знаешь что… — Мужчина потер гладко выбритый подбородок и добавил, — после спустишься и велишь, чтобы тебе и твоему брату приготовили поесть. Это за мой счет, закажи то, что хочешь. Что тебе больше нравится.
Только теперь Лиса рассмотрела его как следует — до этого ей мешала злость и спешка.
Галь выглядел, как настоящий суэмец. Высокий, со смугло-золотистой кожей, с абсолютно правильными и ровными чертами лица. Черные, чуть вьющиеся волосы закрывали всю шею, а серые глаза казались бездонными и немного странными. Один пристальный взгляд — и Лиса чувствовала, что теряется, краснеет и глупеет. И еще казалось, что Галь абсолютно уверен в том, что делает. Ни капли сомнений, только спокойная и даже какая-то мудрая решительность.
Лиса почувствовала, что робеет. Суэмцы — народ, о котором слагают легенды. Кто она такая, чтобы принимать помощь от суэмца? Да она недостойна и рядом с ним стоять — так по-крайней мере говорили у них в деревне. Но бросив взгляд на растерянного, расстроенного Ошку, на Хаша, чьи глаза по-прежнему оставались закрыты, а грудь поднималась слишком часто, как будто Хашу не хватало воздуха, Лиса развернулась и пошла вниз.
Хозяин зыркнул на нее так, что если бы его злость могла зажигать — все бы в таверне пылало ярким пламенем. Лиса изобразила милую улыбку — пусть злиться, если ему так хочется. Сказала, что желает супа на двоих, вареного мяса с овощами и хлеба. После подумала и прибавила:
— А суэмец что-то заказывал на обед? Если нет, то и ему то, что он обычно заказывает.
— Ты слышал, Заим? Поторапливайся. Только в комнату к вам никто еду не понесет. Приходи и забирай сама. Ты-то хоть здорова?
— Как видишь… — буркнула ему Лиса.
Дождалась, когда Заим приволокет медный поднос с горшочком супа и миской вареного мяса с фасолью и картофелем. Забрала все это, попросила еще кувшин молока и хлеба и направилась в комнату.
Галь совсем раздел Хаша, даже нижнюю рубашку стянул и кинул прямо в разведенный Ошкой огонь в кирпичной печке. Сквозь открытую железную дверцу Лиса заметила догорающие остатки одежды.
— Всю одежду его сжег, — хмуро пояснил Ошка, — и мне велит раздеваться.
— Потому что ты тоже болен, — Галь стоял, наклонившись, над кожаным объемным мешком с широкими лямочками и перебирал какие-то бутылочки из темного стекла, — а если не болен, так простыл и устал. Обоих сейчас разотру хорошей мазью, Хаша вашего напою бальзамом — и да поможет нам Создатель. Будем молиться. Или полегчает Хашу к утру, и тогда двинемся в путь, или умрет ваш мальчик. Что-то одно. Хорошо, если вот его — Галь кивнул на Ошку — вот его довезем живым.
— Так помолись Создателю, ты же суэмец, — сказала Лиса, тяжело грохнув подносом о стол. — Вас же слышит Создатель всегда и все вам дает и всем вас благословляет.
— Вот как? — Галь поднял брови и глянул на Лису немного грустно. — Создатель по-твоему кто? Маг, который выполняет все желания?
— Но ведь Ему ничего не стоит!
— Позволь спросить, что это у тебя на груди? Вот такое круглое, деревянное?
— Это знак Создателя, между прочим. Это Знающие, которые Ему служат. Создатель — это центр всего мироздания, а Знающие — Его слуги.
— И зачем носить знак Создателя и пророков на груди? Что это значит?
— Ну… это значит, что он священный…
— Кто? Создатель? Или знак?
— Ну… — Лиса вдруг запуталась и уставилась на Галя, чувствуя, что глупеет на глазах. — Ну, знак священный. Он означает, что ты не идолопоклонник, а чтишь истинную веру.
— Не бывает истинной веры, — покачал головой Галь, — не бывает истинной или не истинной веры. Есть просто вера. Все во что-то верят. Каждый человек. Создатель не нуждается в деревяшках, которые бы напоминали о Нем, и которые бы вы почитали. Потому что в мире, который Он создал, в первую очередь священна жизнь человека. Но ее вы как раз и не цените.
— Так пусть и спасет жизнь Хаша! — все равно ничего не понимая, крикнула Лиса.
— Я не знаю. Если у меня получиться, то все выйдет. Считай, что меня и послал к вам Создатель, если на то пошло. И если у меня и у Создателя получиться — то Хаш будет жить.
— Так разве Создатель не сильнее всех? Разве Он не может совершить чудо?
— А разве Хаш не является потомком нагорского рода? Разве под ключицей у него нет татуировки, обозначающей, что он прошел ритуал посвящения, и его рождение очищено, и он посвящен духам предков? Разве не имя своих предков он носит по правилу рода? И разве на его шее не висит знак Знающих? Он не принадлежит Создателю и никогда не принадлежал. И это — выбор его и его родителей. Не Создатель оставил его, а род этого мальчика давным-давно оставил Создателя. Это их выбор, и смерть — тоже их выбор. Я сделаю, что могу, но в этом городе нет лекарства от красной лихорадки. И мы даже не можем их привести и оставить тут — из-за этого лекарства тут же разразится война, и оно послужит не для исцеления, а для убийств. Это не наши земли, и тут не работают наши правила. Потому не стоит упрекать Создателя в том, что он что-то не делает для вас.
Лиса чувствовала горькую правоту Галя, слишком хорошо чувствовала. Но и Хаша было жаль, так жаль, что в душе кипел огонь злости и ярости от собственного бессилия. Даже еда не лезла в горло, не смотря на то, что горячий суп пах пряными травами, а мясо очень аппетитно дымилось. Лиса лишь хлебала молоко и наблюдала, как Галь напоил чем-то густым, темно-бардовым и Хаша и Ошку, обоих растер какой-то прозрачной, резко и приятно пахнущей мазью и велел Ошке забраться под одеяло в его кровать. После покидал в печь и его одежду.