— Да кто ты такая, грязная девчонка, чтобы указывать мне, что делать, а что нет? — грубо усмехнулся Игмаген, и махнул рукой. В Лису тут же вцепилось несколько рук — воинов у Праведного отца хватало. Рука в железной перчатке с силой ударила в бок — и мир перевернулся. От резкой боли перехватило дыхание и на миг потемнело в глазах.
Кто ударил еще раз ногой в спину, послышался резкий хруст костей и крик боли. Лиса не сразу поняла, что это она сама кричит.
— Если не оставишь ее в покое, я не прочту не строчки из твоей карты! — зазвенел резкий голос Галиена.
— Вот с этого надо начинать, суэмец. Не вы диктуете правила, вы только подчиняетесь нашим. Ты прочитаешь мне карту, прямо сейчас. Прямо тут. Я не стану рисковать и отвозить тебя и девчонку в город. Кто знает, сколько у вас еще друзей среди тюремщиков? Мы разберемся тут и расстанемся, библиотекарь. Вот так мы сделаем. И это будет правильно. Ты согласен? Я не слышу. Говори!
Один из рыцарей снова с силой пнул Лису.
— Карта с тобой? — сухо спросил Галь.
Лиса попробовала подняться, но не смогла — бок буквально жгло огнем.
— Карта со мной. Я слышу, что ты заговорил как мужчина, о деле, мой дорогой суэмец. Карта со мной. Я желаю, чтобы ты прочел ее прямо сейчас, здесь.
Игмаген щелкнул пальцами, и ему тут же помогли спешиться. Он кряхтел от усилий, и его кожаные сапоги скрипели уютным громким скрипом. Издевательским сытым скрипом. Зашуршали кожаные завязки седельной сумки — и вот, в белых здоровенных ладонях Игмагена оказались тонкие коричневые пластины.
— Вот она, карта мудрых. Так она должна выглядеть, библиотекарь? Скажи мне, это карта мудрых?
Игмаген пристально всматривался в напряженное лицо Галиена и улыбался. Победно, радостно, добродушно. И Лиса чувствовала, как разгорается внутри у нее злость. Белая ярость. Бешенный гнев. Так бы и расцарапала эту сытую наглую морду. Плюнула бы в эти заплывшие жиром глазки, вспорола живот ножом, выпустила кишки…
Лиса скрипнула зубами и тихо прокляла и мать Игмагена и всех его предков.
— Спокойно, Лиса, — усмехнулся Праведный Отец, — ты еще успеешь показать свою испорченную натуру. Сейчас важный момент. Момент истины для всех нас. Что скажешь, библиотекарь?
— Это карта мудрых. Карта наших предков. Я могу ее прочитать. Я ее прочту.
— Читай. Или мы отрежем башку твоей девчонке. Вот уж не думал, что Лиса настолько блестяще исполнит задание, жаль будет терять такую девчонку…
— Мне надо… надо рассмотреть. Здесь не все просто, это шифр. Здесь зашифрованное послание и сама карта…
Галь медленно приблизился, двое воинов держали мечи около его горла.
— Оружие, библиотекарь. Брось в снег свой меч, — добродушно велел Игмаген.
Лиса крикнула, было, чтобы не верил этой лисице, но тут же получила такую затрещину, что на мгновение мир снова померк для нее.
— Лиса, молчи, я умоляю, — не глядя на проговорил Галь, — тут написано, что последние знания мудрых укрыты в Храме Стихий. Чтобы найти дорогу к Храму надо в правый верхний угол карты вылить белых чернил. Белая дорога растечется и покажет путь к Храму. Храм находится под землей, всегда находился под землей. Верхний правый угол той самой пластины, на которой вырезаны три знака, похожих на солнце, воду и ветер. Знак трех стихий. Верхний угол этой пластины — начало пути.
— Белые чернила? — нахмурился Игмаген. — А если я вылью обычные, черные? Что изменится?
— Ничего. Без разницы. Чернила потекут по вырезанным бороздкам и укажут путь. Ты будешь видеть. Чернила, краска — что угодно. Это все. Я все прочел.
— Нет, библиотекарь. Ты так просто меня не подведешь. Посмотри мне в глаза и поклянись своим Создателем, что ты прочел мне все. Что ты не скрыл от меня опасности, поджидающие меня в этой дороге.
— Как я могу увидеть и предсказать опасности, когда я не вижу дороги? Вылей чернила, и я смогу сказать еще.
— Поклянись Создателем, что ты прочел всю карту, — голос Праведного Отца стал жестким и громким.
— Клянусь. Клянусь Создателем. Я прочел все, что было написано на пластинах. Перед тем, как будешь выливать чернила, соедини их. Этого не написано, но это видно. Обе пластины соединяются замочком, вставляются края. Один край подходит к другому. Тогда карта будет единым целым. Больше ничего не написано. Храм Стихий — это место, где мудрые скрыли свои последние знания. Так и написано — Последние Знания. Больше ничего. И три знака Храма Стихий — солнце, ветер и вода.
— Это все?
— Все. Дальше я не могу ничего увидеть. Тут не вся карта. Должно быть продолжение. Видишь еще замочки? Тут должно быть четыре квадрата. Четыре квадрата, Праведный Отец. Не все карты можно прочесть так просто… Отпусти девочку.
— Еще пластины? Должны быть еще пластины? И больше ты ничего не можешь прочесть?
Галь молча качнул головой.
Игмаген улыбнулся, точно здоровый кот, нажравшийся хозяйской сметаны, резко махнул ладонью, и один из воинов сделал выпад, пронзив Галиена мечом.
Лисин крик утонул в ржании рыцарских лошадей.
Галь упал в снег лицом вперед.
Кто-то сверху стукнул Лису по затылку.
Игмаген взгромоздился на лошадь.
Заскрипел снег под копытами.
— Убей и меня, Праведный Отец! Не оставляй меня в живых, иначе ты пожалеешь! — крикнула Лиса, превозмогая боль.
— Обойдешься. Живи, девочка. Ты честно заработала право остаться в живых, — не оборачиваясь, кинул Игмаген.
Раздался смех. Рыцари Ордена веселились остроумной шутке Праведного Отца. Отряд удалялся, таял в белом облаке снежной пыли.
Собрав остатки сил Лиса подползла к Галиену, перевернула его. Стеклянные, ничего не видящие глаза уставились в небо. Красная дорожка от кончиков губ, морщинки у глаз, щетина на подбородке…
— Галь, услышь меня… пожалуйста… ты не можешь просто так уйти… это не честно! Создатель, это не честно! Ты не можешь забрать его, Создатель! Я прошу, я прошу…. Я прошу…
Лиса шептала уткнувшись в волосы Галиена и чувствовала, как вместе с жизнью любимого уходит и ее собственная жизнь.
— Я проклинаю тебя, Игмаген! — прошептала Лиса. — Проклятием рода Гойя. Пусть смерть постигнет тебя. От страшного колдовства. Пусть найдется на тебя маг, сильный маг. Пусть ты узнаешь, что значит смерть! Пусть ты сдохнешь! Создатель, пусть он будет проклят! Пусть он будет проклят!
— Он уже проклят… — раздался спокойный голос за спиной.
Лиса попыталась повернуть голову назад, но резкая боль мгновенно опустила в промозглую тьму забвения. Упав в снег Лиса закрыла глаза…
Часть 4Не все правила стоит выполнять…
Глава 1
— Ты действуй помягче. Ослабь руки, не сжимай так кулаки. Ты почувствуй его. Мягкое, теплое, живое. Ты передаешь ему частичку себя, своей жизни, своего настроения, своей любви. А оно воздаст тебе сторицей. Понимаешь, Птица? Легче все надо делать, легче. А ты словно гвозди вколачиваешь. И лицо у тебя такое, будто совершаешь миссию спасения человечества. Не хмурься, это же просто тесто.
Это просто тесто. Птица согласно кивнула, запястьем убрала со лба выбившиеся пряди волос и вздохнула. Заместить тесто на хлеб оказалось непосильной задачей. Тут, в Каньоне дождей не ели лепешек, и выпечка хлеба представляла из себя особый процесс, довольно трудоемкий и долгий.
Надо было замесить тесто, используя закваску, после подождать немного, пока закваска подействует, и замешанная масса увеличиться в размере и станет рыхлой и дрожащей. И уже тогда можно вываливать ее на противень, придав форму овала или круга, смазать слега яйцом и совать в печь.
Саен умел с этим управляться очень ловко. Тесто в его руках становилось послушным, легким и красивым, само собой принимало нужную форму и оставалось только запихнуть его к прогоревшим углям в нагретой печи.
А у Птицы все расплывалось, прилипало к ладоням или наоборот, становилось твердым и неподатливым. Что бы она ни делала — добавляла воды или муки — всегда выходили не пироги, а какая-то ерунда. Саен только посмеивался и принимался учить снова и снова.
И ему не надоедало. Почти каждый день начинался с готовки, и почти каждый день Птица терпела неудачу за неудачей. Кашу сварить еще получалось, и даже посолить ее Птица не забывала. А вот с супом все становилось немного сложнее. Картошку приходилось чистить очень долго, и нож то и дело норовил выскочить из рук или порезать неуклюжие пальцы. Зелень рассыпалась по столу, от лука слезились глаза, вода выкипала чуть ли не наполовину, когда Птица, наконец, заправляла булькающий суп обжаренным овощами и свежей зеленью.
А пироги и хлеб — так и вовсе были сущим наказанием. Неумеха она — и все тут. И больше ничего не скажешь. Хорошо хоть Саен ее так не называет. Смеется с ее неловкости и заверяет, что однажды она все-таки научиться.
А за окном — холодный ветер, дождь и где-то внизу — бурлящая река Ануса-Им, ставшая совсем зеленой и беспокойной. Иногда ночами Птица просыпалась от неясного гула воды и думала о том, что русло ее жизни изменилось слишком круто. Здесь, в доме Саена она не рабыня и не служанка. Она, скорее, помощница, подруга, правда, не очень умелая. Но хозяин постоянно учил ее. И не только печь хлеб.
Он помог Птице открыть в себе удивительную силу, о которой она и не подозревала. Вот так же легко, как управлялся с тестом, Саен показал Птице, что если сосредоточиться и прислушаться к себе, то можно понять очень много интересного и необычного. Оказывается, можно научиться чувствовать людей и животных на расстоянии. Чувствовать их жизнь, их дыхание, их кровоток. Можно заставлять предметы двигаться самим по себе. Вот те же дрова — достаточно лишь позволить своему мышлению выйти за обычные рамки.
— Ты думаешь, что то, что окружает тебя — оно только и существует в природе, ты слишком полагаешься на материальное. А ты подумай о силе духа, о том, что тело — всего лишь слабая оболочка для сильного духа. И что дух вполне может двигать предметы, управлять окружающим. Твой дух может чувствовать меня, потому что мое тело для него не преграда. Просто позволь это себе, у тебя все получиться. Я верю в тебя, Птица, — пояснял Саен с добродушной, веселой улыбкой.