тому что мне было страшно. Сильно болела переносица. Больницы, в которых молятся чаще, чем в мечетях, погружают людей в глубокую апатию. Чтобы не погрязнуть в этих мыслях, я стиснула зубы и попыталась сосредоточиться на головной боли.
Во всем теле ощущалась невероятная усталость. Как будто меня переехал грузовик.
Может, лучше бы и переехал, Ляль. Посмотри на себя, кто знает, что с тобой сейчас?
Действительно, как я выгляжу? После удара мне было так плохо, что, если бы доктор сказал: «У вас сотрясение», я бы поверила.
Омер все еще не вернулся. Я вновь перевела взгляд на молодого человека, который буравил меня глазами. В выражении его лица было нечто такое, что мне сложно описать. Жалость? Отчаяние? Я не была уверена. Он как будто смущался и, глядя на меня, ожидал, когда я что-нибудь произнесу. Его плечи осунулись от усталости. От незнакомца исходила совсем другая энергия. Мы всматривались друг в друга так, словно были знакомы ранее. Если он и пытался что-то сказать мне своим взглядом, то я была не в том состоянии, чтобы это считать. Он, должно быть, расстраивался из-за своей неудачи.
Незнакомец: конечно, я расстраиваюсь.
Наши бессмысленные гляделки закончились, как только открылась дверь в палату. В комнату зашли Омер и доктор. Врач, на вид которому было не больше сорока, подошел к моей кровати.
– Как вы себя чувствуете, госпожа Эфляль? – мягко спросил он.
– Меня немного мутит, и сильно болит голова, – сказала я, силясь улыбнуться, а потом быстро спросила: – Но прежде, чем вы продолжите, я хочу кое-что выяснить. Что со мной случилось после удара? Есть ли необратимые последствия? Как долго я здесь?
Доктор, в отличие от меня, умел держать себя в руках, поэтому ответил с улыбкой:
– Я понимаю ваше беспокойство. После обследований мы сможем сказать точнее.
Он подошел ближе.
– Вы получили сильный удар по голове. К счастью, мы не обнаружили трещин или переломов в черепе, – продолжил он, и я наконец-то с облегчением выдохнула. – У вас была рассечена бровь, мы ее зашили. Поэтому сейчас переживать не о чем. Позже мы сделаем вам томографию, но, чтобы избежать риска кровоизлияния в мозг, необходимо пронаблюдать за вами в течение двадцати четырех часов, и после мы сможем вынести окончательное решение.
Я поднесла пальцы к брови. Надеюсь, шрама не останется. Облизнув пересохшие губы, я спросила:
– Если по истечении двадцати четырех часов со мной все будет в порядке, я могу покинуть больницу?
Я уже говорила, что ненавижу больницы?
– После наблюдения мы примем решение, можно ли вас выписывать. Давайте не будем сильно волноваться, но и обнадеживать вас не буду, – ответил доктор и поправил очки на переносице, а затем добавил: – Если у вас больше нет вопросов, то я попрошу медсестер взять анализы, а далее осмотрю вас.
– Вопросов нет, спасибо, – ответила я и снова улыбнулась.
Я потянулась за бутылкой с водой, стоящей рядом на тумбочке, чтобы смочить пересохшее горло, но молодой человек, имени которого я не знала, опередил меня.
– Я сделаю, – сказал он и отвинтил крышку. Глядя на меня, словно прося разрешения, он добавил: – Я помогу с этим.
У нас есть руки и ноги, но все равно спасибо, странный незнакомец.
Я была удивлена его поступком, но не показала вида и просто кивнула. Потом попыталась медленно привстать на кровати. Молодой человек откинул одеяло в сторону и положил левую руку мне на талию. И даже после того, как он поддержал меня и помог сесть, руку он убирать не стал. Он осторожно поднес бутылку к моим губам, словно выполнял очень важное задание. Пока незнакомец бережно оказывал помощь, он невольно придвинулся ближе, и теперь я силилась понять, на что похож запах, который я уловила, находясь рядом с ним.
Давай-ка не будем отвлекаться.
Он отстранился, и я улыбнулась и произнесла «спасибо». Кивнув в ответ, он отошел назад вместе с бутылкой. Пока оба, Омер и незнакомец, стояли в стороне, доктор провел мне несколько тестов на рефлекторные реакции, а потом покинул палату. Вскоре пришли медсестры и отвезли меня на компьютерную томографию. Меня вернули в палату через полчаса, и тут я обнаружила, что оба моих посетителя все еще сидели на диване в палате. Уже лежа в кровати, я вопросительно уставилась на них в ответ, предполагая, что им пора уйти. Не могут же они остаться здесь навсегда?
Только я сделала движение, чтобы привстать с койки, как молодой человек без имени вскочил с дивана и подошел мне.
– Ты собираешься вставать?
Я кивнула.
– У тебя может закружиться голова. Ты хочешь, чтобы я тебе помог? – торопливо спросил он.
Мне нравилось, как он обо мне беспокоился, но я ответила, сдержанно улыбнувшись:
– Сама справлюсь.
Однако он все равно не отошел от кровати. А у меня и правда слегка закружилась голова. Я ждала, когда же это ощущение пройдет. Хотелось посмотреть, что с моим лицом и особенно бровью. Мне нужно было как можно скорее увидеть себя, чтобы понять, что произошло.
Незнакомец все еще стоял рядом, поэтому я взглянула на него и добавила:
– Спасибо большое за вашу помощь. Остальное я смогу сделать сама. Я не хотела бы создавать вам еще больше проб…
– Пожалуйста, не говори, что создаешь для нас проблемы, – прервал меня Омер, приподнявшись на диване и снова сев обратно. Я хотела дать им понять, что они могут идти, а этот опять уселся. – Мы будем здесь, пока ты не оправишься после случившегося.
– Мы будем здесь, пока тебе не станет лучше, – уточнил его собеседник и сердито посмотрел на Омера, словно тот сказал что-то не то. Он вернулся к Омеру и сел рядом с ним. – Ясин попросил нас позаботиться о тебе. Поэтому мы не оставим тебя одну в больнице, – твердо добавил он.
Не зная, что на это ответить, я прислонилась к спинке кровати. Находиться в одной комнате двадцать четыре часа с людьми, которых я не знаю, представлялось настоящей пыткой. Я могла настоять, чтобы они ушли, но это выглядело бы очень грубо.
Пусть остаются, через двадцать четыре часа ты их больше никогда не увидишь. Надеюсь, что так и будет.
– Понятно, – сказала я, поджав губы.
Тишину в палате нарушал только звук часов. Но даже от него головная боль усиливалась. Я молилась, чтобы в капельнице, которую мне ставили ранее, было хоть что-то, что могло бы облегчить мои страдания.
Нас ударили по голове вообще-то, поэтому кто-нибудь должен дать нам обезболивающее. Алло?
Интересно, как сильно испугаются эти незнакомцы, если я начну кричать? И почему они все время на меня смотрят?
Они просто влюбились.
Тебе бы быть сценаристом.
Затянувшееся неловкое молчание прервал приход медсестры. Пока она убирала капельницу, я рассказала ей о своих болях. Она ответила, что лекарство скоро подействует. Потом она, а следом за ней и Омер вышли из палаты. Я осталась один на один с человеком без имени. Чтобы прервать тишину, я включила телевизор. Бессмысленно переключая каналы, я ждала, что скоро явится полиция, чтобы взять показания. Надеюсь, что в самое ближайшее время я пойму, что случилось на самом деле.
Не знаю, сколько прошло времени, но в какой-то момент я совсем забыла, что была в палате не одна. Повернув голову, я обнаружила, что молодой человек сидел прямо посередине дивана. Голова запрокинута назад, и казалось, что он спал. Он вытянул длинные ноги в стороны и скрестил руки на груди. Темные брови сдвинуты к переносице, и я невольно подумала, не снится ли ему плохой сон. Его челюсть была плотно сжата.
Он здесь по просьбе моего брата? Если они такие хорошие друзья, почему я никогда прежде его не видела?
Хотя, если честно, всех известных мне друзей Ясина можно было пересчитать на пальцах одной руки. Из-за своей работы он очень избирательно относился к окружению. Возможно, поэтому я не знала незнакомца, сидевшего в моей палате.
Хватит уже его так пристально разглядывать.
Наконец, справившись со своим любопытством, я отвела глаза в сторону.
Я окинула взглядом помещение и напомнила себе, что не следует доверять кому попало. Да, эти люди действительно могли знать Ясина, но это не отменяло тот факт, что они тоже могли причинить мне вред. Хотя я не чувствовала к ним неприязни. Может быть, я даже была в долгу перед ними? Ведь они спасли мне жизнь.
Или они хотели эту жизнь у меня отнять, что казалось маловероятным. Иначе я бы уже не открыла глаза. У них была масса возможностей убить меня, но они этого не сделали. Можно было прикончить меня, пока я спала, или вообще не доставлять в больницу и оставить умирать. Поэтому я окончательно отбросила мысли о том, что они могли быть опасны. Надо перестать об этом думать, тем более сейчас, когда мое психическое состояние еще нестабильно. И у меня появилась новая проблема – мне нужно было хоть чем-нибудь наполнить голодный желудок.
Боль в голове начала стихать, а в остальном я чувствовала себя нормально. Но теперь от голода живот скрутило так, что не было сил даже поднять руку. С тех пор, как я выехала в Стамбул, я не ела ничего, кроме лекарств, которыми меня сейчас лечили. Но если я нажму на кнопку вызова, то медсестра, зайдя в палату, разбудит незнакомца. Он и так выглядел усталым и невыспавшимся. Я могла бы немного подождать.
Внезапно раздался хриплый голос:
– Голова уже прошла?
Я повернулась на звук. Молодой человек медленно сел и откинулся на спинку дивана. Не сводя с меня глаз, он силился понять, как у меня дела.
– Да, прошла, – ответила я и выдавила улыбку.
То есть он все время ждал, пока мне станет лучше. Я почувствовала к нему прилив благодарности.
– Вы напрасно теряете здесь время, – продолжила я, заметив, как он нахмурился. Я сказала это для его же блага, но потом все же решила добавить: – Спасибо.
– Не стоит благодарностей, – надтреснутым голосом ответил он.
Теперь мне не хотелось, чтобы он уходил. Если он хотел помочь, то я не могла ему это запретить. И мне не было стыдно за свою уязвимость. Но сейчас я вынуждена была признать, что вот-вот потеряю сознание от голода. И раз уж незнакомец проснулся, я могла вызвать медсестру. Мне нужно было дотянуться до кнопки справа, но я не могла до нее достать. Слегка наклонившись вперед, я встретилась глазами с незнакомцем. Он мгновение смотрел на меня, пытаясь понять, что я задумала, а потом поднялся на ноги и подошел ближе.