Я не ответила. Делая глубокие вдохи и выдохи, я ждала, когда пепел от бушующего пламени наконец рассеется. Это был тот самый момент, когда я поняла, что некоторые вещи лучше не знать. Лучше бы я вообще не спрашивала. Лучше бы мои догадки остались лишь догадками. Лучше бы я знала заранее, что, как только я вспомню о его боли, он сразу это почувствует; тогда я бы никогда не спросила о том, что случилось, я держала бы рот на замке.
– А что еще? – спросил Каран, и я перевела на него взгляд. Он облокотился на стол и сцепил кисти. – Больше у тебя не осталось вопросов? Может, ты спросишь меня о чем-то, что поможет сгладить этот момент?
Он спросил это с таким нетерпением, словно ему хотелось забыть о той ране, что я разбередила. Я облизнула губы. Задумавшись на миг, я все же спросила:
– Ты действительно никогда не слышал обо мне до того, как мы встретились? То есть ты даже не знал о моем существовании? Неужели Ясин настолько хорош в своем деле?
– Ты сама знаешь, обычно он не сильно распространяется о себе. После того как я тебя встретил, я понял, в чем была причина некоторых его поступков. Но да, до того момента я не знал о тебе.
– Хм… – произнесла я тихо. – Ты знаешь, что мне не нравится, когда меня обманывают.
Я сама не знала, почему это сказала.
А кому это нравится, Ляль?
Каран нахмурился, а я продолжила:
– Не обманывай меня.
Он выпрямился и откинулся на спинку стула, а в выражении его глаз появилось спокойствие. Каран скрестил руки на груди, словно отстраняясь от меня.
– Я бы не стал обманывать намеренно, – сказал он просто.
Что он хотел этим сказать? А как он мог обмануть тебя ненамеренно? Что, он дальше скажет, что тебя обманул твой собственный брат?
Я издала носом звук, похожий на смех.
– И что это значит? – спросила я.
Его широкие плечи напряглись сильнее. Кажется, он хотел ответить, но его приоткрытые губы тут же сомкнулись, когда к нам подошел официант.
– Хотите чего-нибудь освежающего? – спросил официант, и я отрицательно помотала головой.
– Хочешь десерт? – спросил Каран. – Здесь подают очень вкусный казандиби[61].
На этот раз я согласилась, и Каран, озвучив заказ, отослал официанта. Я медленно осматривала Карана, ожидая, когда же он наконец ответит на мой вопрос. Но он без особых колебаний перевел тему:
– Можешь рассказать мне немного о своей семье?
Я невольно задержала дыхание.
– Я узнал у Ясина только самую необходимую информацию, но все равно некоторые моменты не складываются у меня в голове. Например, почему твоя семья не разрешала тебе ездить туда, где они работали? – спросил он с любопытством.
Я занервничала.
– С чего ты это взял? – спросила я резко.
– Ясин мне так сказал.
– Такого не было, – ответила я, подняв подбородок. – Просто мне нечего было делать у них на работе. Моя мать все равно работала из дома чаще, чем в ателье.
Мой взгляд устремился вдаль, когда я задумалась о том, что никогда не видела, чтобы моя мать делала эскизы дома. «Я чувствую себя некомфортно, когда наблюдают за моей работой», – сказала она мне однажды. Я поверила ее словам и никогда не подвергала их сомнению.
Но тогда почему сейчас это кажется мне такой нелепой отговоркой? Я разозлилась на себя за то, что могла вспомнить только один раз, когда видела ее за эскизами. Хотя у каждого художника могут быть свои особенности.
– Ляль? – спросил Каран, и я тут же откашлялась.
– Офис отца находился в получасе езды от нашего дома. И я говорю не о таких расстояниях, как в Стамбуле. В Германии за сорок пять минут ты можешь приехать в другой город, думай об этом именно так. То есть его офис был далеко.
Каран кивнул мне в ответ, подтверждая, что ему все понятно, и ждал, пока я продолжу.
– Вот поэтому я не могла добраться до его офиса. Тем более они не любили, когда я путешествовала одна. Отец выходил из дома очень рано, и мы редко виделись из-за этого. Почему ты видишь в этом какую-то проблему? – спросила я, не понимая.
– Нет-нет, никаких проблем нет, – ответил он поспешно. – Просто…
– После пожара ничего не осталось, и их следы было невозможно найти; тебе не кажется, что от этого создается ощущение, будто они никогда не существовали? – спросила я, не дав ему договорить. – У меня иногда возникает именно такое ощущение, но после я сержусь сама на себя. Ведь только то, что после них ничего не осталось, не делает их призраками, правда, Каран?
– Они существуют в твоих воспоминаниях, Ляль.
– А разве воспоминания не умирают, Каран?
– Только они никогда не умирают.
Я горько усмехнулась:
– Я тоже пока не умираю.
От этих слов губы Карана приоткрылись. Официант принес нам десерт и удалился, а Каран взял меня за руку.
– Если бы смерть была решением всех проблем, на кладбищах уже не было бы свободного места, – сказал он, словно пытаясь убедить меня в чем-то. Но я это уже знала. – Самая глубокая могила – это человеческий разум. Держись за свои воспоминания, и тогда ты будешь жить.
Не знаю почему, но мои глаза наполнились слезами. Я гладила ладонь Карана, желая «создать новое воспоминание» в своем разуме. Его взгляд скользнул по нашим рукам, снова вернулся ко мне; Каран улыбнулся.
Он разобьет нам сердце.
Глядя на него, я хотела надеяться, что ошибаюсь.
– Поедем к Омеру? – спросила я через некоторое время. Каран удивился, но кивнул.
– Ешь десерт, а после поедем, – сказал он.
Затем он подал знак Арифу, который сидел за соседним столом и ел уже третье по счету блюдо. Когда наши руки разъединились, меня тут же накрыло чувство опустошенности.
Казандиби действительно был очень хорош. Каран съел несколько кусочков десерта, как вдруг зазвонил его телефон, и он, извиняясь, поднялся с места. Он направился в угол зала, продолжая разговаривать, и Ариф тут же подошел к нему. Они оба так серьезно обсуждали рабочие вопросы, что это было даже мило.
Я бы не стал называть милыми парней, которые больше похожи на ослов.
Да нет же, посмотри на них.
Через несколько минут к моему столу подошел Серхат, что очень сильно меня удивило. Казалось, что раны, зажившие на лице Карана, просто переместились и нашли себе нового владельца. Было заметно, что Серхата сильно избили.
Да, наш великан бьет без промаха.
Каран, завидев Серхата рядом со мной, с серьезным выражением лица направился в нашу сторону.
– Приятного аппетита, – с обидой в голосе произнес Серхат. – Я пришел, чтобы извиниться перед вами. То, что я сделал, было ошибкой, мне очень жаль.
Почему он извинялся перед нами?
Каран, подойдя сзади, схватил его за плечо и развернул к себе.
– До чего же ты бестолковый, черт возьми! Кто дал тебе разрешение подходить и извиняться перед ней? Почему ты поступаешь так, как тебе в голову взбредет, паршивец? – резко произнес он.
Серхат, склонив голову, промолчал.
– Черт, Серхат! Ты идиот! – процедил Каран сквозь зубы, а потом посмотрел на Арифа: – Убери его отсюда с глаз долой!
Пока Ариф за руку утягивал Серхата за собой, я повернулась к Карану.
– Разве это не слишком? – спросила я. – Понятно, что работа…
– Пожалуйста, не вмешивайся, Ляль, – ответил Каран сердито. – Мы здесь не в игры играем. Если он не знает, как себя вести и что делать, то либо уйдет с позором, либо получит хорошую взбучку. Если он не понимает по-хорошему, а делает только хуже, что еще мне делать? Сказать ему «спасибо»?
Я замолчала, а он посмотрел на мою тарелку.
– Может, просто пойдем отсюда? – спросил он, и его голос прозвучал уже гораздо мягче, чем секунду назад.
Вместо ответа я молча встала. Мы шли бок о бок, и его напряжение передавалось мне. Меня всегда удивляло, как быстро он вспыхивал при малейшей проблеме. Я думала, что он просто хотел, чтобы все было именно так, как он задумывал. Когда работаешь с таким количеством людей, происходят срывы. Похоже, Каран до сих пор не осознавал причину своей вспыльчивости.
– Омер все еще в офисе, но сказал, что скоро будет собираться. Мы можем заехать на работу или сразу же ехать домой, как ты сама решишь, – сказал он.
Я хотела посмотреть, где они работают, но мне не хотелось заставлять Омера ждать нас.
– Лучше домой, – предложила я.
Каран с легкой улыбкой открыл передо мной дверь автомобиля, чтобы я могла сесть, и я улыбнулась ему в ответ. Он пару секунд смотрел прямо мне в глаза, прежде чем закрыть дверь, а потом обошел машину и сел за руль. В пути его телефон не умолкал ни на секунду. А когда к этому добавились пробки на дороге, он снова начал сердиться. Ругался себе под нос и проклинал всю Вселенную.
Маньяк.
Наконец мы добрались до дома. Перед тем как зайти внутрь, Каран коснулся моей талии.
– Надеюсь, тебе понравился сегодняшний день. – Он с волнением ждал моего ответа. – Конечно, не все было так, как я планировал, но для меня самого это большой шаг вперед. День еще не закончился, я знаю. Может, ты хотела еще чем-нибудь заняться?
– Черт, опять? – сказал Омер, и я повернулась на его голос. Он стоял в дверях и смотрел так, словно его в очередной раз обидели. – Мне что, вены себе перерезать? Хватит уже проводить время без меня!
Не дожидаясь, когда он продолжит, я обняла его, положив голову ему на грудь. Омер, находясь в замешательстве, обнял меня в ответ.
– Вот как нужно исправлять свои ошибки, – пошутил он.
Слушая, как бьется его сердце, я глубоко вздохнула. Я не хотела расстраивать его, но, если бы он позволил, я бы плакала вместе с ним часами, чтобы разделить его боль. Меня разрывало на части от того, что теперь я знала, какие страдания скрываются за этой улыбкой.
– Ты так сильно соскучилась? – спросил он, и я сильнее обняла его, закрыв глаза. Я услышала в его голосе подозрения. Могла бы поспорить, что сейчас он внимательно смотрел на Карана.