— Да оставьте вы формальности, Малыш. — Джерет в приветствии протянул ей руку, которую Кортни проигнорировала. Он засмеялся и дотронулся до ее плеча. Это прикосновение обожгло ее, как раскаленный металл. Пытаясь подавить в себе неловкость, соединившуюся с восторгом, оттого что они снова встретились, Кортни прищурила глаза:
— Вы давно являетесь членом Ассоциации?
— Не могу сказать, что да, — глядя невинными глазами, ответил Джерет.
— Я так и знала. Вы вступили в нее специально, чтобы… — Кортни резко оборвала начатую фразу — он подошел к ней вплотную.
— Чтобы что?..
— Чтобы и дальше смеяться надо мной!
Джерет усмехнулся:
— Да нет, у меня совсем иные мотивы. — В его глазах пробегали дьявольские искорки, и довольно непринужденным тоном он спросил: — Хотите знать, что привело меня сюда?
— Мне все равно. К тому же вы приехали очень рано.
— Не мог дождаться.
— О, это вздор! Что ж, входите.
— Какое горячее гостеприимство. Заморозит любого…
— Хватит!
Джерет вновь улыбнулся и вошел в дом, впустив клубы холодного свежего воздуха.
В Кортни вселилось чувство, что ее дом захватили.
— Давайте я уберу пальто и шляпу.
— Будьте так добры. — Сняв парку, Джерет положил на нее шляпу и протянул хозяйке. Их пальцы соприкоснулись, и у Кортни пересохло во рту. Она спешно понесла одежду к вешалке.
Джерет последовал за ней по широкому холлу в гостиную, с явным любопытством осматриваясь в доме. Как бы свежим взглядом Кортни окинула знакомую обстановку, на которую уже давно не обращала внимания, замечая только, когда необходимо было прибраться. Впервые она поняла, насколько женской выглядела ее гостиная. Кружевные шторы на окнах и розовый ковер на полу, софа обита бархатом такого же розового цвета, а по бокам пианино — два светло-коричневых кресла. И если бы не еще одно кресло, большое и старомодное, на которое была брошена подушечка, когда-то служившая для молитв, комнату можно было бы назвать элегантной. Джерет рассмотрел и статуэтку дрезденского фарфора на каминной доске, и украшавшую стол хрустальную вазу, и несколько горшков с цветами. Все сияло безукоризненной чистотой.
— Комната вашего сына тоже розовая? — поинтересовался он.
— Нет! — отрезала Кортни. — Можете пойти посмотреть, если вы так чертовски любопытны.
— Еще бы, показывайте куда идти.
Кортни спохватилась, что сама загнала себя в ловушку. Ей ничуть не хотелось показывать комнату Райана, водить по дому, в спальню…
— Но ведь вы не хотите идти…
— Тогда она розовая, — заявил Джерет и покачал головой.
— Неправда! Пойдемте! — Все в Кортни напряглось, казалось, каждый нерв оживает под пристальным взглядом гостя. Но, взяв себя в руки, она поправила свой белый пушистый свитер, пригладила рукой волосы и, подстраиваясь под медленные шаги Джерета, повела его по коридору.
— Хороший дом, — похвалил Джерет. — Здесь вы и выросли?
— Да. Мой отец был профессором Вандербильдского университета, но вскоре после моего рождения здоровье бабушки ухудшилось, и мы переехали сюда. Моя мама ухаживала за ней. Потом приехала незамужняя бабушкина сестра и осталась жить с нами. Когда мне было одиннадцать лет, папа умер. Вы выросли в доме, где были только мужчины, а я — с одними женщинами. Моя встреча с внешним миром произошла только в колледже.
— Каком?
— В колледже при Вандербильдском университете. Спустя много лет после его окончания. — Кортни рассмеялась. — А сколько лет вам?
— Мне тридцать семь. Много лет назад я тоже учился в этом университете.
— Наверное, здорово доводили своих профессоров.
Джерет засмеялся и погладил ее по щеке:
— Ну, не таким уж я был плохим.
— Ну, конечно. Я специализировалась по английскому языку, но не закончила, вышла замуж. А вы?
— У меня есть степень по энергетике, — небрежно бросил Джерет, а Кортни очень удивилась. — А что преподавал ваш отец?
— Английский язык и литературу. Его фамилия Рейнз. Он изучал Теннисона, Браунинга, Шекспира и литературу средневековья. Вы работали инженером?
— Да. А потом женился на Лие и с головой окунулся в бизнес по торговле недвижимостью. Мы встретились с ней еще в университете, она была из Мемфиса. Наш брак длился двенадцать лет.
— Вас трудно представить торговцем недвижимостью.
— Коммерция очень отличается от всего остального, от фермерства, например. — Глаза его заблестели. — В моей жизни были интересные события… — В это время они подошли к двери, в спальню. Пытаясь отвлечь его внимание, Кортни сказала первое, что пришло в голову:
— Эбенезера мы заперли.
Джерет остановился перед дверью и, глядя невинными глазами, спросил:
— Это спальня Райана?
— Нет! — Тем не менее он вошел в комнату и начал осматриваться. Кортни осталась в коридоре. Ну почему она позволила вовлечь себя в экскурсию по дому?
— Так это ваша спальня, — тихо проговорил Джерет.
— Она похожа на все остальные.
— Нет, она похожа на вас. — Кортни побоялась спрашивать, почему.
— Боитесь войти сюда вместе со мной?
— Нет, я жду. Думала, вы хотите посмотреть комнату Райана.
Джерет усмехнулся:
— Вообще-то нет. Я хотел посмотреть вашу.
— Боже, как вы мне надоели! Давайте вернемся в гостиную, — поспешила предложить Кортни, лихорадочно думая, как же выставить его из спальни.
Джерет рассмеялся:
— Клянусь, Малыш, на ночь вы переодеваетесь в бабушкины ночные сорочки.
— Это определенно не ваше дело! — Кортни в эту минуту ненавидела румянец, который уже окрасил ее щеки.
— Но я ведь прав. Ваши алые щечки выдают вас с головой. Хотите знать, в чем сплю я?
— Нет!
Джерет рассмеялся, подошел к кровати и сел на нее. Чтобы не потерять его из виду, Кортни пришлось подойти к двери. Картина сидящего на ее кровати мужчины показалась ей такой странной и невозможной, что потрясла до глубины души.
— Убирайтесь с моей кровати!
— Не надо так пыхтеть, я ведь не съем вас, только посижу немножко на постельке. Для пружин может и плохо, а для вас — совершенно безопасно.
— Я подожду вас в гостиной!
— Задержитесь на минутку, — попросил Джерет, явно забавляясь сложившейся ситуацией. — Мне хотелось удовлетворить свое любопытство, я вовсе не собирался вас пугать.
— Я и не боюсь вас. — Кортни прошла через комнату и стала прямо перед ним, сложив руки на груди: — Я не понимаю, почему вы так настойчиво преследуете меня. Мы с вами совершенно разные люди, такие разные, как день и ночь. Вам не нравится мой образ жизни, и, видит Бог, мне претит то, как живете вы, — решительно заявила она.
Джерет встал.
— Это не страшно, пока дело не касается основных жизненных принципов. Но ведь у нас с вами были моменты, когда мы понимали друг друга. Как хорошо было рядом с нашими детьми!
— Да, пожалуй.
— Мне очень важно было понять, так ли это для вас, — глаза его смеялись, — но от шуток я удержаться не могу, хотя знаю, что дразню вас и вывожу из себя. Ну что со мной поделаешь? — Джерет протянул руку и ласково положил ее на плечо Кортни. Сердце ее билось так гулко, что он удивленно поднял брови. — Между нами, Малыш, существует некая энергетическая связь, и ты это знаешь так же хорошо, как и я. Я чувствую, что под холодной, чопорной внешностью в тебе скрывается пылкая женщина, и не хочу дать ей погибнуть.
— Пойдемте в гостиную, — еле выдавила из себя Кортни.
— Слышите, как стучит ваше сердце?
— Неправда, — пыталась возразить она, но слова прозвучали слабо и неуверенно. Кортни знала, что Джерет прав. Он стоял так близко, и ее так влекло к нему, словно в нем был скрыт мощный магнит, в поле которого она попала.
Раздался долгий звонок в дверь.
— Все-таки вам придется вернуться в гостиную. Я не могу открыть членам школьного комитета, пока вы находитесь в моей спальне.
Джерет засмеялся:
— Ну конечно. Я совсем не намерен портить вашу незапятнанную репутацию. Бьюсь об заклад, она у вас на самом деле безукоризненная.
Кортни вышла из спальни, недовольная собой. Как бы ей хотелось вести себя с Джеретом раскованно, легко парировать его насмешки, но, к сожалению, этого ей было не дано. Она подождала Джерета в холле, и только убедившись, что он, наконец, вышел из ее комнаты, открыла входную дверь.
На крыльце ожидали несколько представительниц Школьной Ассоциации Учителей и Родителей. В течение четверти часа подъехали остальные. Когда все были представлены друг другу и расселись в гостиной, Кортни подала кофе и пирожные. Джерет устроился в старинном кресле, его раненая нога удобно лежала на подушечке. И, конечно же, внимание женщин было сосредоточено на нем.
Майра Уотс, встряхнув длинными рыжими волосами, сладким голосом ворковала:
— Нам было очень приятно получить мужскую поддержку, Джерет, но по телефону вы ничего не сказали о том, что больны. Что произошло?
— Когда Кортни свалилась на меня с забора, я случайно прострелил себе ногу, — с совершенно невозмутимым видом сообщил Джерет.
От неожиданности Кортни едва не выронила поднос, который несла из кухни, и пролила сливки.
— Неправда! — воскликнула она, заставив всех повернуться. Майра нервно засмеялась и заерзала на стуле:
— Ах, я не могу дождаться, рассказывайте побыстрее, как же это случилось.
— Я занимался хозяйственными делами на своей земле, когда Кортни перепрыгнула через забор и…
— Эти ваши дела заключались в том, чтобы застрелить птицу, — перебила его Кортни. — А я зацепилась за перекладину и потеряла равновесие.
Если всеобщее изумление и задело Джерета, то он ничем не выдал себя.
— Да. Я собирался убить сокола, который нападает на моих лошадей. Ваш любимчик — чертовски злобная тварь. — При этих словах Джерет очаровательно улыбнулся дамам, которые дружно закивали в ответ.
Расстроенная, Кортни ушла на кухню, чтобы принести еще кофе и добавить сливок, а вернувшись, увидела, что дамы оживленно смеются, с интересом слушая Джерета. Подавая кофе, она обратила внимание, как охотно женщины засыпают рассказчика вопросами и как заразительно хохочут над ответами. Кортни устроилась на самом дальнем от Джерета Кэлхоуна стуле и, потягивая черный кофе, недоумевала, почему же Майра до сих пор не начинает заседание. Казалось, что никто не торопится, предпочитая слушать истории Джерета. Кортни повернулась к окну, однако все ее внимание было направлено на то, что происходило в комнате. Вероятно, участие в Ассоциации мужчины так непривычно, подумала она, если дамы суетятся вокруг Джерета в состоянии крайнего возбуждения. Он же светился очарованием, как солнце в майский день. Но где та тонкая энергетическая ниточка, соединившая их здесь, в этом доме?